Шемас Маканны - Мои рыжий дрозд
Надев выходную шляпку, Салли отправилась в больницу. Увидев ее в конце коридора, Шамаш сделал несколько ракообразных движений, но сбежать не решился. Поджав губы, она вплыла в его кабинет и, не дожидаясь приглашения, опустилась в кресло. Шамаш тщательно закрыл дверь и молча встал перед ней. Да, теперь она выглядела еще хуже, под глазами, как он отметил, появились синяки, на щеках резке обозначились сосуды.
— Собрались умирать? А как же ваши планы?
Грубость его слов смутила Салли, и она не сразу нашлась, что ответить.
— Вот, — нерешительно заговорила она наконец, — я и хочу дать вам возможность все поправить, если сможете.
— Ага, так вы, значит, все обдумали?
— Да, и я поняла, что вы были правы. Я готова лечь под нож.
— Но проблема, как я помню, была не только в вас. Вы нашли другое тело?
— Да… Я тут присмотрела… — облекать мысли словесной плотью оказалось гораздо труднее, чем она полагала. — Ей четырнадцать лет. Довольно хорошенькая, неглупая… Ах, да, это же неважно… Ну, фигура. И мне кажется, Гилли уже влюблен в нее.
Услышав последние слова Салли, Шамаш вздрогнул. Сердце его почему-то сжалось и выбило нервную дробь. Он осторожно посмотрел на нее: может быть, старуха заговорила об этом нарочно и теперь ликует в душе, видя его волнение?
— И вы, значит, готовы всадить железный прут в голову этой красотки? — Он попытался взять реванш, намекая Салли на уже совершенное ею убийство, но она, кажется, не поняла намека.
— Железный прут? По-моему, лучше будет ее застрелить. Я, между прочим, неплохо умею стрелять. Сама научилась, когда осталась одна, мало ли что… И револьвер у меня есть.
— Но это ж будет квалифицировано как намеренное убийство, а мне бы не хотелось на суде фигурировать соучастником.
— Нет, нет, — она торжествующе улыбнулась, — слушайте, я все продумала. Когда она будет у меня, я выстрелю в нее, потом открою дверь, разбросав быстро какие-нибудь вещи, и потом выстрелю себе в ноги. Или еще куда-нибудь. Будто вооруженное ограбление, понимаете? Нас привезут к вам в больницу, вы будете настаивать на немедленной операции, девочка официально даже не будет считаться умершей, а мне вот придется умереть. Сердце, например, может не выдержать, ведь такое потрясение… Ну, что скажете?
— Да вам только банки грабить! — Салли улыбнулась, польщенная. — Но, — строго продолжал он, — вы понимаете, стрелять надо очень точно, чтобы был поражен только мозг. Я вам покажу, куда именно лучше всего. Мне ведь предстоит потом буквально ювелирная работа… И стоить все это будет недешево.
— Сколько?
— Мне нужны не только деньги.
— Я смогу дать вам тысяч пять.
— Этого мало.
— Если хотите, составлю завещание в вашу пользу. Я, правда, хотела оставить все Анне…
— Спасибо. Но, повторяю, мне нужны не только деньги. Деньги — это не главное. Вы должны обещать мне кое-что другое, дороже денег.
— Я вас не понимаю. Скажите же прямо.
— Слушайте, — Шамаш помялся, — если все пройдет хорошо и если потом вы с Гилли поженитесь и у вас будут дети, или даже если вы выйдете замуж не за него, а за кого-нибудь другого, — он махнул рукой в ответ на ее возмущенное восклицание, — ну так вот, если у вас родится сын, неважно от кого, вы должны будете отдать его мне.
Она растерялась.
— Прямо как в той сказке. Он ей обещает свою помощь, если она согласится отдать ему своего сына, который еще не родился. Но ведь в сказке надо было угадать имя того карлика. — Салли нервно улыбнулась, — мне тоже придется угадывать ваше настоящее имя? Это, в общем-то, думаю, можно будет как-нибудь узнать. И я, как та королева, сохраню своего сына себе.
— Какая королева, при чем тут мое имя? — Доктор Макгрене, видимо, был плохо знаком с европейским фольклором. — Вы должны будете отдать мне своего сына, ясно?
— Вы хотите его усыновить, как Гилли?
— Нет, совсем не то. Я открыл тайну сохранения жизни, благодаря мне люди смогут жить по двести, триста, пятьсот лет, причем — не влачить существование дряхлых стариков, а жить полной жизнью, накопляя опыт и мудрость. Вы представить себе не можете, как много в нашем мозгу неиспользованных ресурсов, а я их все постепенно от раза к разу буду подключать. Понимаете? Да ничего вы не поймете.
— Вот почему он стал совсем другим… — прошептала она.
Он, казалось, не расслышал.
— А теперь, — возбужденно продолжал он, — представьте себе, что я сам вдруг умру. Кто тогда продолжит дело? Я просто не имею права умирать. Мне нужно постоянно продолжать свое существование, обновлять свой опыт, я буду работать для всего человечества.
— Значит, — сказала она грустно, — вы хотите убить моего ребенка.
— Но почему «убить»? Разве тот мальчик умер? Это вы хотели его убить, а я его воскресил. Вот Патрик действительно умер. Я не убью ребенка, а просто займу его место, как и вы займете место этой Анны, но она тоже будет продолжать жить. Так и скажите себе. А вы сразу «убить». До чего же вы все, ирландцы, смешные, прямо как дети.
— Я не ирл… Послушайте, мне надо опять подумать. Я к этому всему не была готова. Извините.
— Да что тут думать! — Он начал сердиться. — Вы от меня получите лишних шестьдесят лет жизни, можно сказать, бесплатно, а потом, — он улыбнулся, — как постоянная клиентка, допустим, еще столько же. И эту операцию сделает уже как бы ваш сын. Поняли? Вы ведь так замечательно придумали все с этой девочкой, а теперь почему-то застряли на таких простых вещах. Вспомните, вы и во время первого нашего разговора чего-то боялись. А потом сообразили, что я прав.
— Странно все это как-то…
— Конечно, вам странно. — Макгрене вздохнул. — Мы привыкли уничтожать жизнь, а уничтожить смерть нам пока кажется непостижимым. Так?
— Да, наверное.
— Вот что, — он встал со стула и подошел к двери, — идите домой и спокойно все обдумайте. Я понимаю, разговор у нас очень серьезный. Для меня тоже очень важный. — Он открыл дверь, и Салли медленно вышла в коридор. — До свидания. Не спешите, поразмыслите, я буду ждать вас. — Она молча кивнула и побрела к выходу. Он долго смотрел ей вслед.
Гилли.
Гильгамеш Макгрене.
Как много значил он теперь в жизни Салли Хоулм. Но много значил он и для Нинсун-Бонавентуры, для доктора, для Хумбабы, для своих одноклассников. Много значил он теперь и для Анны. Сама того не замечая, она постепенно начинала мерить им свою жизнь, оценивала себя его взглядом, мысленно говорила с ним все чаще и все откровеннее. Когда он пригласил ее войти в группу «Алтерд бойз», она была просто счастлива. С непривычным для нее пылом начала учить песни, отрабатывала с помощью Гилли свою мимику и пластику и даже соорудила себе сногсшибательное платье для выступлений, которое Гилли милостиво похвалил.
Оставалось одно: подходящие инструменты. Все вместе они сумели наскрести лишь фунтов двадцать, но конструктивный ум Гилли и тут сумел найти выход из положения. Он вспомнил про того старьевщика по имени Ур-Зенаби, который продал ему тогда одежду, обувь и все остальное. Уж ему-то тот уступит по дешевке. Но денег все равно не хватало, и, подумав, Гилли решил пойти к Нинсун.
Помявшись какое-то время-, он заговорил о том, что просто не знает, что ему делать, денег нет, а они необходимы, причем не только ему. Он вздохнул и признался наконец, что решил пойти к ростовщику и взять большую сумму в долг под проценты.
Как же ты отдашь? Никак. Я его потом просто убью. Что?! — Сестра Бонавентура прижала руки к груди. Так часто делают. — Гилли надменно приподнял плечи. — Мы про это читали. Он, там, ее убил, деньги взял и где-то спрятал. Он даже нарочно хотел ее убить, понимаете, не только из-за денег. Но потом слабину дал, связался с одной проституткой, в общем, его замели. Понимаете?
Но сестра Бонавентура, видимо, не читала Достоевского. Дрожащими руками она достала из шкафа старый саквояж, на дне которого хранила деньги и ценные бумаги…
Лэди Брэкнелл: В саквояже?!
Да, в обычном саквояже.
…и спокойно спросила:
Сколько? Сто фунтов, — невозмутимо ответил Гилли.
Он взял деньги, кивнул ей и вышел, даже не сказал спасибо. Это ведь ей и не требовалось, она, как считал Гилли, ждала благодарности за свой благородный поступок из каких-то иных, высших сфер. Что для нее его жалкое «благодарю вас». Милый сыночек будет спасен от страшного греха, и спасение — ее заслуга. Да она сама должна была сказать Гилли спасибо за предоставленную возможность совершить доброе дело.
Все, ребята, порядок! — весело крикнул Гилли, выходя из комнаты экономки, и в ответ на вопросительные взгляды торжественно поднял над головой стофунтовую бумажку. Ну, куда теперь? — Эдан заметно волновался. Теперь мы пойдем в центр, в одну лавочку, я в ней был. Там, я думаю, можно кое-чего раздобыть.
