Мор Йокаи - Венгерский набоб
Но прежде чем попал туда честный наш службист, пришлось ему преодолеть великое множество дверей, перед коими, равно закрытыми и открытыми, он всякий раз останавливался постучать; отворено, так в притолоку стучал, пока следовавший по пятам с охапкой актов старый гайдук Пал не вталкивал его силой: чего стучаться, мол, коли некому отвечать. Но вот и архив. Завидев управляющего, барин Янчи подался вперед в своем кресле и протянул руку. Однако Петер вместо того, чтобы пожать ее, подойдя слева, во избежание промаха столь грубого, бочком обошел сначала весь длинный дубовый стол, но и тут остановился в трех шагах и поклонился почтительно.
- Ну! Ближе, ближе, - понукнул комнатный гайдук. - Не видите: его благородие лапу вам переднюю подает.
- О, прощения просим, - возразил, убирая руки, верный управитель, недостойны мы чести такой.
И уж больше нипочем нельзя было его заставить подать руку барину Янчи, которого лишь он один, пожалуй, чтил и величал чин по чину. Не удалось и убедить сесть рядом с ним, - пришлось Палу силком на стул его посадить. Но он тотчас опять вскочил, да так и остался стоять перед барином.
Колоритные были это фигуры: его высокородие, управляющий и гайдук. У Карпати лицо в этот час было необычно веселое, большой лысеющий лоб сиял, как церковный купол, редкие седые пряди серебряной мишурой курчавились на висках и затылке. Щеки гладко, аккуратно выбриты, усы расчесаны, и глаза уже не воспаленные больше. Разгладились и все некрасивые складки.
Напротив - честный управитель с заученной миной прошлого еще века на бледно-смуглом лице: бдительная готовность и всенепременное почтение. Усы подстрижены коротко, чтобы долго с ними не возиться; но куда, верно, больше хлопот с диковинной пудреной косой, которую, перевив траурной лентой, точно почтенную реликвию прошлого, носит всем на удивление славный сей чудак. И кафтан на нем покроя самого допотопного - не поймешь, фрак или атилла: долгополый, но спереди не застегивается, открывая длинный, до бедер, жилет с серебряными пуговицами.
Позади управляющего - старый гайдук Палко в доломане со шнурами.
Он тоже сед; вместе росли, вместе состарились все трое, и Палко по сю пору так же с его высокородием разговаривает, как во время оно, когда вместе в мяч с ним играли во дворе.
Поседела голова у молодца, но волосы все целы: длинные, густые, они гладко зачесаны назад и прихвачены кривым гребешком. Нафабренные усы грозными сапожными шильями торчат в разные стороны; черты лица до того просты, что тремя штрихами схватил бы художник поискусней, с цветом только пришлось бы повозиться: нелегко подобрать такой, искрасна-багровый.
- Поелику ваше сиятельство великодушно снизойти изволили проверить отчетность самолично, - сказал, подходя к столу, Петер, - поимел я смелость в некую систему почтительнейше все привести для удобства обозрения. Вот, ваше сиятельство.
И сделал знак Палу положить бумаги.
Тот с ожесточеньем свалил на стол всю охапку. И не удержался, добавил:
- Сколько бумаги хорошей извели, всю как есть перемарали. Вот жалость-то!
- Не мели глупостей! - одернул его барин Янчи.
- Да ведь для вашего высокородия и чистая бумага сошла бы, все едино не слушаете ничего. Украли так украли, зачем вам еще знать, что?
- Ах, собачий сын! Это ты со мной так разговариваешь? Вот нарочно все отчеты пересмотрю, и ты стой здесь, за моей спиной.
- Вот они уже у меня где, отчеты эти ваши, - проворчал старый слуга.
- Заткни рот! - оборвал его барин Янчи.
- Заткнул уже, - с комическим усердием зажав пятерней усатые свои губы, пробормотал Палко.
С достохвальной решимостью протянул барин Янчи руку к верхней кипе, содержавшей отчеты приказчика Яноша Карлато, и стал в ней рыться, пока не убедился, что начала найти никак не может. Тогда подвинул он кипу к Петеру. Тот мигом отыскал нужный лист.
- Вот: роспись доходов и расходов по каждому имению за текущий год.
Послушаем и мы. Скучновато немного, да поучительно зато узнать, как в набобовых именьях хозяйничали.
Петер, преклонным летам вопреки, читал без очков.
- "Доходы с какадского имения, как ниже расписано, поступили в тысяча восемьсот двадцать четвертом - двадцать пятом году следующие..."
Тут Петер прервал чтение.
- Здесь я на полях, с милостивого вашего позволения, заметочки кое-какие осмелился сделать по соответствующим пунктам; благоволите выслушать?
Барин кивнул: благоволит, мол.
- Итак: в сем году какадское поместье дало двенадцать тысяч коблов [кобел - старинная хлебная мера, 30,3 л] пшеницы. Вот и выходит: мы только-только вернули, что посеяли. И это еще на лучших наших землях.
- Год плохой был, - сказал в извиненье приказчику барин Янчи. - Хлеб полег, летом градом побило; в скирдах пророс из-за дождей.
- Вот и приказчик то же говорит, - отозвался Петер, - да только коз бы на озими пустить, прокосить местами, и не полег бы, а против градобития в Пожони застраховать; да и рига у него там пребольшущая, снести туда - и не пророс бы, уцелел бы урожай.
- Ладно, любезный, пошли дальше. Другой раз умнее будем. Предоставьте уж это мне.
- Продано двенадцать тысяч мер по восемь форинтов каждая, - столько дерский хлеботорговец дал, всего девяносто шесть тысяч ассигнациями; а в газетах видал я, что в Пеште клейковинная пшеничка по одиннадцати шла, - и просто было отвезти, все одно быки без дела стояли из-за наводненья.
- Да, но наводнением и мост ведь снесло, как было через Тису переправляться.
- Что снесло, хорошего мало, да плотину бы в порядке держать, так и не снесло бы!
- А уж это забота не ваша. Дальше, дальше!
- На рапс столько времени покупщиков дожидались, что преть начал, еле-еле восемь тысяч выручили. Это уж недосмотр прямой - дождей тогда, сколь мне ведомо, не было, просто крестины приказчик справлял, убранный рапс в копнах остался, оттого и задохнулся, закис вон, почернел.
- Ну вот. Что же вы, не христианин, что ли? По-вашему, сына окрестить не важнее разве рапса какого-то? Нет уж, тут мне видней.
- Сено смыло все, поскольку ваше сиятельство как раз в уборку на охоту погнали всех, кто вилы может держать. А по этой графе завсегда изрядные суммы показывались.
- Ну, тут я один всему причиной, - они, бедняги, не виноваты; так сам уж как-нибудь и разберусь.
- Доход, однако же, из-за того новой статьей пополнился от шкур овечьих да лошажьих: скотина падать стала от бескормицы.
- Вот видите, убыток прибытком обернулся.
- Но по шерсти зато уменьшились поступления, у нас, бывало, значительные.
- Все равно цены настоящей не давали, спроса не было этот год.
- Далее...
- Хватит, Петер, довольно. И так видно: человек честный, порядочный, пишет все, как есть. А это чьи там бумаги?
- Это Таде Каяпута отчет, нилашского управителя.
- А, интересно; как он, новенького ничего не изобрел?
Поименованный одержим был духом предприимчивости и в порученном его заботам имении завел образцовое хозяйство, которое уносило, однако, несравненно больше, нежели приносило.
Поставил завод сахарный, но патоку толком не доваривал, и фунт его клейкого тестообразного "сахара" в десять форинтов обходился.
Занимался шелководством, но локоть шелковой ленты обходился опять-таки слишком дорого, - дешевле локоть готового бархата купить.
Прослышал где-то и про вайду [растение семейства крестоцветных; до распространения тропического индиго и открытия синтетического культивировалось для получения синей краски] и закупил ее видимо-невидимо с намерением добывать индиго; но выжатый сок закис у него, пока он придумал, как краску осадить.
Построил и гуту, дрова для нее покупая за наличные, но другого стекла у него не получалось, кроме зеленого, а его никто не брал.
Хвойный лес посадил для укрепления песков, - но весной, и к осени от него следа не осталось.
Сукновальню завел и нарядил туда главным мастером одного разорившегося ткача из Сакольцы, тот и пошел синие драпы ткать, которые после трехнедельной носки совершенно разлезались, а промокнув, садились настолько, что руки торчали из зипуна по локоть, зато рубашка так просинивалась - и зипуна не надо.
Словом, расход на хозяйство был куда больше приходов, вот и весь результат.
- Вот ведь как оно получается, когда хозяйствовать ученые берутся, изрек барин Янчи, нахохотавшись вдоволь над каждой статьей.
- Осмелюсь доложить, - вставил Петер, - так получается, когда хозяйничают недоучки; наука - яд, который в больших дозах излечивает, в малых же убивает.
- Ну-ну, поглядим, как там остальные! Это что за тоненькая связка?
И стал ее вытаскивать.
- Арендатора опаловой копи отчет. Заместо четырех тысяч аренды опалы вот шлет, которые у него же можно купить за тысячу.
- Ну а что ему, горемыке, делать-то? Жить тоже надо. Шестеро детей, говорят.
- Но из Галиции был тут купец, осмотрел копь; за двадцать тысяч берет в аренду, хоть сейчас.
