Андрей Иванов - Славное море. Первая волна
Но все равно надо держаться. Она вспомнила порт, светлые воды бухты, караульные камни вдали. Потом вспомнился дом. Отец вернулся со своего буксира, сел за стол. Мать вынесла с кухни маленький графинчик с водкой. Пока отец выпивал и закусывал колбасой, мать принесла дымящуюся тарелку с супом. Отец взял ложку, по, вспомнив что-то, есть не стал. И Зоя услышала, как отец громко спросил:
— А где дочка?
Худенькое лицо матери было скорбным, глаза печальны. Но она сразу же ответила:
— Придет. Скоро вернется дочка.
Волна с силой тряхнула ее утлый плотик. Тело Зои перекатилось, но мысли не прерывались. Она вспомнила веселых ребят с теплохода «Полярный». Они ведь близко, ближе всех. Она протянула вперед руки, будто уже видела их и крикнула:
— Товарищи! Ребята! Что ж вы?..
Еще более свирепая волна опрокинулась на девушку и с силой ударила головой о доски. Зоя потеряла сознание.
ГЛАВА ДЕВЯТАЯ
I
— Здесь! — сказал штурман и ткнул острым карандашом, по не в разостланную па столе карту, а себе под ноги.
— Проверить глубины! — приказал капитан. — Что на верхнем мостике?
На верхнем мостике стояли первый и третий помощники капитана и матрос Серов для поручений. Командиры в бинокли обшарили все видимые пространства и ничего, кроме бушующего моря, не увидели.
— В море пусто! — передали они ответ в рубку.
— Их, конечно, снесло, — сказал штурман. — Лучше искать северо-западнее.
Корабль отошел в направлении ветра. Промеры глубин показали, что район мелководья круто завернул к юго-западу, ближе к берегу. У капитана отлегло на душе. Теперь можно смелей маневрировать.
— Что на мостике? — снова спросил он, не отходя от рулевого.
— В море по-прежнему пусто, — передали с мостика.
— Дать ракеты! — приказал капитан, и сам повел судно еще северо-западнее.
Наконец на верхнем мостике заметили далеко в море ответную ракету. Ее дали с вельбота. Корабль пошел на сближение. По пути давая ракеты, наблюдатели с мостика скоро отыскали и две шлюпки.
Шлюпки находились ближе. Их подобрали первыми. Твердо державшиеся в море люди, поднятые па палубу, окончательно теряли силы, и их уносили в теплые каюты.
Последним из первой шлюпки взошел на палубу приземистый чернобородый человек. Он так И не выпускал из рук маленькое ведерко, которым, видно, выливал из шлюпки воду. Он подошел к Ивану Демидовичу, крепко обнял его, и только тут ведерко выпало из его рук.
— Где капитан? — спросил его Иван Демидович.
— Капитан должен быть на вельботе, — ответил боцман шхуны «Заря». — Вельбот должен был уходить последним.
Геннадий хотел спросить о радистке, но его опередил покинувший радиорубку Саша Торопов.
— Не знаю. Наверно, там, на второй шлюпке. Поддерживая боцмана «Зари» за плечи, Иван Демидович повел его в каюту.
Саша Торопов не мог присутствовать при подъеме второй шлюпки. Капитан заставил его держать непрерывную радиосвязь с кораблями и берегом.
Спасшиеся и на второй шлюпке тоже ничего не знали о судьбе капитана и радистки. Когда наконец разыскали вельбот и сняли людей, стало ясно, что с капитаном и радисткой случилось несчастье.
— Они должны были сесть с нами в вельбот, — сказал дрожащий от нервного озноба старший помощник
капитана «Зари», совсем молодой моряк со свежим шрамом на щеке.
— Почему же не сели? — строго спросил Сергей Петрович, и его большие черные глаза стали злыми. Он знал, как много бывает трагедий на море, когда кто-нибудь из команды струсит и не дождется товарищей. Нет, он не мог простить первому помощнику, что тот ничего не знает о судьбе своего капитана.
— Капитан ушел снимать радиста, — ответил тот, еще более волнуясь оттого, что ему не верят.— В это время нас оторвало от борта и унесло в море.
— Они остались на шхуне?
— Да.
— Больше вы их не видели?
— Нет.
Мокрому помощнику капитана шхуны «Заря» было холодно стоять на пронизывающем ветру, но Сергей Петрович продолжал его допрашивать:
— Какие плавучие средства оставались па шхуне?
— Никаких, — уже заикаясь, ответил тот.
— Значит, они погибли?
— Возможно.
— Как же вы допустили гибель вашего капитана и радистки?
И, не дожидаясь ответа, распорядился:
— Отведите в каюту. Разберемся.
Сергей Петрович не верил молодому помощнику капитана Лазукина. Если бы тот хотел, он дождался бы капитана и радистку.
Вместе с тем у него была надежда, что и Лазукин и радистка выбросились за борт на каких-нибудь подручных плавучих средствах. И он распорядился продолжать поиски.
— Будем искать, пока не найдем капитана и радистку или не убедимся в их гибели!
II
Сознание приходило, уходило, возвращалось вновь. Когда оно возвращалось, Зоя думала, что надо приучить себя к волне. Волна — неизбежное зло. По не она здесь главное. А что главное?
Поток воды хлестнул девушку. Зоя прижалась к доскам. Ноги всплыли, заболтались в воде, их потянуло с плота. Потом вода ушла, Зоя выплюнула попавшую в рот соленую горечь и продолжала думать.
«Главное сейчас здесь — она, Зоя, на своем плотике. Волне нужно утопить ее, а Зое обязательно нужно побороть море, выжить. Если не верить в это, можно сойти с ума. Ее задача важней. Рано или поздно море утихнет, и тогда Зоя посмеется над волнами.
Надо думать, чтобы занять себя мыслями. Ведь ей плавать в море не час и не сутки. Надо готовиться к худшему. Ее может унести далеко. Судам придется искать ее долго, может, даже после того, как утихнет шторм. Если не найдут корабли, сюда пошлют гидроплан».
Она стала смотреть в небо, ища в нем голубых просветов. Но небо серо, низко, плотно закрыто тучами, без единого разрыва.
Теперь это не испугало ее, скорее немного обрадовало. Ведь рядом с ней не только волны. Над ней небо, тучи, а за тучами солнце. Когда разорвутся тучи, солнце будет светить, а может, и обогреет. Хорошо бы определить, сколько времени прошло, как она в море?
Зоя попыталась собрать все в памяти и определиться во времени. Когда она покинула шхуну, еще было светло. Наверно, через полчаса она потеряла сознание. Так продолжалось несколько раз. Но потеря сознания в холодной воде не должна быть продолжительной. Сейчас тоже светло. Значит, идет еще первый день.
Через минуту она с ужасом убедилась, что ее расчеты рассыпались, как карточный домик. Сейчас еще начало августа, в море нет ночи.
Только тут она вспомнила о часах. Поднесла к глазам руку. Стрелки разрезали циферблат сверху вниз.
«Шесть часов! Шесть часов. Чего — утра или вечера? Ах, как хорошо, если бы ночи. Тогда можно точнее считать время».
Но она тут же отогнала от себя эту мысль. Как мучительно тянулись бы ночные часы в море.
Время! Как мало она раньше думала о нем. В ее жизни оно пробегало так быстро, что его часто не хватало. А сейчас оно лишнее, его некуда деть.
Впрочем, здесь, на ее плотике, время должно протекать так же, как и там, на земле или на корабле, у живых, занятых делами людей. Часы не должны тянуться, как сутки. Наоборот, сутки должны пробегать, как часы. Но там люди заняты делом, а она? И она тоже.
У нее сейчас большое, самое важное в жизни дело — продержаться до прихода кораблей. Значит, надо занять себя мыслями! Но где взять столько мыслей, чтобы их хватило на несколько суток.
Ничего, она найдет, она постарается. Ведь ею прожито не мало лет.
И она, как в кинотеатре, просматривает каждый день своей жизни. Главное, делать это не спеша. Можно по-повому оценить эти дни, может, даже поспорить с самой собой.
Так проходят часы. Но вот просмотрена яркая кинокартина в восемнадцати сериях — в восемнадцать ее юношеских лет. А что дальше? Но нет, она еще не обеднела мыслями. На это она богата. И она начинает вспоминать рассказы, которые она слышала от других.
Кажется, тише вой ветра и гул моря. Зоя как бы отключила от себя эти звуки.
Она вспомнила, что зимой летала в Москву, потом на юг. И мир перед ней сразу раздвинулся, стал во всем своем беспредельном величии. В этом огромном мире морские волны как бы сразу намного уменьшились и не так пугали. *
Но ей нужно было не только мыслить. Ей надо было жить, жить здесь, на этом ненадежном плоту.
Что для этого надо? Прежде всего воды: не чаю, а простой холодной воды, стакан-другой. И еще бы кусок хлеба, обыкновенного, черного. Она бы съела его не сразу, а по кусочкам.
Без движения коченело тело. Зоя, насколько позволяли кольцо и ремень, передвигалась с одной половины своего плота на другую. Можно двигать ногами. Такие движения согревали, но и обессиливали ее. Наступило забытье. Действовал павловский закон торможения. Организм сам выключал всякую деятельность, чтобы не произошла катастрофа.
Очнувшись, Зоя второй раз глянула на часы. Равнодушные стрелки показывали девять. Неужели прошло только три часа? Но она тут же отвергла эту мысль.
