Джон Карр - Расследования доктора Гидеона Фелла. Преступный замысел (сборник)
– Да, ты прав, – Уоррен криво усмехнулся. – Это мой дядя. Сейчас я все вам расскажу… Только не смейтесь, это все совершенно серьезно. Он славный мужик, мой дядя, Тадей Варпус, понимаете? Он оказался в этом положении из-за вполне понятных человеческих слабостей, хотя кому-то, наверное, так не покажется. Каждому политику нужно временами спустить пар, иначе они обезумеют и примутся кусать послов за уши или вроде того. Когда страна катится неизвестно куда, все идет не так, а дуболомы в правительстве блокируют принятие адекватных мер, каждый может сорваться. Особенно в подходящей компании, да еще и приняв на грудь. Так вот. Как вы знаете, у меня есть хобби – любительская киносъемка со звуком, прости господи. Где-то за неделю до отплытия я приехал к дяде Варпусу в Вашингтон, чтобы попрощаться. – Уоррен подпер подбородок руками и оглядел остальных, отошедших в поисках места, где бы присесть. – Я не мог взять с собой в круиз киноаппарат – это слишком капризное оборудование. Дядя Варпус предложил, чтобы я оставил камеру ему. Он всегда интересовался такими вещицами, и я подумал, что дядюшка захочет с ним поразвлечься и мне следует показать ему, как все работает… В первую же ночь, – продолжил Уоррен, переведя дыхание, – у дяди была крупная вечеринка. Он и несколько его приятелей-сенаторов и коллег по администрации сбежали с танцев и закрылись наверху в библиотеке, где играли в покер и выпивали. Когда я прибыл, они решили, что было бы здорово настроить мою технику и заснять их дружную компанию на камеру, да и звук записать. Мне понадобилось время, но с помощью дворецкого я установил аппарат. Тем временем все выпили еще. К тому моменту они упились, как ковбои в салуне где-то на просторах прерий, да и дядя Варпус порядком расслабился. – Уоррен зажмурился от удовольствия, вспоминая славный вечерок. – Началось все чинно-благородно. Снимал дворецкий, а я писал звук. Сначала достопочтенный Уильям Т. Пинкис произнес Геттисбергскую речь Линкольна[34]. Тут еще все было в порядке. Затем уважаемый господин министр сельского хозяйства представил сцену с кинжалом из «Макбета», весьма сильную, используя в качестве кинжала бутылку джина. Ну, и тут понеслась. Сенатор Боракс спел «Энни Лори», а затем они квартетом исполнили «Где же мой миленочек» и «Ах, эта золотая свадьба».
Пегги Гленн, сидевшая на койке спиной к стене, потрясенно уставилась на него. Ее розовые губки приоткрылись, а брови удивленно поползли вверх.
– Позвольте! – возмутилась она. – Ты дурачишь нас, Курт. Это как представить себе нашу Палату общин…
Уоррен жестом прервал ее.
– Детка, Небесами тебе клянусь, что так оно… – Он осекся, с укором взглянув на хохочущего Моргана. – Хэнк, говорю же, это серьезно!
– Да, я знаю, – Тот прекратил смеяться. – Думаю, я догадываюсь, к чему ты ведешь. Продолжай.
– Йа тумаю, фсе прафильно стелали, – сказал капитан Валвик, одобрительно кивая. – Йа фсекта тоше хотел попропофать исполнить такое. Йа пы спел фам о крусофых сутах ф тумане. Йа хорошо исопрашаю крусофые сута. Покашу фам. Ха-ха-ха!
Уоррен горестно вздохнул.
– Как я уже сказал, одна выходка повлекла за собой другие. Самый фейерверк начался, когда один из членов кабинета министров, который лишь молча хихикал какое-то время, рассказал весьма живописную историю о коммивояжере и дочери фермера. И вот пришло время для гвоздя программы. Мой дядя Варпус сидел в одиночестве, и можно было услышать, как у него в голове крутятся шестеренки – щелк-щелк, щелк-щелк, – но вот он наконец решил, что его несправедливо обделили вниманием. Он заявил, что произнесет речь. И произнес. Встал перед микрофоном, прокашлялся, расправил плечи – и излил на нас свой поток красноречия. В определенном смысле. – В голосе Уоррена звучало восхищение. – Это была самая смешная шутка из всех, которые я когда-либо слышал. Дядя Варпус, похоже, был вынужден скрывать свое чувство юмора все это время. Но мне посчастливилось стать зрителем его пародии на политическое выступление… Это, скажу я вам, было что-то! Он, не сдерживаясь и не стесняясь в выражениях, высказал свое мнение о решениях правительства, о людях в правительстве и обо всем, что связано с правительством. Затем он принялся рассуждать о внешней политике и о вооруженных силах. Он обратился к главам Германии, Италии и Франции, высказал кое-какие предположения об их происхождении и любимых способах времяпрепровождения, а также о том, куда они могут засунуть свои линкоры для достижения максимального эффекта. – Уоррен потер лоб. – Понимаете, это все было изложено в манере ура-патриотической речи со странными отсылками к Вашингтону, Джефферсону и отцам-основателям…[35] Поддавшись очарованию момента, остальные кричали и аплодировали. Сенатор Боракс достал откуда-то маленький американский флажок и, каждый раз, когда дядя Варпус выдавал особенно красноречивую сентенцию, выскакивал перед камерой, махал флажком и кричал «Ура!»… Ребята, у меня волосы дыбом встали. Я никогда не слышал столь блестящей речи с точки зрения ораторского мастерства, но что до ее содержания… Я знаю две-три газеты в Нью-Йорке, которые отвалили бы за шестьдесят футов этой пленки с миллион долларов.
Пегги Гленн, сражаясь одновременно со смехом и недоверием, наклонилась к Курту, глядя прямо на него с недовольным видом.
– Нет, – снова запротестовала она, – это абсурд. Это… это, знаете ли, нездорово…
– Это ты мне говоришь, – мрачно проворчал Уоррен.
– …все эти милые благопристойные люди… Это отвратительно! Ты не можешь всерьез говорить… Абсурд! Я не верю в это!
– Детка, – примирительно произнес Уоррен, – это потому, что ты англичанка. Тебе не понять американских нравов. Для тебя подобное немыслимо, а для нас это лишь очередной скандал из тех, что периодически всплывают на передовицах газет. Только это скандал таких чудовищных масштабов, что… Слушай. Умолчим о том эффекте разорвавшейся бомбы, который эта пленка произведет дома. Конечно, она прикончит карьеру дяди Варпуса и многих других. Но представь только эффект, который эти заявления окажут на определенных официальных лиц в Италии и Германии! Им тут ничто не покажется смешным. Если они не вскочат незамедлительно с кресел с объявлением войны, то это только потому, что кто-то их будет в этот момент держать. Бах! Тринитротолуол?[36] Да по сравнению с этим тринитротолуол – просто хлопушка.
В каюте начало темнеть. Снаружи сгущались тучи, корабль качало, а волны с грохотом бились о его борт. На стойке над умывальником дребезжали стаканы и бутылки. Морган потянулся к выключателю и спросил:
– И кто-то украл у тебя эту пленку?
– Половину. Сейчас расскажу, что произошло. На следующее утро после этого карнавала дядя Варпус проснулся с осознанием того, что наделал. Он ворвался ко мне в комнату – оказалось, с семи утра его телефон обрывали остальные участники сего действа. К счастью, мне удалось его успокоить – ну, или я так думал. В итоге мы записали две катушки. Каждая катушка находилась вот в таком контейнере…
Порывшись под койкой, Уоррен достал большую прямоугольную коробку, окованную сталью, с ручкой, как у чемодана. Она была не заперта, и Уоррен открыл ее. Внутри лежали круглые жестяные футляры примерно десяти дюймов в диаметре с загадочными пометками на них, сделанными мелом. Один из футляров был открыт, и внутри лежала перепутанная, наполовину оборванная кинопленка.
– Я взял с собой кое-какие свои фильмы, – объяснил Курт, похлопав по коробке. – У меня есть небольшой проектор, и я собирался позабавить фильмами людей на другой стороне океана… В ночь, когда с дядей Варпусом случился этот приступ красноречия, я и сам был не в лучшей форме. Я велел дворецкому упаковать мои вещи и показал ему, как маркировать пленку. Теперь я понимаю, что, по всей видимости, перепутались обозначения. Я уничтожил две катушки, которые, по моему мнению, были теми самыми, но, как идиот, – Уоррен сунул в рот сигарету, – как идиот, я проверил лишь одну из них. В итоге я уничтожил сцену с кинжалом, Геттисбергскую речь и исполнение «Энни Лори», но… теперь я понимаю, что по ошибке избавился также от очень занятных кадров, снятых в зоопарке Бронкса.
– А остальное?
Уоррен указал на пол.
– А остальное без моего ведома оказалось в моем багаже. До сегодняшнего дня я даже не подозревал об этом. Боже, ну и ситуация! Понимаете, мне нужно было послать срочную радиограмму…
– О? – Мисс Гленн с подозрением посмотрела на него.
– Да, моему старику. И я пошел в радиорубку. Радист сказал, что как раз получил для меня радиограмму. Он еще сказал: «Похоже на шифр. Проверьте и посмотрите, все ли верно». Шифр. Хо-хо! Я посмотрел, и сообщение показалось таким странным, что я прочел его вслух. Понимаете, со всей этой предотъездной суматохой и нашими приключениями на корабле я совершенно забыл о той маленькой выходке моего дядюшки. К тому же там не было подписи – наверное, дядя Варпус не рискнул…
