Элизабет Гаскелл - Жены и дочери
Осборн и миссис Гибсон быстро нашли общий язык в соответствии с общепринятым кодексом поведения, когда молодой человек наносит визит новобрачной средних лет. Они завели разговор о «Шекспире и стеклянных гармониках»[44], соревнуясь в знании последних лондонских новостей. Во время пауз, возникавших в разговоре с Роджером, до Молли доносились обрывки их беседы. Ее герой предстал перед нею в новом облике; оставив в стороне литературу и поэзию, романтизм и критику, он с жаром рассуждал о последнем спектакле и певицах в опере. В этом у него было несомненное преимущество перед миссис Гибсон, которая, в сущности, знала обо всем этом лишь с чужих слов, слушая разговоры в Тауэрз, в то время как Осборн два или три раза сбега́л из Оксфорда, чтобы послушать или взглянуть на очередное открытие сезона. Зато миссис Гибсон обладала куда большей изобретательностью, дабы восполнить недостающие факты; да и опыта в выборе слов и построении предложений ей было не занимать, так что со стороны казалось, будто мнение, которое в действительности было чужим и которое она лишь повторяла, сложилось у нее на основе собственных наблюдений и выводов. Например, отзываясь о манерности знаменитой оперной певицы, она сказала:
– Вы обратили внимание, как она сутулится и молитвенно складывает руки перед тем, как взять высокую ноту?
Из этого замечания следовало, что миссис Гибсон собственными глазами наблюдала упомянутый ею момент. Молли, которая к этому времени уже прекрасно знала, где и как провела последний год ее мачеха, прислушивалась к разговору с немалым удивлением, но в конце концов решила, что попросту не поняла, о чем идет речь, поскольку из их разговора выпадали целые куски, что было вызвано необходимостью поддерживать беседу с Роджером. Осборн предстал перед нею совсем другим, чем тогда, когда она видела его с матерью в поместье. Роджер заметил, что она то и дело поглядывает на его брата.
– Вы полагаете, что мой брат выглядит больным? – вдруг поинтересовался он, понизив голос.
– Нет… не совсем.
– Ему явно нездоровится. Мы с отцом очень беспокоимся о нем. Поездка на континент, вместо того чтобы пойти ему на пользу, принесла один лишь вред. Кроме того, боюсь, на нем сказалось и разочарование, постигшее его на экзамене.
– Мне вовсе не показалось, будто он выглядит больным. Просто он изменился, стал другим, что ли.
– Он говорит, что должен скоро вернуться в Кембридж. Быть может, там ему станет лучше. Я уезжаю на следующей неделе. Так что сегодня мы наносим вам прощальный визит, а заодно передаем поздравления миссис Гибсон.
– Ваша мама будет скучать по вас обоим, не так ли? Но, разумеется, молодые люди должны жить вдали от дома.
– Да, – ответил он. – Тем не менее она грустит, да и состояние ее здоровья не внушает мне оптимизма. Вы ведь будете иногда навещать ее, не правда ли? Мама очень привязана к вам.
– Если только смогу, – пообещала Молли, невольно покосившись на свою мачеху. У нее вдруг возникло неприятное ощущение, будто миссис Гибсон, несмотря на видимую увлеченность беседой с Осборном, слышит каждое слово, которое срывается с ее губ.
– Хотите почитать еще что-нибудь? – спросил Роджер. – Если да, то составьте список и отправьте его моей матери до того, как в следующий вторник я уеду. Потому что после моего отъезда зайти в библиотеку и выбрать их для вас будет некому.
После того как они ушли, миссис Гибсон, по своему обыкновению, принялась обсуждать откланявшихся визитеров.
– Этот Осборн Хэмли мне понравился! Какой славный молодой человек! Как-то так получается, что старшие сыновья мне всегда нравятся. Он ведь унаследует поместье, верно? Я попрошу твоего дорогого папу, чтобы он пригласил его почаще бывать у нас. Осборн Хэмли станет очень хорошим и приятным знакомым для тебя с Синтией. А второй, на мой взгляд, неотесанный и грубоватый молодой человек, в нем нет ничего аристократического. Полагаю, он пошел в свою мать, которая являет собой самую обычную парвеню, как о ней отзывались в Тауэрз.
На что Молли с превеликим удовольствием злорадно ответила:
– Кажется, я слышала, будто ее отцом был русский купец, который торговал свечным жиром и пенькой. Мистер Осборн Хэмли очень похож на нее.
– Вот как! Да, в таких вещах никогда не угадаешь. Как бы там ни было, у него внешность и манеры настоящего джентльмена. У них ведь родовое имение[45], не так ли?
– Понятия не имею, – отозвалась Молли.
Последовало недолгое молчание. А потом миссис Гибсон сообщила:
– Знаешь, пожалуй, я попрошу твоего дорогого папу устроить небольшой торжественный обед и пригласить на него мистера Осборна Хэмли. Мне бы хотелось, чтобы здесь он чувствовал себя как дома. У нас ему будет намного веселее после скуки и одиночества Хэмли-холла. Насколько мне известно, его престарелые родители нечасто бывают в обществе?
– На следующей неделе он возвращается в Кембридж, – заметила Молли.
– В самом деле? Что ж, в таком случае мы отложим наш маленький обед до тех пор, пока Синтия не вернется домой. Мне бы хотелось собрать для нее, бедняжки моей дорогой, небольшое общество молодых людей, когда она приедет сюда.
– А когда она приезжает? – осведомилась Молли, которая с неизменным любопытством ожидала возвращения Синтии.
– Ах! Не могу сказать в точности, быть может, на новый год, хотя не исключено, что не ранее Пасхи. Но сначала я должна заново обставить эту гостиную, а потом привести в порядок ее и твою комнаты. Они ведь совершенно одинаковы, только расположены друг напротив друга по коридору.
– Вы собираетесь заново обставить и отделать эту комнату? – переспросила Молли, изумленная бесконечными переделками.
– Да, и твою тоже, дорогая. Поэтому не стоит завидовать.
– Ох, пожалуйста, мама, не надо трогать мою комнату, – сказала Молли, только теперь сообразив, что это означает.
– Да, дорогая! И твоя комната тоже будет непременно обновлена. Небольшая французская кровать, новые обои, красивый коврик, нарядный туалетный столик с зеркалом – и она будет выглядеть совершенно по-другому.
– Но я не хочу, чтобы она выглядела по-другому. Она нравится мне такой, какая есть. Прошу вас, не надо с ней ничего делать.
– Какой вздор ты говоришь, дитя мое! Никогда не слышала ничего глупее! Любая девушка была бы только рада избавиться от мебели, которая годится лишь для чулана.
– Эта мебель принадлежала моей маме до того, как она вышла замуж, – тихо проговорила Молли; ей очень не хотелось прибегать к этому последнему доводу, но она не сомневалась, что он возымеет свое действие.
Миссис Гибсон помолчала немного, прежде чем ответить:
– То, что ты испытываешь подобные чувства, делает тебе честь. Но не кажется ли тебе, что сантименты могут завести слишком далеко? Получается, что мы должны вообще отказаться от новой мебели и довольствоваться изъеденной червями рухлядью. Кроме того, дорогая моя, Холлингфорд наверняка покажется Синтии скучным после яркой и веселой Франции, а я хочу, чтобы первые впечатления, которые сложатся у нее здесь, были самыми благоприятными. Я рассчитываю, что она осядет где-нибудь поблизости, а еще мне хочется, чтобы она приехала в хорошем расположении духа, потому что, между нами говоря, дорогая моя, она отличается некоторым упрямством и своеволием. Только, прошу тебя, не стоит говорить об этом твоему папе.
– Но разве нельзя переделать только комнату Синтии? Пожалуйста, не надо трогать мою спальню.
– Нет конечно! Об этом и речи быть не может. Ты только представь, что станут говорить обо мне люди! Что я балую своего собственного ребенка и пренебрегаю дочерью супруга! Нет, этого я не могу допустить.
– Но ведь об этом необязательно знать кому-либо другому.
– В таком городе, как Холлингфорд, где так любят перемывать косточки соседям? Право же, Молли, ты или очень глупа, или упряма, или же тебе попросту все равно, какие гадости будут говорить обо мне. И все ради твоей эгоистичной фантазии! Нет! В этом вопросе я поступлю так, как считаю нужным. Все должны знать, что я – не обычная приемная мать. Каждый пенни, что я потрачу на Синтию, будет потрачен и на тебя, так что более говорить на эту тему не имеет смысла.
Итак, маленькая кровать Молли, застеленная белым канифасом, ее старомодный комод и прочие дорогие реликвии, оставшиеся со времен девичества ее матери, были приговорены к забвению в чулане. И спустя некоторое время, когда Синтия прибыла домой вместе со своими огромными сундуками, старая мебель, дотоле занимавшая место, которое теперь потребовалось для новых вещей, исчезла с глаз долой.
Все это время досточтимые обитатели поместья Тауэрз отсутствовали; начало зимы по настоянию врачей леди Камнор проводила в Бате[46], и все члены семейства отправились туда же вместе с нею. В тоскливые дождливые дни миссис Гибсон вспоминала о том, что скучает о «Камнорах», как она стала величать их после того, как обрела более независимое положение в жизни. Это было напоминанием о ее близости к членам семьи, что разительно отличалось от того благоговейного почитания, с коим горожане отзывались о «графе и графине». Время от времени и леди Камнор, и леди Гарриет писали своей дорогой Клэр. Первая обычно давала ей кое-какие поручения, которые было необходимо выполнить в Тауэрз или в городе; никто не мог справиться с ними лучше Клэр, которая так хорошо знала все привычки и вкусы графини. Эти поручения стали причиной появления различных счетов за наем одноконных экипажей и карет в гостинице «Георг». Когда мистер Гибсон указал на это своей супруге, она заверила его, что в случае успешного выполнения пожеланий леди Камнор они получат полагающийся презент – мясо дичи. Впрочем, сие обстоятельство тоже пришлось не по вкусу мистеру Гибсону, однако же он не стал озвучивать свои мысли вслух. А вот письма леди Гарриет были короткими и забавными. Она питала некоторую привязанность к своей прежней гувернантке, что заставляло ее время от времени браться за перо, а после испытывать удовлетворение от выполнения этой отчасти добровольной обязанности. Словом, о доверительном общении речь не шла, но письма эти содержали достаточное количество новостей о семье и городе, к которым примешивалась толика искренней заботы и уважения, что давало Клэр ощущение того, что бывшие ученицы ее не забывают. И любо-дорого было послушать, как миссис Гибсон цитировала пассажи из этих писем и ссылалась на них в разговорах с дамами Холлингфорда! Она уже имела возможность убедиться, какой эффект они производили в Эшкомбе, и в Холлингфорде наблюдалось то же самое. Но ее чрезвычайно озадачивали ласковые послания, адресованные Молли, и вопросы о том, понравился ли обеим мисс Браунинг переданный ею чай. Сначала Молли пришлось объяснить, что к чему, а потом и полностью пересказать все события дня, проведенные в Эшкомб Манор-хаусе, а заодно и поведать о визите леди Гарриет к обеим мисс Браунинг.
