Шмуэль-Йосеф Агнон - Рассказы о Бааль-Шем-Тове
(Сипурим нехмадим)
[Раввин и нечестивый судья]
Вот, лежит на мне обязанность записать страшную повесть, кою рассказывали нам со слов внука Бешта, да будет благословенна память праведника, – святого учителя рабби Баруха из Меджибожа, да будет благословенна память праведника. Повесть о том, как каждый год приезжал к нему один знаменитый раввин из хасидов его деда – Бешта, да будет благословенна память праведника, и в такие наезды он оказывал тому наивысшее уважение, как подобает и следует, и, когда тот собирался уезжать, устраивал в его честь особую трапезу для всех жителей города – в знак почтения к приезжему раввину. Однажды пожаловал к нему сей гость перед наступлением праздника Песах, и уже прибирали дома, готовясь к празднику Песах, и немного недоволен был святой рабби Барух, да будет благословенна память праведника, приездом гостя – что приехал в то время, когда каждого одолевают заботы праздника Песах, учитель же рабби Барух, да будет благословенна память праведника, отличался, как известно, тщанием [в соблюдении заповедей], и спросил его один из его хасидов: «Ребе, что это?» Ответил ему, что и как. Сказал ему сей хасид: «Дом мой еще не прибран к празднику Песах, и у меня довольно места, чтобы накрыть стол для этого уважаемого человека». Отвечал ему рабби Барух: «Очень хорошо». Вместе с тем недовольство его не ускользнуло от заезжего раввина, поскольку определил ему рабби Барух, да будет благословенна память праведника, иное место и не посадил его во главе стола, но лишь сбоку. Заезжий раввин, будучи большим человеком, понял, что есть тут какое-то недовольство. Сказал рабби Баруху, да будет благословенна память праведника: «Расскажу вам чудесную историю из рассказов о нашем учителе и вашем деде святом Беште, да будет благословенна память праведника.
У Бешта, да будет благословенна память праведника, было обыкновение ездить каждый год в одно постоянное место (а название города я позабыл), и обычно раввин того города устраивал для него большую трапезу, и все горожане принимали участие в этой заповеданной трапезе, Бешт же, да будет благословенна память праведника, не принимал платы или расписки ни от кого, и лишь из общественной кассы выдавали ему всегда сто дукатов, и Бешт, да будет благословенна память праведника, благословлял всех и каждого, чтобы разрешалось благополучно всякое дело, какое у них случится. Так было [и на сей раз]. Таков был его обычай – из года в год приезжать в тот город, и так всегда он поступал там. И было, когда городской раввин приказал долго жить нам и всему Израилю, велел Бешт, да будет благословенна память праведника, чтобы там приняли меня на место раввина и учителя. Я же, хотя и был, слава Богу, сведущ в Гемаре и постановлениях законоучителей, вместе с тем пятый Шульхан арух[251] не знал, а посему не хотел брать на себя суд Торы в вопросах имущественных установлений и думал, что, может быть, найдется в этом городе какой-нибудь выдающийся знаток, сведущий в вопросах купли-продажи, так что он сможет помочь мне в законе Торы. И нашелся [такой человек]. Я же нанял его и платил потребное ему из своего кармана. Но человек сей оказался из породы лицемеров, и унизил, и опозорил меня, и брал себе все деньги за вынесение решения, а я еще особо доплачивал ему, и так он не оставлял мне ничего на пропитание, а я никак не мог изменить положение. И таким образом, был я лишен дохода, помилуй нас Господь. И представлял себе, что, когда учитель мой Бешт, да будет благословенна память праведника, приедет в город, как это случалось каждый год, тогда я поведаю ему об этом. Однако когда Бешт приехал к нам, на всех застольях являл он благорасположение к тому судье, и все мои упреки застревали у меня в горле, и я не мог вымолвить ни слова. Проглотив слюну свою, и гнев свой, и слова свои, дал я себе зарок на будущий год набраться смелости, подобно храбрецам, и сразу же начать жаловаться на него Бешту, да будет благословенна память праведника. Судья же, увидев, что Бешт, да будет благословенна память праведника, возвысил его и оказал ему почет, стал разить меня прямо в темечко крепче, чем в предыдущем году. Из года в год я говорил себе, что открою уста свои, дабы посетовать на него пред Бештом, да будет благословенна память праведника и в мире грядущем, но Бешт, да будет благословенна память праведника, [всегда] оказывал ему великий почет, и жалобы застревали у меня в горле. Сказал я себе: что не под силу времени, то сделает разум, я же должен открыть уста для жалобы, и пришло мне в голову, когда тот судья подойдет к порогу дома, [где будет Бешт], сорвать шапку с его головы и закричать во весь голос: “Злодей и мерзавец! Так-то и так-то ты поступаешь со мной!” Так было у меня на уме поступить. И когда Бешт, да будет благословенна память праведника и в мире грядущем, показался в дверях, отправляясь в [обратный] путь, встал я на пороге и хотел было уже закричать во весь голос. Бешт же, да будет благословенна память праведника и в мире грядущем, почувствовал это и сказал: “Расскажу вам одну страшную историю”. А судья бесстыдно встал там, чтобы послушать. Сказал Бешт, да будет благословенна память праведника: “Только стойте каждый, где стоит, не двигаясь с места”. И рассказал Бешт, что святой Рамбан был знатоком явного и тайного и велик в познании природы и во всякого рода науке и премудрости. В том городе, где жил король, было пристанище святого Рамбана, да будет благословенна память праведника. Однажды была у короля нужда в совете по поводу одного потаенного дела, и стал он советоваться с королевскими вельможами, с коими подобает советоваться в столь важном деле. Сказывали ему, мол, есть тут один еврей, премудрый во всем, он-то, дескать, и скажет тебе все, что ты должен делать, и так будет сопутствовать тебе успех. Король призвал его, и говорил с ним, и, увидев глубину его мудрости, открыл ему тайну своего дела, и просил его, чтобы тот каждый день приходил к нему и два часа занимался с ним премудрыми делами. Епископ, который был вхож к королю даже и в неурочное время, придя однажды туда, застал там святого Рамбана, да будет благословенна память праведника, и тот был занят с королем изучением некой премудрости, и король не принял епископа, пока они не завершили свои занятия. Затем принял его со всем почетом. Спросил его епископ: “Кто сей твой учитель и наставник?” Рассказал ему. Сказал епископ: “Быть может, и мне дано будет позволение приходить к вам каждый день, дабы поучиться?” И дано ему было. Однако епископ был из породы лицемеров. Один раз сказал он королю: “Смотри: вот евреи весьма сведущи в премудрости, и ежели бы не проводили свои дни за изучением Талмуда, а занимались бы только познанием и исследованием, то становились бы все более сведущи в премудрости. А посему верный мой совет – провозгласить по всем уделам королевства твоего, чтобы не учили боле Талмуд, но занимались бы лишь познанием и исследованием”. Король послушался его совета и обязал евреев делать по совету того епископа, да сотрется имя его. Один раз шел епископ с королевским сыном по еврейской улице и увидел, что святой Рамбан учит [Талмуд] с сотней учеников. Епископ с королевским сыном вошли к нему, и Рамбан, да будет благословенна память праведника и в мире грядущем, принял их с почетом, и епископ показал ему места в агаде в трактате Бава батра, кои содержат поношение и оскорбление народов мира. Рамбан же, да будет благословенна память праведника, показал ему всю его глупость и невежество, опровергнув его слова. Спустя некоторое время сказал королю епископ, да сотрется имя его: “Смотри, государь мой король, вот и любимый тобою святой Рамбан, да будет благословенна память праведника, не слушает тебя и не исполняет твоего веления, ибо учит Талмуд, в коем содержится много противного вере христиан”. Спустя некоторое время спросил король святого Рамбана: “Правда ли то, что, как я слышал, говорят о тебе?” Сказал: “ Так это”. Спросил его: “Ужели возможно сие? Ведь только одно остается?”[252] Отвечал ему Рамбан, да будет благословенна память праведника: “[Тора] – жизнь наша, иначе на что она мне, как сказано об этом в Талмуде [на примере] лисы и рыб”[253]. Сказал ему король: “Вот ведь в Гемаре, там-то и там-то, есть слова против нашей веры?” (Ибо епископ раньше сказал ему это.) Отвечал ему Рамбан, да будет благословенна память праведника, что поистине не таков буквальный смысл, и ясными доводами доказал ему, что обязаны евреи почитать короля и вельмож, ибо сердце короля и вельмож в руце Господа, а ежели так, то [и почитание их] – заповедь от Господа. И растолковал ему все это и разъяснил, что святая Тора дана была в добрых деяниях и семьдесят ликов у нее и четыре образа толкования[254], и раскрыл ему глаза на смыслы, данные намеком в каждом случае. [Показал он], что на основании святой нашей Торы, и Талмуда, и агады мы можем провидеть будущее и познавать обстоятельства и поступки людей, ход и смысл времен, физиогномику и тому подобное. “В доказательство я покажу тебе чудесную вещь: вот, через несколько мгновений сюда войдет епископ”. И так и было: на пороге королевского покоя появился епископ. И сказал Рамбан, да будет благословенна память праведника: “Стой на месте, не оскверняя королевский дворец, ибо из блудодеев ты, и блудил, и прелюбодействовал ты во всех домах блуда, и сей ночью также прелюбодействовал с такой-то и такой-то женщиной, и глубоко погряз ты в этой скверне, да помилует нас Господь. В доказательство же сего я скажу, что в таком-то месте на голове у человека есть одна жила, а у сего нечестивца, погрязшего в скверне, жила сия красна на вид, а это – явный признак. Теперь же выбрей волосы на своей голове, и увидим, верно ли я сказал”. И сделали так, и нашли, что так и есть. Сказал святой Рамбан: “Воззри, о государь, чего желал сей епископ-блудодей, и как ты можешь принимать на веру слова его? Ведь ты видишь, что он нечестивец и прелюбодей и опасны все поступки его”. И тотчас увели его оттуда и умертвили. Так рассказал Бешт, да будет благословенна память праведника, а затем сказал, обращаясь ко всем: “Вот он – судья нечестивый. Хотели оказать ему благодеяние и исправить его в этом перерождении, но бесполезно – злодей остается злодеем. Держите его!” Но в тот же миг исчез сей нечестивец и пропал из мира сего».
