Джон Голсуорси - Верность
Кэниндж. А вам откуда известно, что он знал?
Де Левис. Не имею ни малейших сомнений.
Кэниндж. Но без всяких доказательств. Это недопустимо, Де Левис. Я должен буду сказать Уинзору.
Де Левис (гневно). Говорите хоть всей вашей братии! Вы думаете, я толстокожий, но, смею вас уверить, генерал, я прекрасно чувствую здешнюю атмосферу. И будь я на месте Дэнси, а он на моем, вы бы совсем в другом тоне со мной разговаривали.
Кэниндж (с ледяной вежливостью). Не замечал, что употребляю с вами какой-то особенный тон, как вы выражаетесь. Но, видите ли, мистер Де Левис, мы здесь в гостях, и надо все-таки иметь уважение к нашему хозяину и к тому корпоративному чувству, которое существует среди джентльменов.
Де Левис. Ас каких пор воры считаются джентльменами? Дружны, как воры, - так что ли, генерал? Недурной девиз!
Кэниндж. Довольно! (Идет к двери, но, не растворив ее, останавливается.) Послушайте, Де Левис. Я немножко знаю свет. Если то, что вы здесь говорили, выйдет из этих стен, последствий никто не может предусмотреть. Капитан Дэнси - храбрый офицер, с прекрасной репутацией, и он только недавно женился. Но будь он так же чист, как... Иисус Христос, пятно на нем все равно останется, пока не будет найден настоящий виновник. В старое время, когда такие вопросы решались дуэлью, ни один из вас не вышел бы живым из этой комнаты. Если вы будете настаивать на этом вздорном обвинении, вы оба выйдете отсюда погибшими в глазах общества: вы - потому что пустили эту клевету, он - потому что стал ее жертвой.
Де Левис. Общество! Вы думаете, я не понимаю, что меня терпят только из-за моих денег? Но чтобы это самое общество к моральным обидам добавило еще материальный ущерб и прикарманило мои деньги, - нет, этого я не потерплю. Если мне вернут деньги, я буду молчать; если нет - не буду. Я знаю, что я прав. И ничего лучшего не желаю, как очной ставки с Дэнси. Но если вы предпочитаете иной путь - хорошо, действуйте с ним по-своему, как велит ваше драгоценное корпоративное чувство.
Кэниндж. Честное слово, вы слишком далеко заходите, мистер Де Левис.
Де Левис. Я зайду еще дальше, генерал Кэниндж, если деньги не будут мне возвращены.
Входит Уинзор.
Уинзор. Так вот, Де Левис, боюсь, пока это все, что мы можем сделать. Бесконечно сожалею, что это случилось с вами в моем доме.
Кэниндж (помолчав). Есть кое-что новое, Уинзор. Мистер Де Левис обвиняет одного из ваших гостей.
Уинзор. Что?..
Кэниндж. Будто бы он перепрыгнул со своего балкона на этот, выкрал деньги и прыгнул обратно. Я всячески старался рассеять эту странную фантазию, но без успеха. Придется сказать Дэнси.
Де Левис. С Дэнси можете поступать как хотите. Все, что мне нужно, это чтоб мне вернули деньги.
Кэниндж (сухо). Мистер Де Левис считает, что его ценят только по его деньгам, поэтому для него очень важно получить их обратно.
Уинзор. Да что за чепуха! Это чудовищно, Де Левис. Я знаю Рональда Дэнси с детства.
Кэниндж. Вы тут жаловались, что вам к моральной обиде добавляют еще материальный ущерб. А что сказать о вашем поведении с человеком, который отдал вам лошадь даром, а вы нажили на ней тысячу фунтов?
Де Левис. Мне не нужна была эта лошадь; я взял ее из любезности.
Кэниндж. Но, полагаю, не без оглядки на ту выгоду, какую можно из нее извлечь. Этот принцип часто лежит в основе бескорыстных поступков.
Де Левис (видимо, задетый за больное место). У людей моей крови, вы это, что ли, хотите сказать?
Кэниндж (холодно). Я этого не говорил.
Де Левис. О да, вы никогда не говорите таких вещей.
Кэниндж. Я этого и не думаю.
Де Левис. Но Дэнси думает.
Уинзор. Ну, знаете, Де Левис, если вы так платите за гостеприимство...
Де Левис. Гостеприимство, которое меня оскорбляет и обходится мне в тысячу фунтов!
Кэниндж. Пойдите позовите Дэнси, Уинзор, но ничего ему не говорите.
Уинзор уходит.
Кэниндж. Я попросил бы вас быть сдержаннее и предоставить мне вести этот разговор.
Де Левис отворачивается к балконной двери и закуривает сигарету. Входит
Уинзор, за ним Дэнси.
Кэниндж. Дэнси, ради Уинзора мы хотим избежать огласки и вообще всякого шума вокруг этой истории. Мы пытались внушить это и полиции. По-моему, главное тут вот что: надо установить, кто знал, что Де Левис получил эти деньги. Об этом мы и хотели с вами посоветоваться,
Уинзор. Де Левис говорит, что Кентмен уплатил ему там же, на ипподроме, возле конюшен.
Де Левис вдруг резко поворачивается, так что оказывается лицом к лицу с
Дэнси.
Кэниндж. Вы не слыхали ничего такого, что могло бы пролить свет на этот вопрос? Вначале это была ваша лошадь, мы и подумали, может, кто вам говорил?
Дэнси. Мне? Нет.
Кэниндж. Даже не слыхали об этой сделке, пока были в Ньюмаркете?
Дэнси. Нет.
Кэниндж. Ну, а кто все-таки мог знать, как вам кажется? Ведь ничего не взяли, только эти деньги.
Дэяси. Всем известно, что Де Левис - богач, так же как всем известно, что я - банкрот.
Кэниндж. Богачей много и кроме мистера Де Левиса, но не всякий носит в бумажнике такую крупную сумму.
Дэнси. Он выиграл в двух заездах.
Де Левис. Так я на наличные, что ли, играю?
Дэнси. Не знаю, как вы играете, и не интересуюсь.
Кэниндж. Значит, вы не можете нам помочь?
Дэнси. Нет. Не могу. Еще что-нибудь? (Смотрит в упор на Де Левиса.)
Кэниндж (кладет руку ему на плечо). Нет, Дэнси, больше ничего, благодарю вас.
Дэнси уходит. Кэниндж смотрит на свою ладонь. Минута молчания.
Уинзор. Видите, Де Левис, он даже не знал, что вы получили деньги.
Де Левис. Очень убедительно. Уинзор. Ну, знаете! Вы просто...
Стук в дверь; входит инспектор.
Инспектор. Мы уезжаем, господа. Осмотр сада, к сожалению, ничего не дал. Прямо загадка.
Кэниндж. Вы тщательно обыскали?
Инспектор. И даже очень, генерал. Но возле террасы никаких следов нет.
Уинзор (взглянув на Де Левиса, чье лицо выражает очень многое). Гм! Будете, значит, пробовать с другого конца, инспектор?
Инспектор. Да, посмотрим, что удастся выяснить у букмекеров насчет номеров. Но прежде чем я уеду - вы, господа, имели время подумать, - у вас нет подозрений на кого-нибудь в доме?
По лицу Де Левиса видно, что он хочет заговорить, но не решается. Кэниндж
пристально смотрит на него.
Уинзор (решительно). Нет.
Де Левис поворачивается и уходит на балкон.
Инспектор. Если будете завтра на скачках, загляните к нам, сэр. Я к тому времени повидаюсь с Кентменом.
Уинзор. Правильно, инспектор. Спокойной ночи и очень вам благодарен.
Инспектор. Всегда к вашим услугам, сэр. (Уходит.)
Уинзор. Ух! Я так боялся, вдруг этот... (Кивает в сторону балкона.) Слушайте, генерал, мы должны заткнуть ему рот. Представьте себе, что поползет такая сплетня!.. А настоящего вора могут никогда и не найти. Ведь это черт знает какая гадость для Дэнси!
Кэниндж. Уинзор! У Дэнси рукав был мокрый.
Уинзор. Что?..
Кэниндж. Мокрый, хоть выжми. А шел дождь.
Они переглядываются.
Уинзор. Я... я не понимаю... (Он говорит с запинкой, упавшим голосом, видно, что он понял.)
Кэниндж. Лил как из ведра. Одной минуты там (показывает подбородком на балкон) достаточно...
Уинзор (поспешно). Может быть, он потом выходил на балкон.
Кэниндж. Дождь перестал полчаса назад, когда я еще был внизу.
Уинзор. Ну, значит, оперся на мокрые перила.
Кэниндж. Плечом?
Уинзор. Ну, прислонился к стене. Мало ли какие могут быть объяснения. (Очень тихо и горячо.) Я самым решительным образом отказываюсь верить чему-нибудь подобному о Рональде Дэнси в моем доме. К черту, генерал, надо поступать с людьми так, как мы хотим, чтобы с нами поступали. Это нестерпимо.
Кэниндж. Согласен. Нестерпимо. (Повысив голос.) Мистер Де Левис!
Де Левис появляется на пороге; он стоит в центре растворенной балконной
двери, как в рамке.
Кэниндж (с холодной решимостью). Дэнси - бывший офицер, и он джентльмен. Ваше предположение есть чистый вымысел, и вы не должны его повторять. Понятно?
Де Левис. Язык у меня еще есть, генерал, хоть денег уже нету.
Кэниндж (бесстрастно). Не должны. Вы член трех клубов и хотите пройти в четвертый. Но тот, кто, будучи принят в доме как гость, возводит такой поклеп на другого гостя, не имея в руках неопровержимых доказательств, сам ставит себя под угрозу полного остракизма. Даете слово, что ничего не будете предпринимать?
Де Левис. Светский шантаж? Гм!
Кэниндж. Нет, только предостережение. Если вы в своих интересах сочтете нужным дать ход этой клевете, все равно каким способом, мы в наших интересах сочтем необходимым порвать всякие отношения с человеком, который так грубо нарушает неписаный кодекс чести.
Де Левис. А ваш кодекс и на меня распространяется? Как вы считаете, генерал?
Кэниндж. На всякого, кто хочет быть джентльменом.
Де Левис. А-а! Но меня-то вы ведь не знали с детства, генерал.
Кэниндж. Решайте сами.
