Говард Лавкрафт - Зов Ктулху (сборник)
Я подумал, что ему известно о моем приходе, а все звуковые и визуальные приборы уже успели зафиксировать свет фонаря и скрип половиц от моих шагов. Но, поразмыслив, я все-таки не стал рисковать и ввязываться в очередную авантюру. Я бросил рассеянный взгляд на новенький цилиндр с именем Экли, который еще вечером заметил на полке. Хозяин сказал тогда, чтобы я его не трогал. Теперь я сожалею о собственной робости. Мне следовало бы включить прибор и выслушать все от начала и до конца. Одному Богу ведомо, какие тайны открылись бы мне, какие страшные сомнения подтвердились бы и на какие вопросы я получил бы ответ! Но, возможно, судьбе было угодно меня пощадить, и я ничего не узнал.
Я направил луч фонаря в угол, где, как полагал, должен был находиться Экли, но, к моему изумлению, кресло оказалось пусто. В нем никто не спал и не бодрствовал. На полулежал халат, и его складки чуть заметно колыхались. Рядом с ним валялись желтый шарф и огромные бинты, так поразившие меня при первой встрече. Я размышлял о том, куда мог деться Экли и почему он вдруг поспешил избавиться от своего «больничного» облачения. Внезапно я почувствовал, что в комнате больше нет ни вибрации, ни затхлого запаха. Чем же они были вызваны? Странно, но я ощущал их только в присутствии Экли, и особенно сильно рядом с его креслом. А вот в других комнатах и даже в коридоре они полностью отсутствовали. Я немного постоял, направляя луч фонаря в разные углы кабинета и пытаясь подыскать происшедшему хоть какое-то объяснение.
О господи, если бы я спокойно вышел и не стал высвечивать фонарем пустующее кресло-качалку! Но все сложилось иначе, и мне пришлось забыть о спокойствии. Я не выдержал и негромко вскрикнул, должно быть, нарушив покой стража этого дома, спящего в комнате по ту сторону коридора, хотя и не разбудив его. Мой выкрик и мерное похрапывание Нойеса были последними звуками, услышанными мной на мертвенно-тихой ферме под горой, поросшей темным лесом. Этот центр транскосмического ужаса затерялся среди заброшенных зеленых холмов и бормочущих невнятные проклятия ручьев, на старой крестьянской земле, похожей на спектр.
Удивительно, что, выбежав из дома, я не выронил фонарь, чемодан и револьвер и как-то сумел их удержать. Мне хотелось бесшумно выскользнуть отсюда, и, кажется, я сумел это сделать. Приблизившись к сараю, я сел в старенький «форд», завел мотор и поехал на видавшей виды машине куда глаза глядят. Мне хотелось лишь одного – очутиться этой темной, безлунной ночью в полной безопасности. Моя поездка превратилась в безумную гонку, достойную рассказов Эдгара По, стихов Рембо или рисунков Доре, но наконец я добрался до Тауншенда. Вот и все. Если я до сих пор здоров и мой рассудок не помутился, то мне крупно повезло. Иногда я со страхом думаю о будущем, о том, чего от него можно ожидать, особенно после знаменательного открытия новой планеты Плутон.
Как уже упоминалось, я вновь направил луч фонаря на пустующее кресло, успев обшарить весь темный кабинет. И тут мне бросились в глаза лежавшие на сиденье вещи. В первый раз я не обратил на них внимания, да это и понятно – их скрывали складки просторного халата. Полицейские, позднее прибывшие на ферму, тоже не нашли этих трех предметов. Сами по себе они вряд ли смогли бы испугать, о чем я, кажется, также говорил выше. Суть в том, к каким выводам они невольно подталкивали. Даже сейчас меня не оставляют сомнения, и я готов понять скептиков, считающих мой рассказ фантазией, результатом нервного расстройства или галлюцинацией.
Эти три предмета были отлично сделаны, я бы сказал, с каким-то поистине дьявольским умением и аккуратностью. С помощью металлических приспособлений они могли прикрепляться к любой органической структуре, и я бы не отличил их от настоящих. Надеюсь, искренне надеюсь, что какой-то неведомый мастер вылепил их из воска, хотя таящийся в глубине моей души ужас подсказывает мне совсем иной ответ. Боже правый! Шепчущий во тьме с этим затхлым запахом и вибрацией! Прорицатели, эмиссары, подмена, пришельцы… жуткое, назойливое жужжание… и все время новенький, сверкающий цилиндр стоял на полке… несчастное дьявольское отродье… Поразительные открытия в хирургии, биологии, химии и механике…
Ибо в кресле лежали как две капли воды похожие на настоящие, не отличимые от них ни под одним микроскопом лицо и руки Генри Уэнтуорта Экли.
1931Иные боги
На высочайших среди вершин земных гор обитают боги земли, и они не потерпят того, что кто-либо из людей станет утверждать, что видел их. Прежде они обитали не на столь высоких вершинах, однако люди равнины всегда будут преодолевать скалы и снега, загоняя богов на все более и более высокие горы, пока наконец не останется всего одна, самая последняя. Рассказывают, что, покидая свои прежние, старинные вершины, они забирали с собой все признаки своего пребывания, и только однажды оставили вырезанные в камне очертания на горе, которую называли именем Нгранек.
Но теперь, они перенесли себя в неведомый Кадат, расположенный в холодной пустоши, в которой не ступала нога человека, и сделались суровыми, не имея более горной вершины, на которую можно бежать от людей. Они сделались жесткими, и если прежде позволяли людям вытеснять себя, то теперь запрещают людям приходить, а пришедшим – уходить. И хорошо для людей, что они не ведают о Кадате и окружающей его холодной пустыне; иначе они по неблагоразумию своему попытались бы преодолеть ее.
Иногда, когда боги земли тоскуют по дому, посреди ночного покоя они посещают вершины, на которых некогда обитали, и тихонько плачут, пытаясь как и прежде играть на памятных склонах. Люди ощущали слезы богов на увенчанном белой шапкой Турае, хотя и думали, что идет дождь; а еще они слышали вздохи богов в жалобных ветрах над рассветными склонами Лериона. В облачных кораблях имеют обыкновение путешествовать боги, и мудрые крестьяне хранят легенды, которые запрещают им облачной ночью подниматься на иные вершины, ибо боги теперь не столь снисходительны, как в старину.
В Ултаре, что лежит за рекою Скай, некогда жил старик, с жадностью внимавший богам земли; человек, глубоко изучивший семь тайных книг земли и познавший Пнакотические манускрипты далекого мерзлого Ломара. Имя ему было Барзай Мудрый, и селяне рассказывают о том, как он поднялся на гору в ночь странного затмения.
Барзай знал о богах так много, что умел рассказывать об их деяниях и скитаниях; еще он разгадал столько их секретов, что люди считали его самого полубогом. Это он мудрым образом посоветовал магистратам Ултара принять тот знаменитый закон, запрещающий убийство кошек, это он впервые рассказал юному жрецу Аталу о том, куда ходят черные кошки в полночь Иванова дня. Барзай был человеком, обученным науке земных богов, и в душе его зародилось желание заглянуть в их лица. Полагая, что великие тайные знания о богах защитят его от их гнева, он решил взойти на высокую и скалистую вершину Хатег-Кла той ночью, когда на ней, как он знал, будут находиться боги.
Гора Хатег-Кла находится в далекой каменной пустыне за Хатегом, от которого получила свое имя, и возвышается над ней, как каменная статуя над безмолвным храмом. Вокруг вершины ее всегда скорбно играют туманы, ибо в них заключена память богов, которые любили Хатег-Кла, когда жили на ней в стародавние времена. Часто боги земли посещают Хатег-Кла в своих сотканных из облаков кораблях, и, отбрасывая блеклые тени испарений на ее памятные им склоны, пляшут под ясной луной. Жители селения Хатег говорят, что подниматься на Хатег-Кла худо в любое время, но смертельно опасно подниматься на эту гору ночью, когда бледные туманы окутывают и луну, и вершину; однако Барзай и не думал прислушиваться к их словам, когда явился из соседнего Ултара с юным жрецом Аталом, который был его учеником. Атал являлся единственным сыном содержателя постоялого двора, и потому иногда пугался; однако отец Барзая был ландграфом, обитавшим в старинном замке, поэтому суеверия простолюдинов не запали в его кровь, и он только смеялся, внимая трусливым селянам.
Вопреки мольбам крестьян Атал и Барзай вышли из Хатега в каменную пустыню, и возле ночных костров беседовали о старых богах. Много дней шли они, и наконец издали узрели высокую Хатег-Кла в сиянии скорбного тумана. На тринадцатый день пути подошли они к подножию одинокой горы, и Атал признался в своих страхах. Но старый и опытный Барзай не испытывал страха, и потому первым отправился вверх по склону, по которому не ступали человеческие ноги со времени Сансу, о котором с таким страхом писано в заплесневелых Пнакотических манускриптах.
Путь их пролегал по голому камню, и пропасти, утесы и камнепады лишь добавляли ему опасности. Выше сделалось холодно и появился снег; так что Барзай и Атал часто оскальзывались и падали, опираясь на посохи и прорубая путь топорами. Наконец воздух сделался жидким, небо переменило цвет и восходителям стало трудно дышать; однако они все продвигались вверх и вверх, дивясь непривычным окрестностям и восторгаясь мысленно тем, что случится на вершине, когда взойдет луна, сея вокруг бледные испарения. Три дня они поднимались все выше и выше, приближаясь к крыше мира, а затем стали лагерем, дожидаясь ночи, когда затмится луна.
