Данте Алигьери - Божественная комедия. Ад
302
О значении огня в Дантовой поэме мы говорили выше (Ада VIII 73 и IX, 127. примеч.). Здесь еще менее показано значение этой стихии. – «Огонь божественной любви и истины, этот источник вечного блаженства праведных, этот путь очищения для кающихся, даже для доблестных героев в Лимбе разливающий яркий свет, огонь этот, как мы видели, уже для отрицателей бессмертия (Ада IX, 127 и примеч.) составлял орудие вечной муки. Но для еретиков он еще не проявляется в виде огня: он раскаляет только их могилы, эти символы вечной смерти, которую они учили. Только здесь, в сознании душ, согрешивших непосредственно перед Богом, только здесь, в обители насилия против Бога, божественный огонь становится прямым орудием казни. Но и здесь нисходить он не в виде света, но отдельными, жгучими клоками, потому что полное божественное познание недоступно грешникам: только отдельные искры божественного огня любви и истины долетают до них; только отдельные мысли о Боге доступны им, но и те нисходят к ним как муки, не светят, но только сжигают их. Согрешив непосредственно перед Господом или богохулением, или противоестественным осквернением любви, или осквернением искусства – лихоимством, они разделились на три стада, из которых каждое испытует свою меру казни. Богохулители, пораженные как бы громом, лежат на бесплодной песчаной степи; в дерзком бессилии, они и теперь еще вызывают на спор небо, и эта несмеримая гордыня сильнее, чем проявление любви божественной в пламени, карает их безумство – мысль глубокая, олицетворенная в Капанее! – второе стадо, осквернившее любовь, вечно бежит с ужасом от чистого ее пламени, прожигающего вечным клеймом позора чело оскверненных; тогда как для обратившихся с любовью к Богу (Чист. XXVII, 93–57), для блаженной Беатриче (Ада II, 93), для самого язычника Виргилия, это пламя не губительно. Накониц, третье стадо – ростовщики – так сказать свертываются сами в себя, еще доселе крепко сжимают пустые мешки золота и тщетно стараются удалить от себя мысли о благости Божьей, против которой согрешили, – эти клоки пламени, которые, падая на них беспрестанно, сжигают их.» Копишь.
303
Пока горел один, т. е. пока отдельные волны пламени не слились вместе. Неизвестно, откуда заимствовал Данте это сказание об Александре Великом; может быть, он почерпнул его из подложного письма Александра к Аристотелю; в этом письме, между прочими удивительными рассказами об Индии, говорится и об огненном дожде.
304
В подлин.: Sanza riposo mai era la tresca Delle misere mani. Tresca– особого рода танец, бывший в моде во времена Дантовы в Неаполе и состоявший в том, что пляшущие становились друг против друга, при чем один из них, которому все должны были подражать, подымать то ту, то другую, то обе руки вместе, откидывал их то туда, то сюда и вертелся то в ту, то в другую сторону: стало быть, отмахивание рук грешников сравнено с этим танцем чрезвычайно метко. Бенвенуто да Пмола.
305
Т. е. у врат огненного города (Ада VII, 115 и д.)
306
Монджтбелло (от Араб. гибель, гора), народное название Этны, в недрах которой, согласно с мифологией, Вулкан с своими Циклопами ковал молнии для Юпитера.
307
Этот говорящий гигант есть Капаней, мифическое лице; выведенное Дантом как символ порока, здесь наказуемого, подобно Миносу, Церберу, Плутусу, Флегиасу, Минотавру и др., один из семи царей, осаждавших Фивы в междоусобной войне братьев Этеокла и Полиника. – Глубокомысленный Данте не без значения умалчивает здесь о других богохулителях, ибо все безумие этого греха сосредоточивает в одном языческом образе хулителя Зевсова. Копишь.
308
Капаней намекает на войну гигантов в фессаллийской долине Флегре против Зевса и других богов, где гиганты были побиты молнией, выкованной Вулканом Юпитеру.
309
Это та же кровавая река, в которой казнятся тираны (Ада XII, 46 и д.)
310
Горячий серный ключ, Буликаме, на расстоянии полмили от Витербо, есть бассейн горячей воды, имеющий вид раковины, в 408 пальм в окружности. Его вода, особенно пригодная для мочки конопли и льна, во времена Данта проведена была каналами в различные заведения бань; служила ли она для той цели, на которую намекает Данте, неизвестно; впрочем недалеко от него находится другой горячий ключ, который и поныне называется Bagno delle Dопту. Филалетес.
311
Т. е. первые врата ада (Ада III, 1 и д.)
312
«Hujue statuae eaput ex auro optimo erat, pecuu autem et brachia de argento, porro venter, et femora ex aere; tibiae autem ferreae, pedum quidem pars erat ferrea, quaedam autem fictilis.» Vulg. Daniel. II, 32–33.
313
Очень вероятно, что четыре адские реки, по представлению Данта, образуются одна из другой: таким образом, источник Стикса в четвертом круге (Ада VII, 101–108) имеет подземную связь с Ахероном, а Флегетон (кровавая река первого отдела седьмого круга), в свою очередь происходит из Стикса, коего воды, протекая под огненным городом шестого круга, нагреваются до точки кипения. Побочные рукав Флегетова, который теперь перед поэтами, вероятно, тоже протекает под землею под лесом самоубийц, что подтверждается самим глаголом, употребленным в ст. 76, spicciare, что значит: бить из земли ключом; а также тем, что Данте, до сего времени шедший с левой стороны, впоследствии, перейдя поперек песчаную степь, идет уже по правому берегу потока не упоминая нигде о своей переправе через него: из чего должно заключить, что он, вероятно, обогнул поток при самом его истоке. Филалетес.
314
Здесь описывается статуя Времени, одна из глубокомысленнейших аллегорий Данта. Статую Времени Данте помещает на острове Крите: это частью для того, чтобы аллегорию свою примкнуть к циклу греческих мифов о Кроносе, царствовавшем в золотом веке, почему и сделан намек (100–102) на Рею, матерь Зевса, которая спасла своего сына от алчности отца его тем, что повелела Корибантам, жрецам своим, заглушать своими криками и звуками кимвалов детский плач его; частью потому, что Крит, как замечает Нандино, находится между тремя, тогда единственно известными частями старого света, а потому может быть принят за символ всего земного шара. Старец помещен внутри горы: это указывает на таинственность времени и непостижимость его происхождения. Он стоит прямо, лучшею своей частью – золотой головою – обращенный к небу; к земле, к аду, он слагается из материалов все худшего и худшего достоинства. Эти различные материалы – золото, серебро, медь и железо – означают четыре века человечества. Спиною старец обращен к Дамиетте, городу в Египте: это потому, что род человеческий берет свое начало на Востоке (Египет причислялся тоже к Востоку), от которого однако ж, со введением христианства, он отвратился как от колыбели язычества. Взор старца устремлен на Рим, как на город, от которого, по понятию Данта, зависит спасение мира. – Одна нога статуи глиняная: этим обозначается возрастающая с каждым днем изнеженность, развращение и нравственная порча человечества; нога эта правая, потому статуя Времени и упирается на нее сильнее, чем на левую. Ноги статуи означают четвертый, последний период времени или владычество Римлян, при чем левая означает Рим языческий от его начала до распространения христианской веры в Римской Империи: она железная, потому что Римляне в первые 7 веков своего владычества отличались воинственностью, строгостью нравов, строгим законодательством, силою характера. Напротив, правая нога из глины означает Рим христианский или Римско-германскую Империю, период, когда политическое и нравственное состояние времени отличалось распадением и порчею, и все христианство Дантова времени представляло хаотическое брожение. Нравственный смысл аллегории заключен собственно в ст. 112–115. Морщины покрывают все части тела, кроме головы, литой из золота: только в золотом веке не знал человек горя; но с первым грехопадением, с началом серебряного века, являются на свет и грехи и горести. За тем смелым оборотом мысли Данте опять связывает нравственный смысл своей аллегории с мифическим: слезы сливаются и, проточив пещеру, в которой стоит старец, пролагают себе дорогу в бездну ада и здесь образуют четыре мифологические реки. Самые реки, по толкованию древних комментаторов, основанному на этимологическом значении их имен, означают четыре степени греховности или, вернее, греховного горя: Ахерон, первая река, через которую Харон перевозят грешников, есть утрата всех радостей; Стикс, где ходит ладья Флегиаса, означает отчаяние; Флегетон, через который Несс переносит Данта, значит огненные терзания совести и, накониц, Коцит означает громкий плач и скрежет зубов грешников. От греха происходит все наше горе (Ада XXXIV, 36.): потому поток горестей, возникая из развращений времени, стремится реками слез к отцу всякой скорби, к Люциферу, где и замерзают в Коците, там, куда тяготеет всякая тяжесть, где скопляется всякое горе (Ада XXXIV, III). Каннегиссер. Копишь, Филалетес.
