Редьярд Киплинг - Свет погас
- Ваша правда. А когда отбывает броневой поезд?
- В шесть. Нужен целый час, чтоб покрыть эти семь миль.
- А суданцы совершают налеты, да?
- Раза три в неделю, как стемнеет. Дело в том, что я временно назначен командиром поезда. На ночь мы обычно отгоняем его порожняком в Танаи.
- Наверно, близ Танаи большой лагерь?
- Очень большой. Как-никак он обеспечивает всю нашу воинскую колонну в пустыне.
- И сильно она удалилась?
- Миль на тридцать, а то и на сорок - там жарко, как в пекле, и нет ни капли воды.
- А в полосе между Танаи и нашими войсками спокойно?
- Более или менее. По правде говоря, сам я не решился бы пересечь ее в одиночку или даже со взводом солдат, но разведчикам каким-то чудом удается пройти.
- Им это всегда удавалось.
- Значит, вы уже бывали здесь?
- Участвовал почти во всех боях с начала прошлой войны.
"Был кадровым, а теперь разжалован", - сразу решил офицер и прекратил расспросы.
- Вот ваш помощник гонит мулов. Право, кажется странным...
- Что я промышляю доставкой мулов? - закончил Дик.
- Я не хотел говорить прямо, но вы угадали. Простите, пожалуйста, сам знаю, что позволяю себе слишком много, но вы разговариваете как человек, который учился в интернате. Это слышно с первого слова.
- Да, я окончил интернат.
- Так я и думал. Поверьте, я не хочу затронуть ваши чувства, но, видимо, вам не очень-то повезло? Я увидел, как вы сидите, закрыв лицо руками, и решился заговорить.
- Спасибо. Я в таком тяжком и скверном положении, что хуже некуда.
- Может быть... поймите, я сам окончил интернат. Может быть, я... давайте считать, что вы берете у меня взаймы и...
- Вы очень добры, но, клянусь честью, денег у меня сколько угодно... Признаться, вы можете оказать мне одну услугу, и я буду благодарен вам до конца жизни. Позвольте мне ехать на передней платформе. Ведь перед локомотивом есть платформа?
- Да. Но откуда вы это знаете?
- Мне уже приходилось ездить на броневом поезде. Только дайте мне увидеть... вернее, услышать, какая пойдет потеха, и я буду глубоко признателен. Я еду как гражданское лицо, на собственный риск.
Офицер поколебался с минуту.
- Ну ладно, - сказал он. - Все думают, что вагоны идут порожняком, а там, на месте, просто некому меня распекать.
Джордж и целая орава добровольцев с криками погрузили мулов, и узкоколейный поезд, весь окованный листовым железом толщиной в три восьмых дюйма, так что он походил на длинный гроб, был готов к отправлению.
Две платформы перед локомотивом защищала сплошная броня, только первая платформа имела впереди амбразуру для пулемета, а вторая - бойницы в боковых бортах. Обе они образовывали целое сооружение с железными сводами, под которыми неистово шумели десятка два артиллеристов.
- До Уайтчепела - последний поезд! Позвольте, ваша милость, препроводить вас в купе первого класса! - крикнул кто-то, когда Дик вскарабкался на переднюю платформу.
- Бог ты мой! И впрямь живой пассажир объявился на рейсе Кью, Танаи, Эктон, Илинг. Вот "Эхо", пожалте, сэр. Спецвыпуск! "Старт", пожалте, сэр... Прикажете поставить грелку для ног? - подхватил другой.
- Спасибо. Я сам поставлю, сколько с меня причитается, - ответил Дик, и между присутствующими установились самые дружеские отношения, а когда пришел офицер, все замолчали, и поезд с громыханием тронулся по неровному полотну.
- Отсюда куда сподручней стрелять по суданцам на открытой местности, иначе их не проймешь, - заметил Дик из своего угла.
- Ну, их все одно не проймешь. Вот, начинается! - отозвался офицер, когда в борт ударила пуля. - По крайней мере одна перепалка за ночной рейс нам обеспечена. Обычно они нападают на хвостовую платформу, где командует мой помощник. На его долю и приходится самое пекло.
- Но не сегодня! Слушайте! - сказал Дик.
Вслед за трескотней крупнокалиберных пуль послышались яростные вопли и выкрики. Сыны пустыни любили вечерние развлечения, а поезд был превосходной мишенью.
- Не угостить ли их очередью из пулемета? - спросил офицер лейтенанта саперной службы, управляющего локомотивом.
- Сделайте одолжение! Это мой участок дороги. Если мы не дадим им отпора, они устроят здесь сущий ад.
- Так точно!
- Ррр-р-рах! - изрыгнул пулемет из всех своих пяти стволов, едва офицер нажал на спуск.
Пустые гильзы со звоном посыпались на пол, и платформу заволокло дымом. В хвосте поезда началась беспорядочная пальба, из темноты доносились ответные выстрелы и неумолчные завывания. Дик распростерся на платформе, с безумным наслаждением ловя звуки и запахи.
- Бог бесконечно милостив - я уже и не надеялся снова это услышать. Задайте им жару, ребята. Ну-ка, задайте им жару! - вскричал он.
Поезд остановился перед каким-то препятствием, солдаты вышли на разведку, но тотчас, сыпля ругательствами, возвратились за лопатами. Сыны пустыни завалили рельсы песком и камнями, и пришлось задержаться на добрых двадцать минут, чтоб расчистить путь. Потом медленное продвижение возобновилось, но впереди еще предстояли трудности, опять выстрелы, опять крики, частый грохот и треск пулеметов, а напоследок возня с вывороченным рельсом, после чего наконец поезд оказался под защитой укреплений в шумном лагере близ Танаи-эль-Хассана.
- Теперь вы сами понимаете, почему на дорогу уходит целых полтора часа, - сказал офицер, вынимая ленты из своего любимого пулемета.
- Зато была потеха. Я мог лишь желать, чтоб дело длилось вдвое дольше. Какое, наверное, было захватывающее зрелище! - сказал Дик с горестным вздохом.
- После нескольких таких вечеров это надоедает. Кстати, когда управитесь со своими мулами, зайдите ко мне в палатку, там есть чем подкрепиться. Я Беннил из пулеметной команды, приданной артиллерийским войскам; только будьте осторожны возле палатки, не то споткнетесь о веревку в темноте.
Но для Дика все было скрыто в темноте. Он различал лишь запахи верблюдов, тюков сена, кипящего варева, дымных костров, просмоленной парусины палаток и вынужден был стоять на том месте, где высадился из поезда, криками призывая Джорджа. От задних платформ доносились дробные удары копыт о железную обшивку, ржание и фырканье. Джордж выгружал мулов.
Локомотив пыхтел чуть ли не в самые уши Дику; свежий ветер пустыни овевал ему ноги; он был голоден, изнемогал от усталости и чувствовал, что покрыт грязью, - он пытался отряхнуть эту грязь. Но старания были тщетны; тогда он засунул руки в карманы и стал припоминать, сколько раз ему приходилось в неведомой глуши ожидать поездов или верблюдов, мулов или лошадей, чтоб добраться до места. В те дни он мог все видеть - лишь немногие способны были соперничать с ним в зоркости, - и военный лагерь, где солдаты едят при свете звезд, неизменно радовал глаз. Взору открывались краски, огни, движение, без которых в жизни не может быть настоящей радости. В эту ночь ему предстоял последний путь сквозь тьму, которая никогда не рассеется, и он даже не узнает, какое расстояние преодолел. А потом он вновь стиснет руку Торпенхау - ведь Торпенхау наверняка жив, и полон сил, и подвизается на воинском поприще, где некогда стяжал славу человек по прозванию Дик Хелдар: его отнюдь не следует путать со слепым, беспомощным бродягой, откликающимся на то же имя. Да, он отыщет Торпенхау и как можно глубже окунется в прежнюю жизнь. Тогда он забудет все: Бесси, которая погубила Меланхолию и едва не погубила его жизнь; Битона, который живет в странном, призрачном городе, где полно металлических крючьев, газовых горелок и никому не нужного хлама; ту непостижимую женщину, которая предложила ему любовь и верность, когда он остался ни с чем, но не подписала своего имени; а главное, Мейзи, которая по-своему бесспорно права, как бы она ни поступила, но, увы, из этой дали представляется такой недосягаемо прекрасной.
Рука Джорджа легла ему на плечо и вернула его к действительности.
- И что дальше?
- Ну да, правда. Что ж дальше? Отведи меня к верблюжатникам. Отведи туда, где сидят разведчики, когда возвращаются из пустыни. Они сидят подле своих верблюдов, и верблюды едят зерно с черного покрывала, подвешенного за углы, и люди едят тут же, как верблюды. Отведи меня туда!
Земля в лагере была неровная, ухабистая, и Дик не раз спотыкался о кочки. Разведчики сидели подле своих верблюдов, как и предсказал Дик. В кострах горел кизяк, мерцающий свет озарял бородатые лица, а рядом отдыхали верблюды, пофыркивая и всхрапывая. Дик отнюдь не рассчитывал ехать в пустыню с обозом. Это вызвало бы назойливые расспросы, а поскольку слепому не место на передовых позициях, его, по всей вероятности, заставили бы вернуться в Суакин. Он должен ехать самостоятельно и без промедления.
- Теперь надо изловчиться в последний раз - сделать самое трудное, сказал он. - Мир вам, братья!
Джордж осторожно подвел его к ближайшему костру, вокруг которого сидели разведчики. Их шейхи торжественно наклонили головы, а верблюды, почуяв европейца, опасливо косились на него, как наседки, высиживающие яйца и готовые вот-вот вскочить на ноги.
