Джейн Остен - Разум и чувство
Элинор со всей серьезностью попыталась убедить брата, что не существует ни малейших оснований рассчитывать на ее брак с полковником Брэндоном. Однако этот союз имел столько приятных сторон для него самого, что мистер Дэшвуд решил при случае непременно сойтись с этим джентльменом поближе и всеми доступными средствами способствовать его заключению. Он все-таки иногда испытывал слабые угрызения совести, поскольку сам ничего не сделал для сестер, однако они лишь пробуждали в нем желание, чтобы другие люди делали для них как можно больше. Брак с полковником Брэндоном и наследство миссис Дженнингс могли бы как нельзя лучше искупить его собственное пренебрежение своими обязанностями.
Брату и сестре повезло: они застали леди Мидлтон дома, а вскоре появился и сэр Джон. Новые знакомые обменялись бесконечным количеством учтивых замечаний и комплиментов. Сэр Джон всегда был готов дарить свое расположение каждому встречному, и, хотя мистер Дэшвуд, казалось, почти ничего не понимал в любезных сердцу сэра Джона лошадях, они быстро сошлись. Даже леди Мидлтон отметила хорошие манеры своего гостя и посчитала новое знакомство достойным продолжения. Мистер Дэшвуд удалился, совершенно очарованный хозяевами.
– Мне будет о чем рассказать Фанни, – радовался он на обратном пути. – Леди Мидлтон – настоящая светская дама, Фанни наверняка будет счастлива свести с ней знакомство. Миссис Дженнингс также весьма благовоспитанная дама, хотя и уступает в элегантности и светском лоске своей дочери. Твоя сестра может без колебаний нанести ей визит. Признаюсь, нас немного смущало, и это вполне естественно, что мы ничего о ней не знали. Было лишь известно, что она вышла замуж за человека, нажившего состояние каким-то низким путем. Фанни и миссис Феррарс были убеждены, что миссис Дженнингс и ее дочери не принадлежат к тому кругу, где Фанни прилично бывать. Но теперь я могу сообщить ей о них самые благоприятные сведения.
Глава 34
Миссис Джон Дэшвуд полностью доверяла суждениям мужа, поэтому на следующий день нанесла визиты миссис Дженнингс и ее старшей дочери. Она получила возможность убедиться, что даже первая, то есть женщина, у которой гостят ее сестры, вполне достойна ее внимания. А уж леди Мидлтон определенно оказалась самой очаровательной женщиной в мире!
Леди Мидлтон тоже нашла новую знакомую весьма приятной особой. Холодный эгоизм, столь характерный для обеих женщин, словно притягивал их друг к другу. Их сближению также способствовали одинаково благопристойные манеры и душевная черствость.
Те же манеры, которые привлекли к миссис Джон Дэшвуд благосклонное внимание леди Мидлтон, пришлись не по вкусу миссис Дженнингс. В ее глазах новая знакомая была всего лишь маленькой заносчивой женщиной, которая встретилась с сестрами мужа без малейшей приязни и не знала, о чем с ними говорить. Из четверти часа, которые она провела в доме на Беркли-стрит, семь с половиной минут прошли в молчании.
Элинор очень хотелось узнать, в городе ли Эдвард, но она решила сама не обращаться с таким вопросом. А Фанни ничто на свете не могло заставить упомянуть в присутствии Элинор его имя, во всяком случае, пока у нее нет возможности сообщить Элинор о его предстоящей свадьбе с мисс Мортон, да и планы ее супруга в отношении полковника Брэндона остаются весьма неопределенными. Миссис Джон Дэшвуд была совершенно уверена, что они до сих пор привязаны друг к другу, поэтому всячески стремилась ослабить эту привязанность. Однако информация, которую она скрыла, очень скоро достигла ушей Элинор из другого источника. Явилась Люси, пытаясь найти у Элинор сочувствие: она не может увидеться с Эдвардом, хотя он приехал в Лондон вместе с миссис и мистером Дэшвуд. Он не осмеливается приехать в Бартлет-Билдингс, так как опасается, что все откроется. И хотя их обоюдное желание увидеться после долгой разлуки невозможно описать, они могут лишь переписываться.
Затем сам Эдвард сообщил о своем приезде. Дважды, вернувшись после утренних визитов, они находили на столе его карточку. Элинор в душе была очень довольна тем, что он приехал, и еще более довольна, что он не застал их дома.
Чета Дэшвуд была настолько покорена Мидлтонами, что решила дать в их честь обед, хотя они и не были склонны кому-нибудь что-нибудь давать. Несколько дней спустя они пригласили сэра Джона с супругой к себе на Харли-стрит, где они сняли на три месяца неплохой дом. Сестры Дэшвуд и миссис Дженнингс также были приглашены, кроме того, Джон Дэшвуд заблаговременно заручился согласием полковника, который принял приглашение не без удивления, однако с удовольствием, поскольку всегда был рад оказаться в обществе сестер Дэшвуд. Им предстояло познакомиться с миссис Феррарс, однако Элинор так и не удалось узнать, будут ли на приеме ее сыновья. Впрочем, ожидание встречи с самой миссис Феррарс также заставляло ее с интересом ожидать предстоящего обеда. Теперь она могла встретиться с матерью Эдварда без волнения и тревоги, которую прежде ей внушала мысль об этой встрече, и даже с изрядной долей безразличия. Тем не менее желание увидеть своими глазами миссис Феррарс и составить о ней собственное мнение ничуть не угасло.
Интерес, с которым Элинор ждала предстоящего обеда, еще более возрос, когда она узнала, что обе мисс Стил тоже приглашены. Правда, удовольствия ей это известие не доставило.
Сестры Стил настолько угодили леди Мидлтон своим усердием и старанием, что она не менее охотно, чем сэр Джон, пригласила их провести неделю или две на Кондуит-стрит. И это притом, что манеры Люси были далеки от светских, а ее сестру нельзя было даже назвать благовоспитанной. Когда стало известно о приглашении Дэшвудов, оказалось, что им особенно удобно начать свой визит незадолго до дня, на который был назначен обед.
Тот факт, что они были племянницами человека, в течение долгих лет заботившегося о ее брате, вряд ли заставил бы миссис Джон Дэшвуд найти для них место за своим столом. Но они были гостьями леди Мидлтон, а это не могло не распахнуть перед ними двери ее дома. Люси, которая давно стремилась познакомиться с близкими Эдварда, узнать их поближе, понять, какие ее ждут трудности, и попытаться понравиться им, была счастлива, как никогда в жизни, получив карточку миссис Джон Дэшвуд.
На Элинор такая же карточка произвела совсем иное впечатление. Она подумала, что Эдвард живет у матери, а значит, не может не быть приглашен вместе с ней на обед, который дает его сестра. Увидеть его после всего, что было, в обществе Люси? Вряд ли у нее хватит сил выдержать это испытание.
Эти опасения в общем-то основывались не на доводах рассудка и уж точно не на истинных фактах. Элинор удалось избавиться от них отнюдь не из-за собственного здравомыслия, а благодаря доброму сердцу Люси. Рассчитывая принести ей жесточайшее разочарование, мисс Стил поспешила сообщить Элинор, что во вторник Эдвард не сможет присутствовать на обеде. А чтобы сделать боль совсем уж нестерпимой, Люси заверила ее, что Эдварда удерживает на расстоянии лишь горячая любовь к ней, Люси, в присутствии которой он не может скрывать свои чувства.
И вот настал долгожданный вторник, день, когда должно было состояться знакомство двух девушек с потенциальной свекровью.
– Пожалейте меня, дорогая мисс Дэшвуд, – прошептала Люси, когда они вместе поднимались по лестнице. Получилось так, что Мидлтоны приехали следом за миссис Дженнингс, поэтому все вместе последовали за лакеем. – Здесь никто, кроме вас, не способен мне посочувствовать. Мой бог, кажется, я вот-вот упаду! Через мгновение мне предстоит увидеть ту, от которой зависит счастье всей моей жизни, – мою будущую свекровь.
Элинор могла бы незамедлительно утешить Люси, сообщив, что, вероятнее всего, им предстоит увидеть будущую свекровь мисс Мортон, а вовсе не ее, но не стала этого делать и лишь вполне искренне ответила, что от души жалеет бедняжку. Последнее заявление вызвало величайшее изумление Люси, которая, хотя и действительно чувствовала себя до крайности неуютно, надеялась, по крайней мере, вызвать жгучую зависть у Элинор.
Миссис Феррарс оказалась маленькой, худой женщиной, обладающей прямой до чопорности осанкой и серьезным до кислости лицом. Ее кожа имела землисто-бледный оттенок, черты лица были мелкими и лишены выразительности и привлекательности. Но, видно решив не делать внешность этой женщины совсем уж незаметной, природа наградила ее широкими, внушительного вида бровями, которые придавали весомость чванливо-гордому и всегда недоброжелательному выражению ее лица. Она была немногословна. Очевидно, в отличие от многих людей, она соразмеряла количество слов и мыслей. Но из тех нескольких слогов, которые она все-таки процедила, ни один не был обращен к мисс Дэшвуд, на которую она поглядывала, демонстрируя решимость в любом случае проникнуться к ней неприязнью. Однако такое обращение больше не могло причинить боль Элинор, хотя еще несколько месяцев назад оно бы ранило ее в самое сердце. Но теперь совершенно иное отношение к сестрам Стил, рассчитанное, по всей вероятности, на то, чтобы она почувствовала себя еще более униженной, лишь позабавило ее. Она не могла не улыбнуться, глядя, как любезно и мать и дочь разговаривают с Люси – они явно выделяли именно ее. Будь им известна ее тайна, они бы мигом растеряли все свое показное добродушие. В то же время Элинор, не имевшую возможности как-то ранить их, обе нарочито не замечали. Улыбаясь при виде столь неудачно расточаемой любезности, она поневоле задумалась о мелкой злобности, эту любезность породившей. Она не могла не почувствовать глубокого презрения к сестрам Стил, которые из кожи вон лезли, стремясь ее заслужить.
