Шемас Маканны - Мои рыжий дрозд
— Ну, Шемас, у меня в животе заныло от смеха. Как вы его, а?! Но не боитесь, что он теперь всем порасскажет, и вас, и меня тоже, возьмут на заметку. Может, не стоило это затевать?
— Не бойся. Ты видел только первое действие. Второе начнется, когда Михал придет в зал и начнет там рассказывать про это. Я уже подготовил почву, его просто поднимут на смех, ведь я успел нескольких человек предупредить. Так что он просто сядет в лужу. Пошли, посмотрим на его лицо!
Вообще-то, он понял, шутка получилась довольно глупой и неприятной какой-то. Конечно, он верно рассчитал реакции Михала: в тринадцать лет на такие вещи именно так и реагируют, сам-то он, услышав что-нибудь подобное, просто усмехнулся бы и пожал плечами. Не прореагируют ли другие мальчики так же, как Михал? Глупость, в общем, вышла. Надо было придумать что-нибудь другое, да как-то ничего в голову не пришло.
Конечно, не пришло. Что еще может прийти в голову, если от машинки так и несет кошачьей мочой? Но надо торопиться. Время идет, спешит. Оно всегда куда-то спешит — все это теперь понимают. Даже начали понимать в министерстве просвещения. Время…
14.57
Ольстер. Ольстерцы. Вот опять парень, который тогда пялился. За машинами прячется. Неужели действительно слежка? А вот и они, или это какие-то другие? Тоже четверо, видно, что издалека приехали. Шемас бросился за ними через площадь.
Четверо молодых людей, двое — брюнеты, двое — блондины, медленно удалялись от него в сторону ратуши. Сейчас они были как раз посреди площади. Той площади, на которой он должен был встретить, как ему объяснили, четырех юных гостей их города, приехавших из Дублина. Посреди площади, где летом играл духовой оркестр, где устраивали спектакли мимы и фокусники, где борцы за мир угрожающе размахивали кулаками и лозунгами, а члены милитаристской группы «Милитант» тихо раздавали прохожим свои листовки, где активисты службы здоровья призывали безвозмездно сдавать кровь, а группы наркоманов сидели на траве серыми тенями; их площади, в середине которой в декабре неизменно вырастало неизвестно откуда вечное, общее для всех, вечнозеленое рождественское древо. И митинги, митинги, митинги, сколько их видели эти камни.
Он принципиально не принимал участия в них. Раньше, в юности, приходил иногда послушать, а потом отворачивался и быстро уходил, если случайно попадал на площадь в такие минуты. Шемас вынашивал идею создания собственной партии, «Партии реальности», как он ее называл, но пока об этом не должен был знать никто. Пока он присматривал себе будущих единомышленников и заодно помогал тем, кто уже начал воплощать свои идеи в реальные поступки. А если все это чужое — с него за все это и спроса нет.
Эти четверо, казалось, не спешили. Он обошел их с тыла, причем — с некоторым запасом, так что их встреча выглядела случайной. Как лучше заговорить? Или спросить прямо?
— Простите, ребята, вы случайно не из Дублина? — Они остановились и удивленно посмотрели на него. Один из них слабо улыбнулся и кивнул.
— А вы не из (он назвал школу, в которой работали его друзья) случайно?
— Нет, мы из (какая-то незнакомая школа, небось протестантская).
Они испуганно переглянулись, видимо, принимая его вопрос за какой-то пароль. Дураки!
— Эй, дрозды всех стран, соединяйтесь! — Он широко улыбнулся.
Это еще больше было похоже на пароль, и они медленно двинулись в сторону. Шемас поднял вверх руку.
— Не бойтесь меня! Я призван сообщить вам нечто важное! — Опять он что-то не то говорит. — Подождите. Здесь все — ваши друзья. Не бойтесь. Здесь все — дрозды. Мы… Мы… мы едим водоросли и… и говорим по-ирландски. И мы раздаем людям свои перья. Просто, на счастье. Это как бы приветствие. Понимаете? — Он торопился. — Вот, у меня как раз есть два перышка. Возьмите. Это — вам, а это — вам. — Они попятились. — Берите, берите, они не кусаются. Вот теперь вы тоже дрозды. Я верю во всеобщее равенство и братство, долой войну и взаимную ненависть! Человечество должно жить в мире и согласии… и… и…
Он захлебнулся на середине фразы.
— Вы что, кришнаит или что-то в этом роде?
— Нет, нет, вы меня не поняли. — Ну, сейчас он скажет им самое главное, то, ради чего и затеял разговор. — Сейчас я вам все объясню. Вот вы приехали из Дублина в наш город, тут ничего не знаете, а вас, глядь, уже ждут. Это мы вас ждем. Мы этот город весь как бы курируем. И никто не знает… Мы храним нашу историю, но можем вам ее показать, понимаете, вы можете увидеть с нами то, чего вы иначе никогда не увидите. Мы всем этим городом владеем, он наш, мы, кому хотим, даем на него взглянуть. На его историю. Ясно?
Они молча смотрели на него.
— Я имею в виду, если вам нравится наше озеро, и эти горы, то ведь вся культура тоже нераздельна со всем этим. У вас разве не захватывает дух от одной мысли, что по этим самым камням ступали столько знаменитых людей? Вот на этом холме, — все повернули головы, — был повешен епископ Макматуна. А тут, в этом доме, — неуверенно, но восторженно продолжал Шемас, — выступал с речью Патрик Пирс. Все они и сейчас вокруг нас. Вы не видите их? А мы, дрозды, должны помочь вам их увидеть.
Его глаза сверкали, он размахивал руками, как ветряная мельница.
—. Вы уверены, что с вами все в порядке?
— Как могу я хоть в чем-то быть уверенным? И о каком порядке сейчас может идти речь? Этот день, встреча с вами, я ждал этого, может быть, всю жизнь.
— Ну вот, теперь он перешел на ирландский.
— Что-что? Ирландский? Я прекрасно говорю по-ирландски. Я самый лучший писатель в Северной Ирландии на сегодняшний день. Я сейчас пишу роман, просто замечательный роман. Хотите, я про вас тоже там напишу? И еще много, много книг я напишу, вот увидите. Мне, если хотите знать, пару лет назад предлагали место инспектора по ирландскому языку в министерстве. Но я отказался. Я сказал им: «Нет, дрозд должен быть свободным». Они летают по ночам, как летучие мыши. А у вас в Дублине есть летучие мыши? Они летают, знаете где? Около светофоров. И тихонько попискивают. Вы никогда не слышали? Ну, конечно, разве вы станете на это тратить время. Я часами стоял и слушал, слушал. Зато теперь мне ведом язык летучих мышей.
— Он — сумасшедший, — прошептал один из дублинцев.
— Летучие мыши всех стран, соединяйтесь! — Они повернулись и медленно направились в сторону автобусной остановки. — Ой, постойте, не уходите. Я ведь еще не все сказал. Я, если вы не остановитесь, превращу вас всех в червей. И вас съедят птицы. Эй, черви, кому свежие черви, черви на любой вкус! Подождите, остановитесь. Переговоры не завершены, вы слышите? Как вы смеете отворачиваться от меня?! Ну и проваливайте ко всем чертям!
Ей все-таки удалось потанцевать с ним. Худенькие кулачки вцепились в его плечи, зеленые глазки радостно блестели. Шемас машинально двигал ногами под музыку, думая о том, где сейчас Михал. Вдруг музыка оборвалась, и по залу пошел нарастающий гул: «Шемас, давай спой, Шемас». Он улыбнулся и пошел к сцене. Свет прожекторов на мгновение ослепил его, тряхнув головой, он снял микрофон с подставки и шагнул к самому краю. Тссс…
— Вы готовы?
— ДА! — выдохнул зал. Опять заиграла музыка, и он поднес микрофон к губам. «Погоди, сынок, ты еще слишком молод». Между прочим, народная песня из программного курса. — Все захлопали в такт и дружно подхватили припев. Вот что значит уметь преподнести материал! Когда он кончил, все затопали ногами и закричали: «Еще! Еще, еще-е-е!» Но петь ему не хотелось, может быть, впервые в жизни. Он услышал Михала, который гневно кричал, стараясь перекрыть другие голоса: «Обманщик! Дрянь!»
— Дамы и господа! В ответ на ваши многочисленные просьбы я спою еще одну песню, и песню эту я посвящаю моему юному другу по имени Михал. Вот он здесь, с нами. — Все захлопали. — Конечно, как вы могли уже догадаться, речь идет о песне «Бешеный козел».
Зал отозвался хохотом.
— Чего, чего он про меня сказал? — но никто не ответил ему.
Шемас молча посмотрел вниз. Оттуда на него восхищенно сияли сотни глаз, сотни зубастых ртов растянулись в улыбке, вызванной его словами. Да, победа за ним. Он махнул рукой музыкантам и начал. «Вот он, бешеныыыыый кооозееееел!» Последние слова песни он прокричал, высоко подпрыгивая. И зал кричал и подпрыгивал вместе с ним.
Кивком головы он поблагодарил музыкантов, поставил микрофон на место и легко спрыгнул вниз. Его сразу окружила стайка девочек. Слабо отбиваясь от их пылких объятий, он улыбался и пытался взглядом найти в этой толпе Кэвина. Наконец увидел: тот сидел на полу у стены и смеялся.
