(Джордж Байрон - Марино Фальеро, дож венецианский
Весь наш народ, обиды осознав.
Наемные войска сплошь недовольны:
Им жалованье задержал Сенат;
И наши моряки и ополченцы
С друзьями плачут: мало кто найдется,
Чьи брат, отец, дитя, жена, сестра
Не стали жертвой гнусного насилья
Патрициев. А вечная война
С далекой Генуей, питаясь кровью
Плебеев нищих, золотом, что жмут
Из их прибытков, их не бесит разве?
Еще теперь... Но я забыл: быть может,
Я, все сказав, обрек себя на смерть?
Дож
Так исстрадавшись ты боишься смерти?
Тогда молчи; живи, снося побои
Тех, за кого ты пролил кровь.
Израэль
О нет,
Скажу я все, что б ни было! Но если
Венецианский дож - доносчик, стыд
И срам ему! Он потеряет больше,
Чем я.
Дож
_Меня_ не бойся. Продолжай.
Израэль
Так знай, что есть скрепленный клятвой тайной
Союз друзей, отважных, верных братьев,
Изведавших все беды и о судьбах
Венеции скорбящих. И по праву:
Они служили ей во всех краях
И, разгромив врагов иноплеменных,
От внутренних ее хотят спасти.
Немного нас, но и не слишком мало
Для славной цели. Есть оружье, средства,
Надежда, храбрость, вера и терпенье.
Дож
Чего вы ждете?
Израэль
Часа, чтобы грянуть.
Дож
(в сторону)
Он с колокольни Марка грянет - час!..
Израэль
Вот: жизнь моя, и честь, и все надежды
В твоих руках, но твердо убежден я,
Что если общи корни у обид,
То общей быть должна и месть. Коль прав я,
Будь нам теперь вождем, потом - монархом.
Дож
А сколько вас?
Израэль
Сначала ты ответь,
А после я.
Дож
Вы что, синьор? Грозите?
Израэль
Нет, заявляю. Сам себя я предал;
Но в тайниках дворцовых и подвалах,
В ужасных клетках "под свинцовой кровлей"
Нет пыток тех, которые могли бы
Хоть слово, слово вырвать у меня!
"Колодцы" ваши и "свинцы" бессильны;
Кровь у меня там выжмут, не измену;
По Мосту вздохов страшному пройду,
Ликуя, что последний стон мой будет
Последним эхо над волною Стикса,
Текущего меж палачом и жертвой,
Между темницей и дворцом... Найдутся
Живые - думать обо мне и мстить!
Дож
С такими планами и властью - что же
Ты о защите просишь? Сам добиться
Ты можешь правды.
Израэль
Объясню я: тот,
Кто просит покровительства у власти,
Тем проявив доверье и покорность,
Едва ли будет заподозрен в тайных
Намереньях разрушить эту власть.
Когда б смиренно я стерпел побои,
То вид угрюмый мой и брань сквозь зубы
Приметили б шпионы Сорока.
А с громкой жалобой, хотя б и резкой
По выраженьям, я ничуть не страшен,
Не подозрителен. Но, впрочем, есть
Еще причина...
Дож
Именно?
Израэль
Я слышал,
Что дож безмерно возмущен решеньем
Авогадоров, передавших дело
Микеле Стено на разбор в Совет.
Я вам служил, я чту вас - и глубоко
Почувствовал, какая в той обиде
Опасность: вы из тех людей, кто платит
Сторицей за добро и зло. Решил я
Проверить вас и к мести подстрекнуть.
Я все сказал. Что я не лгу - порукой
Мой риск.
Дож
Ты, правда, многим рисковал;
Но так и надо - ради крупной ставки.
Скажу одно: твоей не выдам тайны.
Израэль
И это все?
Дож
Не зная дела глубже,
Что я отвечу?
Израэль
Думаю, что можно
Довериться тому, кто жизнь доверил.
Дож
В чем план ваш, кто вы, сколько вас - я должен
Узнать; число удвоить можно, план же
Точней продумать.
Израэль
Нас уже довольно;
В союзники нам нужно только вас.
Дож
Но хоть вождей представь мне.
Израэль
Я представлю,
Лишь клятву получив в залог за тайну,
Которую мы вам в залог дадим.
Дож
Когда и где?
Израэль
Сюда, сегодня ночью,
Двух привести могу я главарей;
Опасно больше.
Дож
Стой; подумать нужно.
А если я приду к вам из дворца,
Доверясь вам?
Израэль
Извольте, но - один.
Дож
С племянником.
Израэль
Ни с кем! Ни даже с сыном!
Дож
Зверь! Сына смел назвать! Под Сапиенцей
За родину коварную он пал!..
О, будь он жив, а я в гробу! Иль лучше
Воскресни он, пока не стал я прахом!
На помощь я не звал бы незнакомцев
Сомнительных!..
Израэль
Но эти незнакомцы
Все на тебя глядят с сыновним чувством,
И сам ты им доверься, как отец!
Дож
Ну, жребий брошен!.. Где назначим встречу?
Израэль
Я в полночь, в маске, буду там, где ваше
Высочество велите ждать мне вас,
Оттуда мы пройдем в другое место,
Где вам присягу принесут и вы
О наших планах выскажетесь.
Дож
Поздно.
Израэль
Луна восходит?
Да, но небо тускло,
Мгла, пыль: сирокко дует.
Дож
Значит, в полночь
Близ церкви, где мои почиют предки,
Ты знаешь церковь Иоанна-Павла
Апостолов; вблизи, в канале узком,
Найдешь одновесельную гондолу.
Жди там.
Израэль
Я буду там.
Дож
Теперь ступай.
Израэль
Уверен я, что герцог не отступит
В решенье славном. Я иду, мой дож.
(Уходит.)
Дож
Так: в полночь к церкви Иоанна-Павла,
К могилам предков честных я приду...
Зачем?! Держать ночной совет с кружком
Смутьянов низких, главарей крамолы.
И деды не покинут ли гробницу,
Где, до меня, легли уже два дожа,
Чтоб к ним столкнуть меня? Ах, если б так!
Меж чистыми и я почил бы чистым!
Увы! Не к ним - к другим лечу я мыслью,
Мне имя запятнавшим - то, что славой
Равно с любым из консульских имен
На римских мраморах! Но древний блеск
Ему верну в анналах я - всем подлым
В Венеции с восторгом отомстив
И дав другим свободу! Или черным
Его оставлю клевете веков,
Что вечно беспощадны к побежденным
И Цезаря и Катилину мерят,
Взяв пробным камнем доблести - успех!
АКТ ВТОРОЙ
СЦЕНА ПЕРВАЯ
Комната во Дворце дожей.
Анджолина (жена дожа) и Марианна.
Анджолина
И дож ответил?..
Марианна
Что он срочно вызван
На заседанье. Но оно, должно быть,
Закончено: я видела недавно
Сенаторов, садившихся в гондолы;
Да вон последняя из них скользит
Меж барками, столпившимися тесно
В сверканье вод.
Анджолина
О, если б он вернулся!
Он очень был расстроен в эти дни;
Года, безвластные над гордым духом,
Не властны даже и над плотью смертной,
Что, кажется, в душе находит пищу,
В душе столь быстрой и живой, что вряд ли
Прах послабее вынес бы. Но годы
Не властны и над горем, над обидой.
Обычно у людей его закала
Гнев и тоска при первой страстной вспышке
Развеиваются, а в нем навеки
Все остается. Мысли, чувства, страсти,
Дурные и хорошие, ничуть
Не дышат старостью. На лбу открытом
Рубцы раздумий - мысли многолетней,
Не дряхлости. В последние же дни
Как никогда взволнован он. Скорей бы
Он возвращался! Я одна умею
Влиять на дух его смятенный.
Марианна
Верно.
Его высочество разгневан страшно
Бесстыдством Стено, что вполне понятно.
Но нет сомненья, что уже обидчик
Приговорен за свой поступок наглый
К суровой каре - и отныне будет
Честь женщины и знатность крови чтить!
Анджолина
Да, оскорбленье тяжко; но меня
Не клевета, столь грубая, тревожит,
А потрясенье, вызванное этим
В душе Фальеро, пламенной и гордой,
И строгой... да, ко всем, за исключеньем
Одной меня. И я дрожу при мысли
О том, что будет.
Марианна
Несомненно, дож
Подозревать не может вас.
Анджолина
Меня?!
И Стено не дерзнул! Когда, пробравшись
Как вор, в мерцанье лунном он на троне
Ложь нацарапывал свою, то совесть
Его терзала, тени на стенах
Стыдились клеветы его трусливой!
Марианна
Его бы круто проучить!
Анджолина
Проучен.
Марианна
Как? Есть уже решенье? Осудили?
Анджолина
Я знаю то, что он изобличен.
Марианна
И в этом все возмездье для мерзавца?
Анджолина
Мне трудно быть судьей в своем же деле
И угадать, какою карой можно
Воздействовать на дух развратный Стено;
Но если суд не глубже потрясен,
Чем я, презренной клеветою этой
Виновного отпустят на свободу
Влачить свое бесстыдство или стыд.
Марианна
А жертва за поруганную честь?
Анджолина
Та честь плоха, которой нужны жертвы,
Которая зависит от молвы.
"Она лишь имя", - римлянин пред смертью
Сказал; и верно, если шепот может
Ее создать и погубить.
Марианна
Но сколько
Вернейших жен глубоко б оскорбились
Таким злословьем! Дамы ж подоступней
(В Венеции их много) завопили б,
Неумолимо требуя суда!
Анджолина
Они бы этим доказали только,
Что слово ценят, а не свойство. Первым
