Говард Лавкрафт - Зов Ктулху (сборник)
Я попытался уловить слова, но прочные перекрытия между этажами искажали их смысл. Вдобавок мне мешал не прекращающийся ни на секунду шум и грохот в кабинете. У меня создалось впечатление, что там полным-полно живых существ – гораздо больше, чем говоривших. Этот шум почти невозможно описать, во всяком случае я не нашел для него убедительных сравнений. По комнате постоянно двигались в разных направлениях – шаги отдаленно напоминали то ли затрудненный бег по какому-то шероховатому покрытию, то ли (это определение более конкретно, хотя тоже неточно) шарканье и топот деревянных подошв по отполированному паркету. Я не стал строить дальнейших предположений относительно расхаживающих по кабинету.
Вскоре я также осознал, что не могу разобрать ни одной фразы или связать воедино отдельные услышанные слова. Ко мне в спальню проникали лишь обрывки, в них часто упоминались имена – Экли и мое собственное, наиболее четко их произносил «металлический» голос из цилиндра, соединенного с усилителем звука, но смысл ускользал от меня, ибо я не знал контекста. Я и сейчас не решаюсь сформулировать какой-нибудь вывод, понимаю лишь, что на меня гнетуще подействовали намеки, а не открывшаяся истина. Я всем существом чувствовал ужас этого сборища, но не сумел бы внятно объяснить, в чем он состоял. Любопытно, что это ощущение зла и богохульства, господствовавшего в кабинете, полностью противоречило утверждениям Экли о дружелюбии пришельцев.
Прислушавшись повнимательнее, я начал лучше различать голоса, хотя суть спора, как и прежде, не доходила до меня. Однако я смог уловить эмоциональный настрой говоривших. Один из Крылатых, несомненно, главенствовал в разговоре, тогда как механический голос, несмотря на всю свою четкость и искусственную громкость, покорно исполнял указания жужжащего и о чем-то просил его. Нойес явно старался успокоить и примирить собеседников. Интонаций остальных я так и не смог определить. Я не слышал знакомого сиплого шепота Экли, да и не рассчитывал на это: приглушенные звуки никак не пробились бы в спальню сквозь прочные перекрытия.
Я попробовал соединить отдельные слова и другие звуки, соотнеся их с каждым из говоривших. Первую связную фразу, которую я полностью расшифровал, произнес «металлический» голос из цилиндра.
(Голос, соединенный с репродуктором)
«…привез их сам… вернул письма и пластинку… закончил… принимая во внимание… видел и слышал… черт побери… внеличностные силы… в конце концов… новенький, сверкающий цилиндр… Боже правый…»
(Первый жужжащий голос)
«…время, которое мы остановили… маленький и человеческий… Экли… мозг… говорящий…»
(Второй жужжащий голос)
«…Ньярлатхотеп… Уилмарт… пластинка и письма… дешевый трюк…»
(Нойес)
(Какое-то неудобопроизносимое слово, возможно, имя, что-то вроде «Н’ян-Ктхун»)
«…безболезненно… мирно… пару недель… театрально… уже говорил вам об этом…»
(Первый жужжащий голос)
«…не имеет смысла… первоначальный план… эффекты… Нойес сможет проследить… Круглый холм… новый цилиндр… машина Нойеса…»
(Нойес)
«…ладно… все ваше… вот здесь… отдых… место…»
(Несколько голосов заговорили одновременно.
Все слилось, и слов невозможно разобрать. Шаги, шум, странный беспорядочный грохот и громкое шарканье. Странный звук – очевидно, кто-то взмахнул крыльями. Шум мотора во дворе, звуки отъезжающего автомобиля.
Тишина.)
Вот и все, что я расслышал, неподвижно лежа в постели, в спальне на втором этаже особняка Экли, окруженного дьявольскими холмами. Я был одет и сжимал в правой руке револьвер, а в левой держал карманный фонарь. Как я уже сказал, спать я больше не мог, но какая-то непонятная сила точно приковала меня к постели, и я продолжал лежать, когда эхо отзвучавших голосов уже давно смолкло. Слышалось лишь тиканье старинных коннектикутских часов, отбивавших свой ритм где-то далеко внизу, да еще прерывистый храп. Наверное, Экли крепко уснул после непонятной ночной встречи, и меня это ничуть не удивило. Я терялся в догадках и не понимал, что мне теперь делать. В конце концов, что нового я успел узнать из обрывков их спора? На что мне еще оставалось рассчитывать? Разве мне не было известно, что Крылатые стали желанными гостями на ферме Экли и вправе являться сюда в любое время? Несомненно, Экли удивил их внезапный приход. Но ведь причина в другом, что-то иное ошеломило и до смерти перепугало меня, вновь пробудив подозрения и тревогу, словно я соприкоснулся с чем-то гротескным и чудовищным. Я страстно желал проснуться чуть позже и поверить, что видел сон. Думаю, что мое подсознание оказалось более чутким и сработало точнее сознания, не сумевшего разобраться в сути событий. Но как быть с Экли? Ведь он мой друг и непременно выступил бы в мою защиту, попытайся кто-нибудь из них ущемить или обидеть меня. Его мирное похрапывание вдруг показалось мне нелепым и неуместным.
А может быть, они загипнотизировали Экли и воспользовались им как наживкой, чтобы поймать меня на крючок и завладеть письмами, фотографиями и записью на фонографе? Неужели они хотят прооперировать, то есть фактически уничтожить нас обоих, потому что мы слишком много знаем? Я вновь подумал о ситуации, резко изменившейся за последние дни, – о череде отчаянных писем Экли и его новом, спокойном и уверенном послании. Инстинкт подсказывал мне – здесь что-то не так. Все было иначе, чем казалось. Взять хотя бы этот едкий и горький кофе, который я вылил в раковину, – возможно, кто-то из них попытался меня отравить? Мне нужно было немедленно переговорить с Экли и привести его в чувство. Они околдовали его рассуждениями о космических открытиях, но теперь он обязан прислушаться к голосу разума. Мы должны избавиться от них, пока не поздно. Если его воля сломлена и он не способен освободиться от их чар, я постараюсь ему помочь. Ну а если мне не удастся убедить его уехать отсюда, я по крайней мере выберусь сам. Уверен, он разрешит мне воспользоваться его «фордом» и оставить его в гараже в Брэттлборо. Я же видел, что машина стоит в сарае, его дверь не была заперта, она открыта и сейчас, когда опасность миновала. Да, похоже, с машиной все в порядке, и я смогу на ней доехать. Неприязнь к Экли, которую я ощутил во время нашего вечернего разговора и после него, мгновенно исчезла. Его положение ничуть не лучше моего, и мы должны бороться сообща. Я знал, как плохо он себя чувствует, и с отвращением подумал о том, что мне придется его разбудить, но был просто обязан это сделать. Я не мог оставаться здесь до утра.
Наконец я собрался с силами, растянулся и напряг мускулы, чтобы встать. Вскочив с постели, я поднял и надел шляпу, взял чемодан и стал спускаться по лестнице с зажженным фонарем. Я по-прежнему сжимал в правой руке револьвер, а левой подхватил чемодан и фонарь. Не понимаю, к чему была вся эта предосторожность, ведь в доме, кроме меня и спящего хозяина, никого не осталось.
Я на цыпочках сошел по скрипучим ступеням в холл и, отчетливее услышав храп, сообразил, что Экли, должно быть, перебрался в расположенную по левую сторону гостиную. Туда я еще ни разу не заходил. Справа чернел вход в кабинет, откуда совсем недавно до меня доносились голоса. Я распахнул незапертую дверь в гостиную, высветил фонарем дорожку к месту, откуда слышался храп, и направил его луч к лицу спящего. Но в следующую секунду я отпрянул, повернулся и начал по-кошачьи пятиться к выходу. Предосторожность взяла верх над доводами разума, и я беспрекословно повиновался инстинкту. На софе лежал не Экли, а мой бывший провожатый Нойес.
Я не успел разобраться в случившемся, но здравый смысл подсказывал мне, что я должен поскорее выбраться отсюда и незаметно скрыться. Выйдя в холл, я бесшумно закрыл дверь в гостиную. Нойес крепко спал, и я его не потревожил. Потом я столь же осторожно вошел в кабинет, надеясь найти там спящего или бодрствующего Экли. В углу стояло его любимое кресло-качалка. Пока я приближался к нему, луч фонаря высветил массивный стол с дьявольскими цилиндрами, и я услышал гул приборов. Усилитель звука находился рядом, и его можно было в любой момент подключить к ним. Очевидно, там помещался мозг, голос которого донесся до меня во время этого пугающего разговора. На мгновение у меня возник соблазн включить усилитель звука и узнать, что мне сейчас скажут.
Я подумал, что ему известно о моем приходе, а все звуковые и визуальные приборы уже успели зафиксировать свет фонаря и скрип половиц от моих шагов. Но, поразмыслив, я все-таки не стал рисковать и ввязываться в очередную авантюру. Я бросил рассеянный взгляд на новенький цилиндр с именем Экли, который еще вечером заметил на полке. Хозяин сказал тогда, чтобы я его не трогал. Теперь я сожалею о собственной робости. Мне следовало бы включить прибор и выслушать все от начала и до конца. Одному Богу ведомо, какие тайны открылись бы мне, какие страшные сомнения подтвердились бы и на какие вопросы я получил бы ответ! Но, возможно, судьбе было угодно меня пощадить, и я ничего не узнал.
