Джон Голсуорси - Сильнее смерти
- Пожалуй, это - самое приятное из того, что вы когда-либо мне сказали. Но все-таки мне хочется думать, что я скорее греческого типа, языческого.
Ее профиль на фоне яркого света был удивительно чист и нежен. Он сказал:
- Вы, наверно, ненавидите меня, маленькая Дафна. Ведь вы должны ненавидеть меня.
Круглые серо-голубые глаза Дафны Уинг смотрели на него с тем же выражением, с каким она только что разглядывала марципаны.
- Нет. Теперь у меня уже нет ненависти к вам. Конечно, если бы я все еще любила вас, я бы вас ненавидела. Это странно, правда? Но ведь можно думать о человеке, что он дрянь, и не чувствовать ненависти к нему?
- Значит, вы думаете, что я дрянь?
- А разве нет? Иначе вас и не назовешь! Подумайте только, что вы сделали со мной!
- А вы все-таки не отказались выпить со мной чашку чая!
Дафна Уинг принялась за торт и сказала с набитым ртом:
- Видите ли, я теперь независима и знаю жизнь. А поэтому я вас не боюсь.
Фьорсен схватил ее руку в том месте, где ровно бился пульс. Она взглянула на него, переложила ложечку в другую руку и продолжала есть. Фьорсен отдернул свою руку, как ужаленный.
- Вы переменились, это безусловно!
- А вы не ожидали, правда? Знаете, такие испытания не проходят даром. Думаю, что я была ужасной дурочкой... - Она подняла ложку и перестала есть. - И все же...
- Я все еще люблю вас, маленькая Дафна! У нее вырвался слабый вздох.
- Прежде я многое бы отдала, чтобы услышать это. Она отвернулась, выбрала большой орех из торта и положила в рот.
- Вы придете посмотреть мою студию? Она у меня довольно приятная и к тому же новая. Я зарабатываю двадцать пять фунтов в неделю, а по следующему контракту буду получать тридцать. Мне хотелось бы, чтобы миссис Фьорсен знала об этом... О, я забыла, что вам не нравится, когда я говорю о ней. А почему? Мне хотелось бы, чтобы вы ответили на этот вопрос. - Посмотрев на его разъяренное лицо, она продолжала: - Я ни капли вас не боюсь теперь. Раньше боялась. А как поживает граф Росек? Все такой же бледный? А почему вы ничего не заказываете себе? Вы совершенно ничего не едите. Знаете, что бы я еще съела? Шоколадный эклер и малиновое мороженое с сельтерской водой и ломтиком мандарина.
Когда она медленно высосала напиток через соломинку и воткнула ее в ломтик мандарина, они вышли из ресторана и сели в машину. По дороге Фьорсен пытался завладеть ее рукой, но она, сложив руки на груди, спокойно проговорила:
- У вас дурные манеры - как можно вести себя так в машине!
Сердито отдернув руку, он искоса наблюдал за ней. Неужели она играет с ним? Или она действительно утратила интерес к нему? Ему это казалось невероятным. Машина, проехав по лабиринту улиц Сохо, наконец, остановилась. Дафна Уинг зажгла свет в коридоре и прошла к зеленой двери направо; открывая ее ключом, она говорила:
- Мне нравится, что я живу на убогой улочке. Это как-то всерьез, по-профессиональному. Конечно, это не студия, а задняя комната картонажной мастерской. Но ведь приятно отвоевать для искусства хотя бы маленькое местечко?
Они поднялись по нескольким ступенькам, покрытым зеленой дорожкой, и вошли в большую комнату с верхним! светом; стены были затянуты японским шелком цвета желтой азалии. Дафна Уинг с минуту стояла молча, словно пораженная убранством своего жилища; потом, показывая на стены, сказала:
- Это заняло у меня много времени. Я все сделала сама. И посмотрите на мои маленькие японские деревья - разве это не прелесть?
На высоком подоконнике, куда достигал верхний свет, были аккуратно расставлены шесть карликовых деревьев.
- Я думаю, графу Росеку понравилась бы эта комната, - сказала она вдруг. - В ней есть что-то оригинальное, правда? Понимаете, мне хотелось окружить себя всем этим... словом, вы понимаете. Чтобы и в моей работе появилось что-то оригинальное. В наше время это так важно. Но здесь у меня есть и спальня, и ванна, и кухонька, все под рукой, по-домашнему, всегда горячая вода. Моим родителям эта комната кажется странной. Они иногда приходят, стоят и смотрят и никак не могут привыкнуть; конечно, в этом районе очень убого. Но я думаю, что артист должен стоять выше этого.
Внезапно растрогавшись, Фьорсен сказал:
- Да, маленькая Дафна.
Она мельком взглянула на него и еле заметно вздохнула.
- Почему вы так поступили со мной? - спросила она. - Как жаль, что теперь я уже не могу любить! - И вдруг она провела тыльной стороной ладони по глазам. По-настоящему растроганный, Фьорсен шагнул к ней, но она отстранила его, и слезинка сверкнула у нее на ресницах.
- Пожалуйста, сядьте на диван. Хотите курить? Вот у меня русские. - Она вынула коробочку розоватых папирос из столика золотистой карельской березы. - У меня здесь почти все русское и японское. Я думаю, это лучше, чем что-либо другое, создает атмосферу. У меня есть балалайка. Вы умеете играть на ней? Нет? Как жаль! Вот если бы у меня была скрипка... Я бы очень хотела снова послушать вас. - Она сжала руки. - Вы помните, как я танцевала для вас перед камином?
Фьорсен очень хорошо помнил это! Папироса задрожала у него в пальцах, и он оказал хрипло:
- Потанцуйте сейчас, Дафна!
Она покачала головой.
- Я не верю вам ни на грош, и никто не стал бы верить, правда?
Фьорсен вскочил.
- Зачем же вы позвали меня сюда? Что вы из себя разыгрываете, вы, маленькая...
Глаза ее округлились, но она сказала, не повышая голоса:
- Я думала, вам будет приятно увидеть, что я стала хозяйкой своей судьбы, вот и все. Но если это неприятно, вам незачем здесь оставаться.
Фьорсен снова опустился на диван. Понемногу у него начало складываться убеждение, что она действительно говорит правду. Он выпустил клуб дыма и засмеялся.
- Чему вы смеетесь? - спросила она.
- Я только подумал, маленькая Дафна, что вы такая же эгоистка, как и я.
- Я хочу стать эгоисткой. Это ведь так важно в жизни, не правда ли?
Фьорсен засмеялся снова.
- Не старайтесь, пожалуйста, вы всегда были эгоисткой.
Она присела на скамеечку и сказала серьезно:
- Нет, я не была эгоисткой, когда любила вас. Но от этого я ничего не выиграла, так ведь?
- Это сделало из вас женщину, Дафна. У вас другое лицо. Ваш рот стал красивее. Вы вся стали красивее. - На щеках Дафны Уинг проступил румянец. Заметив это, он продолжал горячо: - Если бы вы полюбили меня сейчас, вы бы мне не наскучили. О, можете верить мне! Я...
Она покачала головой.
- Не будем говорить о любви, хорошо? Вы имели большой успех в Москве и Петербурге? Это ведь чудесно - настоящий, большой успех!
Фьорсен ответил мрачно:
- Я заработал много денег.
- Значит, вы очень счастливы?
"Неужели она способна даже иронизировать?"
- Я несчастен.
Он встал и подошел к ней. Она подняла голову и взглянула ему в лицо.
- Как жаль, что вы несчастны. Я-то знаю, каково быть несчастным!
- Вы можете мне помочь, маленькая Дафна. Помочь мне забыть.
Он замолчал и положил руки ей на плечи. Не двигаясь, она сказала:
- Наверное, вы хотите забыть миссис Фьорсен?
- Да, словно она умерла! Пусть снова все будет по прежнему, Дафна! Вы повзрослели. Вы теперь женщина, артистка...
Дафна Уинг обернулась к двери.
- Кажется, звонок. Может быть, это мои родители? Они всегда приходят в это время. Ах, как неудобно...
Фьорсен отпрянул к окну, на котором стояли японские деревца, и принялся кусать ногти.
- У матери есть ключ, и бесполезно прятать вас где-нибудь: она всегда осматривает все углы. Но, может быть, это не они? Знаете, я теперь их не боюсь; совсем другое дело, когда живешь самостоятельно.
Она исчезла. Фьорсен услышал резкий женский голос, потом голос мужчины, хриплый и густой, звук поцелуя. Он чувствовал себя, как в западне. Попался! Проклятый бесенок в образе голубки!
Он увидел даму в зеленом шелковом платье со свекольным отливом и приземистого, грузного господина с круглой седеющей бородой, в сером костюме и с маленьким георгином в петлице. За ними стояла Дафна Уинг, разрумянившаяся, с округлившимися глазами. Фьорсен сделал шаг вперед, собираясь без лишних слов скрыться. Господин сказал:
- Познакомь нас, Дэйзи! Я не расслышал... Кажется, мистер Доусон? Как поживаете, сэр? Полагаю, вы один из импрессарио моей дочери? Рад с вами познакомиться. Очень рад.
Фьорсен поклонился. Свиные глазки мистера Уэгга остановились на японских деревцах.
- У нее здесь приятное местечко для работы, спокойное, нешаблонное, я бы сказал. Надеюсь, вы хорошего мнения о ее таланте, сэр? Вам ведь могла попасться и не такая хорошая балерина?
Фьорсен снова поклонился. - Вы можете гордиться ею, - сказал он. - Она восходящая звезда.
Мистер Уэгг откашлялся.
- Гм! - произнес он. - Да! Когда она еще была крошкой, мы видели, что в ней что-то есть. Я проявил большой интерес к ее занятиям. Это не по моей части, но она настойчива, а я люблю таких. Если человек настойчив, это уже половина успеха. Некоторые молодые считают, что жизнь - просто игра. Наверно, в вашей профессии много такой молодежи, сэр?