Даниил Курсовский - Тому кто знает
Каждый день он приходил в школу в новом платье, как бы стремясь уделить равное внимание каждому из своих подарков. Это все были пышные платья, все в кружевах и оборках, и они смотрелись на Мише очень естественно. Иногда Антонина Николаевна пыталась представить себе Мишу в брючках или шортах, но, как ни напрягала свою фантазию, у нее ничего не получалось.
Миша и платья в ее воображении совмещались прекрасно. Да она и видела Мишу в платьях почти ежедневно, кроме выходных. А Миша и какие-нибудь штаны совмещаться никак не желали!..
И это - вот еще одна загадка – никак не беспокоило Антонину Николаевну. Мальчик носит нарядные платья? Мальчик выглядит в платьях очень естественно? Все принимают это как должное?.. Ну и прекрасно! О чем тут беспокоиться?..
К концу сентября Антонина Николаевна заметила, что у Миши отросли волосы, но никто даже и не обеспокоился о том, чтобы отвести его в парикмахерскую и сделать обыкновенную мальчишескую прическу. «Мы решили отпустить Мише волосы!» - без всякого вопроса со стороны Антонины Николаевны пояснила во время своего очередного визита в школу Надежда Андреевна. – «С платьями длинные волосы совмещаются намного лучше, так ведь?..»
И довольно скоро Мишины волосы стали такими длинными и густыми, что с этим надо было что-то делать. Поэтому никого не удивило, когда после осенних каникул, уже в начале ноября, Миша явился в школу с пышными бантами в прическе. Наоборот, целый день возле него порхали девочки-одноклассницы, поправляя его прическу и банты, и чуть ли не пылинки с них сдувая.
И в этот же день – День Больших Бантов – Антонина Николаевна вдруг отчетливо увидела то, что в самый первый раз заметила однажды на пляже, и что созревало и развивалось несколько недель, но было почему-то закрыто от ее внимания.
Она увидела, что Миша иначе двигается, совсем не так, как двигался раньше!
Это было утром. Дети один за другим входили в класс, проходили к вешалкам за линией шкафов в задней части класса, снимали верхнюю одежду, занимали свои места за партами, и каждого из них Антонина Николаевна провожала взглядом, и каждому успевала сказать что-то хорошее, предназначенное только для него.
Но когда из-за шкафов, в очередном пышном платье и на этот раз еще и с бантами вышел Миша, Антонина Николаевна так и замерла в полном ошеломлении.
Может быть, банты были виноваты?.. Но Антонина Николаевна вдруг увидела, что Миша идет к своему месту с необыкновенной грацией, в принципе несвойственной мальчикам. Мальчики просто устроены иначе! Они не могут так двигаться!
Антонина Николаевна моргнула, встряхнула головой и неожиданно для себя увидела все движения Миши в замедлении.
Вот он сделал очередной шаг, повернулся, улыбнулся кому-то из одноклассников, махнул приветственно рукой, сделал следующий шаг, снова улыбнулся, и снова взмахнул рукой, поправил платье, поправил свои банты, опустил руки, мягким привычным движением придержал платье, усаживаясь на свое место, наклонился к Юле, которая хотела что-то сказать ему на ушко, улыбнулся уже лично ей, и что-то ответил, тоже ей на ушко, еще раз улыбнувшись проказливой и удивительно привлекательной улыбкой - и все это с необыкновенной, какой-то струящейся, волшебной, завораживающей пластикой!..
Несколько раз в своей жизни, на сцене театра или по телевизору, Антонина Николаевна видела, как мальчики играли роли девочек, а мужчины – роли женщин. Им всегда помогала соответствующая одежда, парики и грим, и, надо полагать, каждый из них тщательно отрепетировал девчачьи или женские движения, но всегда в этой игре была определенная условность. Зрители «верили» в их образы, их игру лишь постольку, поскольку и сами принимали участие в этой игре, в этом сотворении искусства. Если, разумеется, хоть какое-то искусство присутствовало в данном представлении.
Но Миша, в нарядном бело-розовом платье, с белоснежными бантами, и невинной, ангельской улыбкой, ничего не играл!.. Он был предельно, абсолютно естественным, и если бы Антонина Николаевна не знала, что он мальчик, она была бы совершенно уверена, что перед ней - девочка!.. Причем одна из самых красивых девочек, которых она вообще видела в своей жизни.
Антонина Николаевна еще раз встряхнула головой, и к ней вернулось обычное восприятие. Вновь вокруг нее все задвигалось и зашумело со своей обычной скоростью и силой.
Она обвела внимательным взглядом класс.
Кто-нибудь, кроме нее, заметил то, что заметила она?
Кто-нибудь, кроме нее, отдает себе отчет в том, что третьем «А» происходит что-то необычное?..
Ей в ответ были внимательные доброжелательные взгляды, наполненные пониманием и мудростью, вообще-то не свойственной детям. Или же свойственной, но только в самый первый миг после рождения, когда дети еще не вполне отделены от божественной сущности, благодаря которой и становится возможным их зачатие, вынашивание и рождение.
Только Миша как будто ничего не замечал. Он единственный в этот момент не смотрел на Антонину Николаевну, поскольку вытаскивал в этот момент из своего ранца учебники.
И Антонину Николаевну успокоил этот всеобщий мудрый взгляд. Он на миг приобщил ее к всеобщему знанию и дал ей понять, что если здесь и сейчас происходит что-то необычное, процесс еще не завершен, и время задавать вопросы и получать ответы еще не пришло.
И Антонина Николаевна не стала задавать никаких вопросов. Она просто начала очередной урок, и через минуту перед ней были те же девочки и мальчики, которых она видела каждый день, а вовсе не знающие и понимающие все на свете маленькие мудрецы.
В течение ноября происходило еще какие-то события, складывающиеся в единую живую мозаику жизни.
К примеру, однажды Юля Козырева попросила Антонину Николаевну:
- А можно мы пересядем?..
- Мы – это кто?..
- Ну, я теперь хочу сесть с Колей Петровым, а Миша Копылов сядет с Эдиком Штаховым.
- Они тоже этого хотят?..
- Конечно!..
- Ну пересядьте, никаких проблем я тут не вижу!. – разрешила Антонина Николаевна.
Действительно, никаких проблем тут и на самом деле не было – за двумя партами теперь сидели две новые пары. Одна половина каждой пары была одета в строгий костюмчик, а другая – в нарядное платье. И это сочетание теперь выглядело более естественным, чем в то время, когда за этими же партами сидели двое детей в платьях, и двух – в костюмчиках.
А еще через несколько дней Антонина Николаевна увидела, как Эдик Штахов, тот самый мальчик, с которым теперь сидел Миша Копылов, тот самый мальчик, который первого сентября так заботливо поправлял воротник Мишиного платья, заботится о Мише.
Вот Эдик взял Мишу за руку – бережно и нежно.
Вот он поправил ему бант, как когда-то, первого сентября, поправлял воротник платья.
Вот он что-то сказал Мише, улыбнулся, и получил улыбку в ответ, и это был не просто обмен улыбками – это был обмен взаимным пониманием, обмен общими тайнами.
«Они – прелесть!» - подумала Антонина Николаевна. – «Они… Они что?..»
А в начале декабря, во время очередного отдыха в «Африке», сидя за столиком недалеко от детского бассейна, Антонина Николаевна вдруг обратила внимание на то, что среди купающихся обнаженных детей нет Миши Копылова. Он, в своем нарядном платье, спокойно сидел на берегу, без зависти глядя на плещущихся в воде сверстников и малышню.
И никто ни звал его купаться вместе со всеми, и никто не задавал ему лишних вопросов, как будто все и так было понятно.
Антонине Николаевне тоже было понятно уже почти все, и потому она не стала беспокоить Мишу ненужными вопросами, вроде: «А ты почему не купаешься вместе со всеми? Плохо себя чувствуешь?..»
Этот ребенок не нуждался в таком искусственном внимании.
Еще примерно через неделю Антонина Николаевна, проходя по классу во время очередного урока, остановилась рядом с Мишей и вдруг обратила более пристальное внимание на его руки, и главным образом на кисти рук и на пальцы.
Они тоже изменились. И было бы странно, если бы этого не произошло. Пальчики стали меньше, они охватывали ручку как-то по-другому, чем несколько месяцев назад, и выводили буквы более плавными, более мягкими движениями.
Антонина Николаевна вздохнула, прикоснулась к плечу Миши, одетому на этот раз в платье в яркую красно-оранжевую клетку, и медленно пошла по классу дальше.
Год тем временем быстро катился к своему завершению. Дома и улицы в Жуковке украсились яркими гирляндами, фонариками и звездами, школа тоже сияла всеми красками и цветами радуги, и осталось только несколько дней в декабре, когда Антонина Николаевна почувствовала, что время пришло.
Теперь она понимала уже все, и без вопросов знала все ответы, но в то же время ей было ясно, что она должна задать некий вопрос вслух, и увидеть кое-что собственными глазами – чтобы завершить то, что и началось с ее непредумышленной подачи.
