Рене Фалле - Париж в августе. Убитый Моцарт
Уилфрид не отвечал, лихорадочно соображая, чем все это может кончиться.
— Я ее знаю?
— Послушай, Омер, это совсем не то, что ты думаешь.
— Как, это не женщина! Так что же, эта сумочка принадлежит полисмену?
— Омер! Омер! — скандировали гости.
Омер грубо отмахнулся от них.
— Я догадался, Уилфрид. Да, да, я догадался. О твоем странном поведении. У тебя неплохой вкус. Поскольку ты не поднимаешь глаз от пола, я делаю вывод, что это — жена одного из твоих друзей. Самого лучшего, может быть? Я чрезвычайно счастлив и горд иметь среди своих гостей очаровательную, утонченную, самую ослепительную блондинку, прелестную мадам Эйдер. Кароль, если память мне не изменяет, мадам Эйдер.
Уилфрид схватил его за руку.
— Омер, умоляю тебя!
Омеру не понравилось, что его шутка не имела успеха.
— О, извини, Уилфрид! Извини! Ты влюблен. Да, да, трагическое лицо, изменившийся голос, это никого не введет в заблуждение. В отличие от мадам Эйдер. За твою любовь и прими мои поздравления.
— Клянусь тебе.
— Что ты не спал с ней?
Глаза Омера, скрытые стеклами очков, ликовали. Уилфрид раздосадовано вздохнул:
— Я с ней не спал.
— А что же ты делал с этой дамочкой? Играл в карты?
— Ты даже не представляешь, как близок ты к истине.
Омер поморщился:
— Это не смешно, Уилфрид. Совсем не смешно. Говори это кому угодно, только не мне. Ты, пожалуй, обставишь и Тристана с Изольдой. Только в этом доме нет меча.
Уилфрид посмотрел ему прямо в глаза:
— Да все равно, думай что хочешь! Только…
— Только что?
— Джентльмен?
— Джентльмен! Конечно!
Он состроил равнодушную мину и пожал плечами, явно забавляясь:
— Бедняга, Уилфрид! Я тоже однажды был влюблен. В четырнадцать лет. И больше это не возвращалось. Я заставил любовь бояться меня.
Он нагнулся, спасаясь от артиллерийского залпа пробкой шампанского, который произвел Брюно, целясь в них.
— Бокалы! Бокалы!
— В буфете.
— Музыку!
— Будьте любезны, мсье Уилфрид?
— Мадемуазель?
— Нэнси. Я не танцую с мужчинами, так небрежно одетыми. Мне больше нравится видеть их голыми, либо в смокингах.
— Омер, у тебя нет пластинок с твистом?
— Прошу прощения, но когда я был в этом добром стареньком домишке в последний раз, твиста еще и в помине не было.
— И потом, вам это не по возрасту. Вы должны танцевать только танго.
— Очаровательная Валери! Дорогая! Вы знаете, что здесь находится еще одна дама?
— Дама?
— Да, Валери. Уилфрид до ужаса боится спать один. Он боится темноты.
— Ее можно увидеть?
— Она спит.
— О ком вы говорите?
— Уважаемый Фрэнк, там наверху дама, она лежит в кровати, обнаженная, она ждет вас, она сгорает желанием. Так ведь Омер?
— Это не совсем так.
— Женщина?
— Вы их никогда не видели, Фрэнк?
— Омер, попросите ее спуститься. Она там, наверное, умирает от скуки, задыхаясь, как сэндвич меж душных одеял.
— Попросите Уилфрида. Этот сэндвич принадлежит ему.
— Сейчас. Уилфрид?
— Да?
— Я — Фрэнк.
— Еще раз добрый вечер, Фрэнк.
— Я узнал, что у нас там, наверху, спящая красавица? Если вы на самом деле прекрасный принц, как все о вас говорят, быстренько сбегайте за ней.
— Это бесполезно.
— Почему? Вы не осмеливаетесь ее нам показать?
— Нэнси! — воскликнул Омер. — Относитесь уважительнее к Кароль. Она могла бы быть, по крайней мере, вашей старшей сестрой.
— В самом деле? Но все равно, ей же не пятьдесят лет!
— Недавно исполнилось сорок, — уточнил Омер.
Нэнси усмехнулась. Уилфрид внимательно смотрел на нее. Придется ему защищать своего друга Кароль от этих опасных бабенок.
— Она не сойдет вниз, — прошипел он, — она очень устала.
— В самом деле? — насмешливым тоном повторила Нэнси свой вопрос.
Омер, чтобы не смотреть на Уилфрида, протирал стекла своих очков. Лелио танцевал с Черной Молли, Эдвидж — с Брюно. Омер вернул очки на место и взял Уилфрида под руку:
— Уилфрид, нижайше прошу, простить меня, но мне нужно поддерживать свою репутацию негодяя, ты прекрасно это знаешь. Влюбляйся, Бог с тобой. Это случается гораздо реже, чем выигрыш в рулетку. Везет не рогоносцам, а любовникам. Я тебе завидую.
— Омер, я не влюблен.
— Тем хуже для тебя. Довожу до твоего сведения, что в данный момент в этих пижамных штанах ты выглядишь смешно.
— Я ухожу.
Наверху он тихонько поскребся в дверь Кароль:
— Это я, Уилфрид.
Дверь приоткрылась.
— Ну что?
— Не знаю, как вам сказать, но… но внешняя сторона ситуации против нас, как всегда.
— Я в этом не сомневаюсь. Поставьте себя на их место.
— Вот именно. Как раз поэтому мы здесь и находимся. Они хотят увидеть вас.
— Увидеть меня?
— Да. Особенно… особенно…
— …Женщины?
— Да.
— Что от меня требуется?
— Может так случиться, что они вломятся к вам, подогретые шестью выпитыми бутылками шампанского.
— А вы?
— Я? Чтобы они отстали, мне нужно веселиться, как безумному. Так нужно, поймите это.
— Это ужасно.
— Да…
Уилфрид состроил гримасу. Он не мог им объяснить, что эта женщина недавно потеряла мужа. Он пожал плечами. Дверь тихо закрылась. Одевшись, он тщательно побрился.
Омер бил кулаком по столу:
— Веселимся! Веселимся! Ненавижу тоску. А впрочем, я застрахован от любой тоски!
— Все веселятся, — гоготал Лелио.
— Вот и отлично.
Омер обернулся к лестнице и отвесил церемонный поклон. Кароль спускалась вниз, бледная, в черном платье. Брюно восхищенно присвистнул. Омер вскинул бровь:
— Брюно, старина! Вы что, уже пьяны? Без сомнения, своей красотой мадам Эйдер заслуживает множества комплиментов, но не такого же сорта. Мадам Кароль Эйдер, я — к вашим услугам.
Он шагнул по направлению к Кароль и поцеловал ей руку. Она вздрогнула и прошептала:
— Благодарю вас, мсье Масс.
— Вы, остальные, подойдите. Надо вас представить, пока вы еще сохраняете приличный вид.
Кароль мужественно выдержала эти изъявления восторга и улыбнулась Омеру. Он протянул ей бокал.
— Веселитесь, мадам Эйдер, пейте, смейтесь, пойте! Как поживает мсье Эйдер?
Она закрыла глаза и задрожала. Содержимое бокала пролилось на пол. Омер очень умело разыграл замешательство:
— О, мадам, что с вами? Прошу вас, очнитесь. Простите мой вопрос, признаю, он был дурного тона. Взгляните на меня. Спешу заверить, что вы целиком и полностью можете положиться на мою скромность. Мсье Эйдер никогда не узнает…
— Замолчите! Замолчите!
Она позволила усадить себя в кресло, и Омер протянул ей другой бокал.
— Ну, ну, Кароль, не падайте в обморок из-за такой ерунды. Мы с вами в чудесной компании. Все останется между нами. Это, можно сказать, наше кредо. Например, мы не скажем мадам Масс, о том, что повстречались здесь. Вот, вам нечего больше бояться. Развеселитесь. Смейтесь, Кароль. Вы позволите себя так называть — Кароль? Просто мы категорически не любим употреблять фамилии.
Омер ликовал. Ему удалось заставить Кароль улыбнуться.
— Простите меня, мсье Масс.
— Омер, мы же только что договорились.
— Я глупо вела себя. Но, умоляю вас, не будем больше говорить об этом.
— Конечно, Кароль, мы не говорим больше об этом! Обещаю.
Он, очень довольный, исподтишка наблюдал за ней. Вечер получался чудесным.
— А вы не изменились, Кароль. А, вообще-то нет. Еще более опьяняющая и воздушная. Ваши черные глаза горят темным светом, и в них читается что-то вроде очаровательной тоски, как будто что-то вас тяготит.
Взгляд ее стал суров. Омер пришел в восторг от своей шутки.
— Ой, ой, злюка! Не хотите ли посмеяться? Посмеяться и потанцевать! Умоляю, подарите мне этот танец… Кароль?
Она машинально поднялась. Гостиная освещалась только свечами. На своей спине Кароль почувствовала ледяное прикосновение руки Омера.
— Не напрягайтесь так, Кароль. Это — медленный фокстрот, а не национальный гимн.
Он танцевал хорошо. Кароль любила танцы. Легкое опьянение просачивалось внутрь ее сопротивляющегося тела. Это напоминало эффект от укола новокаина.
— Вот, уже лучше, Кароль. Выражение тревоги ушло с вашего лица. Правда, чудесная минута. Музыка для нас — это как губка для школьной доски. Все стирается. Забудьте. Необходимо все забыть. Все. Как-то, ребенком, я, забавы ради, в подвале родительского дома повесил кошку. И, верите ли, я абсолютно все забыл, я имею в виду эту кошку.
— Вы полагаете?
— Да. В противном случае, я не рассказал бы о ней.
Спустился Уилфрид. Брюно, невзирая на протесты, разжег камин, поэтому пришлось раскрыть все окна и двери. По стенам и по потолку протянулись огромные тени. Нэнси танцевала с Брюно. Уилфрид пил шампанское, наблюдая за движениями Кароль. «Она танцует. Жизнь продолжается. Чужая смерть, любовные наслаждения и почечные колики — все это лишь мгновение».
