Джон Голсуорси - Девушка ждёт
Пока они «бегали по дому», Клер спросила Динни:
– Где тетя Эм научилась глотать окончания слов?
– Папа рассказывал, что в школе, где она училась, считалось неприличным произносить все слово до конца. Правда, она – прелесть?
Клер, которая в это время подкрашивала губы, только кивнула.
Возвращаясь в столовую, они услышали, как леди Монт говорит:
– Брюки Джеймса, Блор.
– Да, миледи.
– У них такой вид, будто они вот-вот свалятся. Нельзя ли с ними что-нибудь сделать?
– Да, миледи.
– А вот и вы! Тетя Уилмет гостит сейчас у Генриетты. Они там спорят напропалую. Для каждой из вас нашлось по холодной птичке. Динни, что ты сделала с Аланом? Он стал такой интересный, а завтра кончается его отпуск.
– Ничего я с ним не сделала, тетя Эм.
– Поэтому он такой интересный. Нет. Дайте мне морковку, Блор. Разве ты не выходишь за него замуж? Я знаю, у него есть виды на наследство… судебный процесс… кажется, где-то в Уилтшире? Он все ходит сюда и плачется мне в жилетку, бедняжка.
Под пристальным взглядом Клер Динни застыла с поднятой вилкой.
– Смотри, не то он еще переведется в Китай и женится на дочке беглого корабельного казначея. Говорят, в Гонконге их полно. Да! Мой портулак погиб. Босуэл и Джонсон взяли да и полили его жидким навозом. Совсем не разбирают запахов. Знаете, что они один раз сделали?
– Нет, тетя Эм.
– Напустили насморк на моего племенного кролика, – обчихали всю его клетку. Бедняжка умер. Я их уволила, но они не ушли. Не уходят, и все. Дядя их совсем избаловал. А ты не собираешься с кем-нибудь сочетаться, Клер?
– «Сочетаться»! Тетя Эм!
– Прелестное слово, – то и дело попадается в воскресных газетах. Но ты собираешься или нет?
– Конечно, нет.
– Почему? Все некогда? По правде говоря, терпеть не могу морковку… такая скука. Но у дяди начинается опасный возраст… приходится об этом думать. Не понимаю, зачем мужчинам опасный возраст. И, в сущности, он у него должен был уже пройти.
– Он прошел, тетя Эм. Разве ты забыла? Дяде Лоренсу уже шестьдесят девять.
– Понимаешь, это еще совсем незаметно. Блор!
– Да, миледи.
– Уйдите, пожалуйста.
– Да, миледи.
– Есть такие вещи, о которых при нем нельзя говорить, – сказала леди Монт, когда за дворецким закрылась дверь, – аборты, дядя и так далее. Бедная киска!
Она встала, подошла к окну и бросила кошку на цветочную клумбу.
– Блор с нею терпелив, как ангел, – прошептала Динни.
– В сорок пять они пускаются во все тяжкие, – сказала, возвращаясь на свое место, леди Монт, – и в шестьдесят пять тоже, а потом – уж и не знаю когда. Я никогда не пускалась во все тяжкие. Но я подумываю о нашем священнике.
– Он очень скучает, тетя?
– Напротив, отдыхает душой. Он часто бывает у нас.
– Вот было бы здорово, если бы ты затеяла какую-нибудь скандальную историю!
– Динни!
– Дядя Лоренс был бы в восторге.
Леди Монт словно оцепенела.
– Где Блор? – спросила она. – Пусть он мне тоже даст хоть один блинчик.
– Ты же сама его отослала.
– Ах да!
– Нажать звонок, тетя Эм? – спросила Клер. – Он у меня под стулом.
– Я поставила его там для дяди. Он читает мне «Путешествие Гулливера». Какой это был грубиян!
– Ну, Рабле или Вольтер – еще хуже.
– Ты читаешь такие грубые книги?
– Что поделаешь, это классика.
– Говорят, есть такая книга – Апулеса или что-то в этом роде; дядя купил ее в Париже, а в Дувре ее у него отняли. Вы ее читали?
– Нет, – сказала Динни.
– Я читала, – сказала Клер.
– Дядя мне о ней рассказывал, – тебе вовсе незачем было ее читать.
– Ну, теперь читают все, что попало; какая разница!
Леди Монт перевела взгляд с одной племянницы на другую.
– Что ж, – с загадочным видом произнесла она, – библия ведь тоже… Блор!
– Да, миледи.
– Кофе в холле на тигре. И подбросьте запашку в огонь. А мне виши.
Когда она выпила стакан виши, все поднялись.
– Восхитительно! – шепнула Клер на ухо Динни.
– Что вы делаете насчет Хьюберта? – спросила леди Монт, когда они уселись у горящего камина в холле.
– Дрожим от страха, тетя.
– Я просила Уилмет поговорить с Генриеттой, – ведь та бывает при дворе. И потом теперь ведь летают. Почему бы ему куда-нибудь не полететь?
– Дядя Лоренс внес за него залог.
– Он не обидится. Мы можем обойтись без Джеймса, у него аденоиды, а вместо Босуэла и Джонсона можно взять одного.
– Хьюберт не согласится.
– Я люблю Хьюберта, – сказала леди Монт, – а он женился… слишком все как-то скоро. А вот и запашок.
За Блором, который нес кофе и сигареты, следовал Джеймс с огромным кедровым поленом. Пока леди Монт заваривала кофе, воцарилось благоговейное молчание.
– Сахару, Динни?
– Да, пожалуйста, две ложки.
– Я кладу себе три. Но от этого толстеют. Клер?
– Пожалуйста, одну.
Девушки отпили по глотку, и Клер вздохнула.
– Поразительно!
– Да. Почему у тебя кофе вкуснее, чем у кого бы то ни было, тетя Эм?
– Я тоже так думаю, – сказала тетя. – А этот бедняга, Динни. Я была так рада, что он вас не искусал. Теперь Адриан ее получит. Слава богу.
– Еще не скоро: дядя Адриан уезжает в Америку.
– Зачем?
– Нам всем казалось, что так лучше. И он тоже так думает.
– Когда он отправится в рай, – сказала леди Монт, – кому-нибудь придется его проводить, не то он так туда и не попадет.
– Что ты, ему там давно приготовлено место.
– Ничего не известно. В воскресенье священник как раз об этом читал проповедь.
– У него хорошие проповеди?
– Ничего.
– Наверно, их писала ему Джин.
– Да, раньше они были куда забористей. Где я подцепила это словечко?
– Наверно, у Майкла.
– К нему вечно все липнет. Священник говорит, что надо обуздывать свои аппетиты. Он приходил к нам обедать.
– И, наверно, пообедал с большим аппетитом.
– Да.
– Сколько он весит, тетя Эм?
– В раздетом виде, – не знаю.
– Ну, а в одетом?
– Порядочно. Он собирается писать книгу.
– О чем?
– О Тасборо. Там была одна, ее сперва похоронили, а потом она жила во Франции, только она была урожденная Фицгерберт. Потом один из них сражался при… как это… Макароне?… Нет, как-то иначе, Августина это нам тоже готовит.
– При Наварине?[31] В самом деле?
– Да, но другие говорят, будто его там не было. Священник хочет все это раскопать. Потом был еще Тасборо, которому отрубили голову, а он забыл об этом рассказать. Но священник все разнюхал.
– При каком короле?
– Вот уж не могу запомнить всех этих королей. При Эдуарде Шестом… или Четвертом? Как ты думаешь? Он был Алая Роза[32]. Потом был еще Тасборо, который женился на одной из нас. Звали его Роланд… а может быть, и не Роланд. Но он сделал что-то необыкновенное, и у него отняли земли. Он был еретиком – что это значит?
– Это значит, тетечка, что при протестантском режиме он был католиком.
– Сперва сожгли его дом. Он упоминается в «Меркуриус Рустикус» или еще в какой-то книжке. Священник говорит, что его очень любили. Дом его жгли два раза, а потом разграбили… или наоборот, не помню. Там был ров с водой. И остался список того, что они взяли.
– Какая увлекательная история!
– Варенье, серебро, кур, белье и как будто зонтик или еще что-то очень смешное.
– Когда все это было?
– В гражданскую войну. Он был роялистом. Вспомнила! Его звали совсем не Роландом, а ее звали Элизабет, в честь тебя, Динни. История повторяется.
Динни задумчиво смотрела на горящее полено.
– Был у них еще и адмирал – при Вильгельме Четвертом, он умер от перепоя, – он, а не Вильгельм! Но священник говорит, что нет, и хочет доказать это в своей книге. Говорит, будто тот простудился, выпил рому от насморка и окочурился… Где я подцепила это слово?
– Я его иногда говорю.
– Ну да. Видишь, сколько их, не считая всех неинтересных – от самого Эдуарда Исповедника или кого-то там еще. Он хочет доказать, что их род древнее нашего. Какие глупости, правда?
– Ну и ну! – пробормотала Клер. – Кто будет читать такую книгу?
– Как знать! Но это потешит его спесь, да и спать он будет поменьше. А, вот и Алан! Клер, ты не видела, где у меня рос портулак? Пойдем взглянем.
– Тетя Эм, ты бесстыдница, – шепнула ей на ухо Динни, – и это все равно не поможет.
– «Если в первый раз не вышло»… помнишь стишок, который мы повторяли каждое утро, когда были маленькие? Подожди, я надену шляпу, Клер.
Они ушли.
– Значит, ваш отпуск кончается, Алан? – спросила Динни, оставшись наедине с молодым человеком. – Куда вы отправляетесь?
– В Портсмут.
– Это хорошо?
– Могло быть и хуже. Динни, я хочу поговорить с вами о Хьюберте. Ну, а если в следующий раз дело в суде примет дурной оборот, – что тогда?
