Сватоплук Чех - Путешествия пана Вроучека
- Да ты чего это: в Жатце - и вдруг чистокровные немцы? - возмутился Вацек.- Да если бы везде в Чехии были такие верные чехи, как жатецкие! Я не городской, я из деревни под Жатцем, но и за нами далеко - все чешское. Да ты глянь на мою шляпу,добавил он с усмешкой,- и припомни старую шуточную поговорку: "Узнаешь богемца по соломенной шляпе".
После минутного молчания Мирослав, Золотых дел мастер, произнес: Поведай нам, Матей, как говорят о нас, чехах, в иных странах?
- Сказать по правде,- пробурчал пан домовладелец, трудясь над селедкой,- не очень-то нас любят.
- Могу поверить,- усмехнулся Войта от Павлинов.- Красноречивое тому свидетельство мы зрим там, за рекой: войско крестоносцев, собранное против нас со всех концов земли.
- А я слыхал, в иных землях нас не только еретиками обзывают, но и мерзкие басни про нас выдумывают, будто мы поклоняемся злому духу в образе белого агнца либо черного жука, - вмешался в разговор корчмарь.
- Типун им на язык, лгунам бесчестным! - воскликнул Янек от Колокола.
- Помните, как в священном писании: "Блаженны есте, еща поносят вам...",- проговорил Войта от Павлинов и добавил: - А еще пословица есть: "Много надо б полотна, чтобы всем закрыть уста". Пусть себе за горами говорят, что им любо: зато здесь, на земле Геринк (от нем. Hering) селедка. Приведенная пословица означает: "Не поступай необдуманно!" Чешской, мы своим хулителям, бог даст, ответим так, что навеки умолкнут!
- Однако кто бы не горевал, что имя народа чешского отдано на поругание и поношение всему христианскому миру!- со .вздохом возразил Мирослав, Золотых дел мастер.
- Э, да ты говоришь так, будто жалеешь, что мы отвергаем иго Зикмундово и верно стоим за Чашу, - укорил его Войта.
- Насчет моей верности учению Гусову ни у кого сомнений быть не может, а что я думаю про Зикмунда, лучше всего доказывает вот это,- энергично защищался Мирослав, указывая на свой арбалет и щит. - И все ж таки мне горько, что наследник короны чешской злодейски выступил против нас и что церковь противится чистой вере божией.
- И что ж нам остается делать, как не сражаться до последней капли крови, защищая мечом нашу правду против церкви, короля и всего мира! воскликнул Войта от Павлинов.
- И я готов отдать за это жизнь, - продолжал защищаться золотых дел мастер. - Но опасаюсь, что и победа не остановит пагубных раздоров, обрушившихся на нашу землю, ибо подорвали мы старые земские устои, напрндумывали разных новых учений, кои что ни день возникают в храбрых головах наших священников и даже простых смертных, сея рознь и среди нас, защитников Чаши.
- Вот именно! - отозвался вдруг тонким и резким годвсом тощий юнец, поднимаясь из-за стола.- Корень зла и неизбывная скверна земли нашей в том, что многие люда суетные, и особливо священники таборские, что ни день новые еретические придумки оглашают и ееют в народе против чистого учения наших магистров пражских.
Вслед за этими словами раздался столь страшный удар, что нан Броучек от испуга весь затрясся: это Вацек Бородатый хватил кулачищем об стол и гневно рявкнул на юнца: - Ноппо, школяр безбородый, срамишь священников таборских?
- Хоть я и безбородый, а в писании начитан и могу вести диспут о чем угодно с бакалаврами и магистрами,- дерзко возразил школяр.- И я могу яснее ясного на писании, Отцах церкви, книгах магистра Гуса и трактатах самого Виклефа доказать, что все священники таборские против истинной христианской веры согрешают, и особливо...
- Молчи, невежа противный! - осадил его резко Вацек. - Тряси своим суетным умишком в школе, где еще не одну березовую метлу о твою спину обломают. Знай, что и я держусь учения священников таборских и никому не дозволю хулить его, тем менее тебе, шалыга тощий!
- Оставь школяра в покое,- заступился за юнца Мирослав, Золотых дел мастер.- Я и сам так думаю, что заблуждаются табориты, отступая от учения Гусова, заводя всякие разные новшества, которые нас не токмо навсегда от церкви соборной отторгнут, но я нарушат весь исстари заведенный порядок. Уже не хотят они и короля над собой, ни другого кого властелином, права князей, дворян и прочих не признают, достояние и имущество у них отнимают. И более того - уже рушат и жгут не токмо монастыри, но и храмы божьи, крушат алтари, рвут ризы, разбивают священные сосуды, статуи и мощи святых предают поруганию...
- Потому как идолопоклонство это - молиться распадающимся костям и куклам, рукою человека созданным, - резко отвечал Вадек. - И разве не читаем мы в писании, что грядет час, когда люди молиться будут не во Иерусалиме и не на горе Гаризим, а в духе и истине? И сей час настал для нас, познавших истину. Не нужно нам храмов, ни алтарей, мы везде молимся в сердце своем. И не нужны нам ложные установления людские: чистые законы веры мы носим в наших сердцах. В царстве божиём нет ни господ, ни рабов, а токмо братья и сестры, любящие друг друга и разделяющие между собой все блага земные. А вот твое сердце, золотых дел мастер, привержено презренному металлу сильнее, чем правде небесной. Боишься, что с искоренением греховной суеты мира уменьшится твоя прибыль, потому-то и защищаешь ты драгоценные дароносицы, позолоченные фигурки и шитые золотом и серебром поповские ризы...
- Честно заработанное за грех не почитаю, - запальчиво возражал Мирослав.- Но не ради выгоды защищаю я дароносицы и ризы, а лишь ради славы божией и благолепия .святой литургии, коим достойно служит дорогой металл блеском своим, рукой творца приданным.
- Истинно глаголешь, - нетерпеливо перебивая, поспешил ему на помощь школяр и начал говорить, как на ученом диспуте.
Он состроил серьезную мину и, видимо, копируя какого-нибудь старого седобородого магистра, проводил большим и указательным пальцами по своим впалым щекам от глаз под самый подбородок, будто действительно оглаживал длинную бороду:
- Так велит устав христианский служить святую обедню, будучи сам сложен из наиблагороднейших истин и молитв святителей, как из перлов святых драгоценных и из слитков золотых и дорогих каменьев истины и веры христианской, почему и подобает ему по праву божественному внешнее драгоценное убранство. А что касается облачений, так отрицающие их путаники таборские не только глубоко заблуждаются, но и память самого Виклефа оскверняют, ибо он до дня своей смерти служил литургию в облачении, а в книгах "De Eucharista" [O таинстве причастия" (греч.). ] в главе четвертой ясно говорит, что... , - Пошел ты со своей недозрелой ученостью...прервал его рассуждения Войта от Павлинов. - Знай, что я тоже во многом согласен с таборитами.
- Вас, новогородских, и впрямь скоро обратит в таборитскую веру ваш бешеный поп Ян Желивский: она ему очень по душе! - воскликнул Мирослав, Золотых дел мастер.
- Яна Желивского ты мне не трожь, слышишь? - крикнул Войта, задетый за живое.- Не то я так отвечу, что кое у кого бока затрещат!
- Перестаньте, друзья,- пытался утихомирить ссорящихся Янек от Колокола.- Не время сейчас браниться; сейчас нам надобно держаться заодно, чтоб отбить врага. Ведь все мы равно стоим за Чашу и за свободу нашей веры, а в чем расходимся мы, того не решишь ссорой в корчме: пусть серьезно об том потолкуют духовные лица с обеих сторон. До той поры никто никого не смеет называть путаником, тем более из-за церковных облачений.
- Но облачения принадлежат к основным установлениям церкви, - опять завел свое настырный школяр. - Разумеется, табориты и церковь самое предают поношению, все постулаты ее нарушая, невзирая на то, что говорит Беда в главе "Quicumgue", а святой Августин в главе "Omnis catholicus" и в главе "Ita fit", а к тому же и в главе "Sic enim". Хм-хм... "Et ponitur"...
Он замолчал, видимо, забыв, что к чему, и, вынув из-за пояса свои таблички, начал прилежно их изучать.
- А что ты думаешь про облачения? - обратился золотых дел мастер к пану Броучеку.
Последний между тем укреплял свое знакомство с медовухой, открывая в ней все новые и новые приятные свойства. И если старая чешская пословица говорит: "Хмель - ирой", то медовуху, пожалуй, следовало бы назвать богатыршей. Новочешский питух чувствовал, как с каждым глотком в его жилы вливается огневая кровь, а в сердце рождается дивная отвага; он позабыл о всех опасностях средневековья, и даже чтото воинственное появилось в его взгляде. Его первоначальное недовольство тем, что эти древние чехи и в корчме не могут найти более разумного предмета для разговора, чем политика и даже религия, рассеялось, и он ощутил в себе острое желание вмешаться в их спор. Удар Вацека кулаком по столу сначала испугал его, однако очередной глоток вновь придал ему смелости, так что теперь на вопрос Мирослава он ответил весьма решительно:
- Право, я вам удивляюсь, братцы: как можно спорить о таких вещах? Ну что за служба без облачений? Так разве бараны служат...
Тут случилось что-то такое с паном Броучеком, что в первую минуту он даже толком не осознал, но отчего разом улетучился весь его геройский дух. Железная рука сгребла его за шиворот, перед носом качнулась палица с длинными шипами, а в ушах прогремел яростный голос: "Я тебе покажу баранов, махмуд паршивый!" Эпизод в корчме грозил кончиться весьма печально, но с одной стороны Домшик вовремя схватил за руку поднявшего палицу рассвирепевшего селянина, а с другой подоспел корчмарь.
