Филипп Эриа - Испорченные дети
- Вообразите только! - провозгласил дядя, который как оратор был сегодня особенно в ударе. - Нынче утром является к нам в контору Франсуа; просит провести значительную денежную операцию. Конечно, я вам не сообщу ни ее размеры, ни в чем она состоит: профессиональная тайна. Когда все было закончено, он захотел меня видеть. Его вводят ко мне. И вот, желая объяснить значение этой операции, он заявляет... Нет, вы просто ушам не поверите!
- Да в чем же дело? - спросила тетя Эмма.- Ты меня ужасно разволновал.
- Он меняет специальность. На лучшую, по его словам. Короче, бросает мануфактуру. А теперь угадайте, ради чего!
- Нет уж, дудки, поди догадайся! - воскликнула тетя Жюльена.
Всякий раз, когда тетя Жюльена не к месту вмешивается в разговор или бросает вульгарную фразу, тетя Эмма свирепо на нее оглядывается.
- Боже мой, Теодор! - проговорила мама, которая с огромным удовольствием отрекалась от своих братьев и сестер, хотя они были рождены ее же матерью.- Боже мой, уверена, он взялся за какое-нибудь позорное ремесло! Вот-то обрадовал!
Тетя Эмма даже задохнулась от любопытства.
- Но какое ремесло?
- Он будет директором фабрики,- ответил дядя.
- Все зависит от того, какая фабрика...
- Совершенно верно, дорогая!
- А какая же именно?
- По стрижке мехов.
После краткого молчания, вернее, даже оцепенения, раздался дружный крик. Среди общего гула выделился голос тети Эммы, заявившей, что это мерзость.
- А что же это за штука такая будет? - осведомилась на своем жаргонном языке тетя Жюльена.
- Во всяком случае, это мерзость! - повторила тетя Эмма, повысив голос.- Уж поверьте мне!
Дядя снизошел до комментариев.
- Если, скажем, кроличья шкурка недостаточно высокого качества, чтобы идти на меховые поделки...
- Имитация! - взвизгнула тетя Эмма.
- ...в таких случаях шерсть срезают и делают из нее фетр, а самую мездру пускают на изготовление желатина.
- Ох! - воскликнула тетя Эмма, брезгливо сморщив лицо. - Час от часу не легче. И Франсуа будет заниматься также и мездрой?
- Можешь не сомневаться! Использование всех отходов будет рационализировано и поставлено на широкую ногу. Но важно другое: как можно взяться за такое дело?
Тетя подняла руку, желтую руку, схваченную черным креповым манжетом, и изрекла:
- Когда речь идет о том, чтобы заработать деньги, нынешние молодые люди окончательно теряют стыд! - и довольно некстати процитировала: - Sic transit gloria mundi* {Так проходит мирская слава - лат.}.
Хоть и умудренная долгим опытом, я не выдержала и, улыбнувшись, вмешалась в разговор:
- А не чересчур ли мы щепетильны?
- Так я и знала! - воскликнула тетя Эмма.- Странно было бы, если бы ты не возразила!.. Когда ты пойдешь смотреть его фабрику, постарайся, чтобы твое обоняние не оказалось чересчур щепетильным.
Мама громко рассмеялась.
- В конце концов, - продолжала я,- не нам бросать в Франсуа камень.
- Будь добра, объясни, почему не нам? Значит, по-твоему, биржевые операции - менее почетное занятие, чем сбор кроличьих шкурок?
- Нет, нет... Но ведь у нас было гуано...
- Ну и дрянь ты несешь, - воскликнул дядя.
- Она меня с ума сведет, - простонала тетя Эмма.
И мама в трогательном согласии с остальными:
- Фердинанд, может быть, ты усмиришь свою дочь?
Наши никогда не могли спокойно слышать даже самой невинной шутки насчет гуано. То, что граф Клапье, отец бабуси, владелец островов Чинча, за десять лет сумел нажить на гуано в пятидесятых годах прошлого века огромное состояние, - это превосходно, но к чему вспоминать об этом?
- Впрочем, твои остроты как всегда неуместны, - подхватила тетя Эмма. - Наша семья издавна владела землей. Я надеюсь, тебе это известно и тебя это не огорчает? Дедушка владел островами в районе Ики в Перу; надо полагать, там тоже была земля. Случилось так, что там стали заниматься гуано, как в другом месте занимаются каменным углем или рожью. Вот и все! Что за глупости!
- А главное, при чем тут манипуляции с органическими веществами, до которых не побоялся унизиться этот молодой человек? Какое тут может быть сравнение! - подхватил дядя.
- Вот увидишь, - заявила тетя в черном, - уж поверьте моему нюху, он непременно разорится.
- Точно, - подтвердила тетя в фиолетовом, - боюсь, как бы он не поплакал.
- Жюльена!
И тетя Эмма стукнула ладонью по столу, призывая родственницу к порядку.
- Я хотела сказать, как бы он не наплакался, - поправилась тетя Жюльена.
- Вернее, не пришлось бы ему плакать! Дорогая моя Жюльена, как ты все-таки странно выражаешься.
В столовую вошел слуга.
- Мадемуазель Агнессу просят к телефону.
- А кто просит? - осведомилась я.
- Прошу прощенья, телефонистка просит лично мадемуазель к телефону. Звонят из Гавра.
Я поднялась и быстро вышла из комнаты. Никто, казалось, даже не заметил моего ухода. Им хватало забот с этим Гуйю.
- Алло? У телефона мадемуазель Агнесса Буссардель?
- Да, это я.
- Не отходите от аппарата. С вами будет говорить из Гавра мсье Келлог.
Я без сил опустилась на стул.
- Хелло, Эгнис!
Итак, мне суждено было вновь его увидеть. Сначала я увидела его глаза.
Поезд медленно прошел мимо меня, и сквозь вагонное стекдо я заметила антрацитово-черные, блестящие глаза моего американского друга. Он меня тоже заметил; тут я увидела его улыбку. Темные губы приоткрылись, обнажив два ряда блестящих зубов; я с трепетом узнала ложбинку между двумя передними резцами.
Он спрыгнул на перрон. Он снова ворвался в мою жизнь.
- Agniss! I'm so glad to see you! You look marvellous! {Эгнис! Я так рад вас видеть! Вы чудесно выглядите! - англ.}
Он даже не дал себе труда заговорить по-французски. Я ответила ему на его языке. И все началось сначала.
Я повела Нормана к выходу. Однако казалось, что это он меня ведет. Свободной рукой он схватил мою руку выше локтя. Прижал меня к себе, защищая от вокзальной толкотни. Я вспомнила свой собственный приезд несколько месяцев назад. Этот же перрон, эту же суматоху, в которой мне чудилось что-то враждебное. А ведь тогда рядом шел мой брат, и он не взял меня под руку.
Сейчас тепло Нормана проникло даже сквозь рукав пальто, коснулось меня.
- Такси? - спросил носильщик, который, услышав нашу английскую речь, счел необходимым упростить свой словарь.
- В каком отеле вы собирались остановиться, Норман?
- Подождите-ка, мне порекомендовали один очень хороший. Норман стал листать свою записную книжку. Я готовилась услышать название какого-нибудь экзотического, неизвестного парижанам отеля, где-нибудь на Монмартре.
- Вот,- сказал Норман. И, стараясь как можно лучше выговаривать французские слова, произнес: "Терминюс Сент-Лазар".
Я не могла удержаться и расхохоталась.
- Да это же рядом! Туда можно попасть, даже не выходя из вокзала. Пойдемте. Вот сюда.
- Чудесно... А у вас есть свободный час, Эгнис?
- Не один час, а целые сутки. Я совершенно свободна. Наши думают, что я в деревне, у одной моей приятельницы, а ее я предупредила.
- Ого! - улыбнулся Норман. - Как это по-французски! - И добавил потише: - И как мило... Значит, мы вместе пообедаем?
- Конечно. Хотите, я зайду за вами через час?
- Не стоит. Я решил сразу же поездить по Парижу в такси. И вы поедете со мной. Подождите минуточку.
Норман потребовал себе номер окнами на улицу, "чтобы наблюдать Париж", и велел отнести туда багаж. Я не отрываясь следила взглядом за гибкими движениями юноши в пальто спортивного покроя, точного в жестах, отдающего приказания уверенным тоном, сразу обжившегося в чужой стране. Потом он снова подошел ко мне.
- Вы первый раз в Париже, Норман?
- Да. Я хочу немедленно посмотреть...
Снова повторилась сцена с записной книжкой. Найдя нужную страницу, Норман выпалил одним духом:
- Колоннаду Лувра, площадь Вогезов, Арену Лютеции, дом на улице Вольта.
- Но уже темно, вы ничего не увидите.
- Приеду еще раз днем. Мне не терпится: я хочу сравнить подлинники с репродукциями.
Он сел рядом со мною в такси. Я сказала шоферу, куда ехать. Видно, такова уж я от рождения, но меня обрадовал выбор Нормана. Хорошо, что он не попросил отвезти его сначала на Елисейские поля, или на Бульвары, или в квартал Пигаль.
- Если хотите, Норман, я буду вашим гидом. Покажу вам уголки, которых никто не знает, старинные особняки, которые, очевидно, в вашем списке не значатся. И непременно свезу вас в Версаль.
- О! Версаль у меня записан.
- Не сомневаюсь...
Прижавшись лицом к стеклу машины, Норман открывал для себя Париж. Я спросила:
- А сколько времени вы здесь пробудете?
- Всего три дня! Но, вернувшись из Тироля, побуду здесь подольше. Вы знаете, я еду в Тироль изучать местную архитектуру. Сейчас речь идет о том, чтобы выстроить тирольскую деревню на берегу озера Хантингтон. В конце концов моя работа на Биг Бэр имела огромный успех...
Еще накануне я выслушала бы это название, не потеряв душевного равновесия. Но вот Норман приехал из Америки. И сейчас эти два слова вызвали во мне какой-то тайный отзвук. Я схватила своего спутника за руку, чтобы не дать ему кончить фразу, и произнесла:
