Даниэль Пеннак - Диктатор и гамак
На утро сорок седьмого дня в шахтерском поселке на севере страны какой-то человек стоял неподвижно перед вереницей статуй убиенного президента.
Человек этот был одет в форму святого и до странности походил на него. (В сущности, это и был его брат-близнец, тот, от которого только что избавилась компания.)
Сначала никто его не заметил, настолько он сливался со статуями брата. Рабочие поселка как раз собирались спускаться в шахту. Они молча снаряжались. Их ледорубы, котелки, сита позвякивали в тишине раннего утра. Они прикрепляли фонарики на свои каски.
Отставленный близнец и бровью не повел, глядя, как они нацеживают карабины на пояса удачи. Стоя неподвижно, прислонившись к холодному каменному плечу, он затаил внутреннее волнение: «Вот отряды моего реванша, — думал он, — вот железо моей революции: крестьяне, снятые с полей и брошенные в шахты, вакейрос, лишенные пространства, чтобы перерабатывать, как отбросы, внутренности земли, гордые охотники, превращенные в кротов… О! Как им захочется отомстить, когда они узнают, кто их обворовывает, кто лишает их нормальной жизни, кто истощает их! О! С каким напором нахлынут их силы, когда они вновь увидят солнечный свет! О! Какой кровавой окажется бойня, когда я выпущу их на Терезину! Крестовый поход под предводительством их воскресшего президента, Бог мой, да они будут непобедимы!»
Именно таков был его план: предстать перед огромной дверью народного суеверия как реинкарнация своего брата и поднять толпы, чтобы отомстить за себя. Это не должно вызвать затруднений. Подумайте только: их Святой Президент, вернувшийся из страны мертвых! Они, несомненно, пойдут за ним как один. Все было готово: гроты, заваленные оружием на контрфорсах границы, грузовики и бронеавтомобили, ждущие своего часа под камуфляжем, агенты, введенные в правительство Терезины, союзники повсюду, даже в самом президентском дворце, в том числе и в ближайшем окружении полковника Эдуардо Риста. Оставалось только набрать войска. Момент настал. Через несколько секунд близнец отпрянет от камня и обратится к этим людям с речью воскресшего: «Да, это в самом деле я, ваш убитый президент. Мое единственное преступление? Желание возвратить вам богатства вашей земли… И они убивают меня! Но я воскресаю! Я выхожу из своей каменной оболочки! Я возвращаюсь! Я вернулся! Я теперь не тот человек слепой доброты, которого они отдали на заклание, как ягненка, я — нетленное тело вашей революции. Я — ваш праведный гнев, неумолимый проводник вашей карающей руки, живая статуя вашей правоты, священное железо ваших древних прав! Вчера я обращался к вам, и вы меня слушали, вы доверились мне, и я вас выслушал, сегодня мы пойдем убивать вместе!»
Да, вот что он задумал сделать: вступить во всеоружии в когорту их бесчисленных святых, воплотить в одном и оборотней внутреннего пространства, и пределы Карибских островов, и ярость Завещания, одному взобраться верхом на всех четырех лошадей Апокалипсиса, сбросить полковника Эдуардо Риста, завладеть Терезиной, отправить агентов в Нью-Йорк, чтобы они уничтожили совет администрации, который его отстранил, организовать вместо него другой, словом, завладеть одновременно и властью, и состоянием, и уже с этих позиций обратиться к остальной Латинской Америке.
(Ах да! Убрать француза Мадрикура и еще журналиста Постеля-Верди, он заставит их умирать медленной смертью, в агонии, чтобы они заплатили за его потерянное время.)
Представляя себе эту перспективу, близнец дрожал от удовольствия, того, которое способны испытывать единственно натуры подлинно умозрительные.
«Внимание, вот уже один меня заметил!»
И в самом деле, некий Нене Мартинс, крестьянин, шахтер и член подпольного профсоюза, первым заметил человека, стоящего рядом со статуей. Нене Мартинс сначала подумал, что у него двоится в глазах. Он подумал, что переборщил с качасой, отмечая конец национального траура. Он протер глаза, зажег свою ацетиленовую лампу и подошел поближе.
Никаких сомнений. Покойный Святой Президент стоял рядом со своей статуей.
Чтобы удостовериться, Нене Мартинс спросил у Диди да Казы, поэта, крестьянина и шахтера, видит ли он то же самое, что видел он сам:
— Ты видишь то, что вижу я?
Диди видел то же, что видел Нене.
Они обошли кругом. Они не могли поверить своим глазам. Они зажгли все ацетиленовые лампы. Теперь близнец стоял в ареопаге циклопов со светящимися глазами. Они попробовали дотронуться до него. Они пощупали материю его униформы; она была не из камня. Кто-то положил свою руку на сердце явлению и тут же отдернул ее: это сердце било тревогу, созывая всех к себе! Близнец подождал, пока они предупредили всех в поселке. Он отделился от своего каменного брата только после того, как все собрались.
Тогда, в то время как солнце развертывало над ними свои знамена, он заговорил громким уверенным голосом.
— Да, это я, — сказал он, — я восстал из мертвых, чтобы привести вас к настоящей жизни.
Он дал им некоторое время свыкнуться с этим чудом, затем набрал полные легкие, чтобы кинуть клич к оружию. Но какой-то голос упредил его: чей-то тоненький голосок, как ржавая дрожащая струна, как самая древняя ярость. Это был поэт Диди да Каза, на которого нашло вдохновение, и теперь его ничто не могло удержать:
No Saara de além do mar
Hã miragens de enganar
Gente vê o que não é não
Mas pra gente no Sertão
Não functiona a ilusão
Tampuoco a ressurreição!
За морями, за долами,
В знойной солнечной Сахаре
Миражи волнуют глаз.
Это чудо не для нас:
Не иллюзией живем,
Воскрешения не признаем!
Несколько часов спустя близнец, связанный по рукам и ногам, предстал перед полковником Эдуардо Ристом.
8.
— Привет, Перейра, — сказал близнецу полковник, принимая его в своем кабинете. — Ну как смерть?
Произнося эти слова, он сделал знак охранникам развязать арестованного.
— Эдуардо, — ответил близнец, потирая запястья, — ты, что, головой ударился: арестовывать воскресшего? Ты знаешь, во сколько тебе это встанет, там, наверху?
Он указал глазами на небо.
Полковник Эдуардо Рист разложил шахматную доску у себя на столе, пошарил в мешочке с фигурами, достал оттуда черную пешку и белую пешку и вытянул вперед зажатые кулаки, чтобы противник выбрал свой цвет.
— Сыграем партийку? — спросил он.
— Делать больше нечего!
— Ну же, Перейра, — настаивал Эдуардо, — это напомнит нам наши ночи в пансионе.
— Мы давно не дети!
Полковник сделал предложение:
— Выиграешь — я уступлю тебе место, проиграешь — я отпущу тебя туда, откуда ты прибыл.
— Так политика не делается! — запротестовал близнец.
— Зато так тушат революцию. У крестьян и шахтеров полно других дел, помимо того, чтобы резать горожан.
— Эдуардо, — воскликнул близнец, выходя из себя, — я не затем из кожи вон лез, воскресая, чтобы играть тут с тобой в шахматы! Ты, что, забыл, с кем говоришь, так тебя растак! Ты, значит, ни во что уже не веришь!
Полковник Эдуардо Рист глубоко вздохнул:
— Я верю, что имею дело с придурком, который принимает меня за идиота.
— Что ты такое говоришь?
Близнец, вскочивший было на ноги, тут же оказался опять на стуле, будто и не вставал. У него за спиной два охранника чутко следили за его комфортом.
— Я говорю (казалось, что полковнику Эдуардо Ристу вдруг все разом надоело), что вы не Мануэль Перейра да Понте Мартинс, мой друг детства, что вы не умеете играть в шахматы, что с этой вашей историей воскрешения вы всех нас принимаете за дураков, всех: крестьян, шахтеров, чиновников, политиков, самого Господа Бога и меня вместе с ним, как вы держали за дураков акционеров, которые выставили вас вон из вашей компании, вернув вас в вашу прошлую жизнь.
— Эдуардо… — прошептал близнец тоном печального неверия.
Полковник Рист ответил мягкой улыбкой:
— Еще раз назовешь меня Эдуардо, дорогуша, и твои мозги раскрасят стены моего кабинета.
Он достал из ящика свое табельное оружие. Довольно внушительное. Один курок уже внушал страх.
Последовал долгий обмен взглядами.
— По-твоему, — спросил наконец полковник Эдуардо Рист, — кто нанял вас с братом двойниками Перейры?
— Сам президент! — воскликнул совершенно искренне близнец.
— …
— …
— …
— Этого-то я и боялся, — прошептал полковник.
И затем решил объяснить:
— Вас нанял не Перейра, несчастная мартышка. Перейра давным-давно уже свалил в Европу; ты и твой брат стали всего лишь копией копии копии.
Он подождал, пока близнец переварит эту новость, и заметил:
— Твои предшественники тоже оказались не слишком смышлеными, но ты, кроме того что дурак, еще и злобный. Продажный и ограниченный кайман, не обладающий и мизерной долей здравого смысла. Один только непомерный аппетит. Такой же тупой, как и покойный Генерал Президент.
