Николай Фробениус - Лакей маркиза де Сада, или Каталог Латура
Осенью 1814 года де Сад заболел. Его мучили сильные боли в нижней части живота, ему предписали диету. Запретили пить вино. У него были боли в гениталиях, особенно если он к ним прикасался. В конце концов маркиз попросил доктора о суспензории. К исходу ноября состояние его ухудшилось настолько, что он больше не мог ходить. У него началась гангрена. 30-го де Сад записал в своем дневнике: "Наконец-то мне надели бандаж от грыжи". Это были последние написанные им слова. В пятницу, 2 декабря, у старого аристократа началось удушье и он скончался.
Де Сад оставил подробное завещание, особенно точные распоряжения он сделал относительно своего праха. И строго-настрого запретил производить вскрытие. Он просил, чтобы его тело в простом деревянном гробу отвезли в его имение в Мальмезоне недалеко от Эпернона. И без всяких церемоний похоронили там на опушке леса справа от дороги. Пусть какой-нибудь крестьянин из Мальмезона выроет могилу под наблюдением торговца лесом месье Ле Нормана. Если месье Ле Hopман захочет оказать усопшему последний знак внимания, он может пригласить несколько ближайших родственников де Сада, но никакой помпы и роскоши. Как только могилу сровняют с землей, на этом месте следует посеять желуди, чтобы там снова вырос лес и все следы усопшего исчезли с лица земли "точно так же, как память обо мне исчезнет из воспоминаний людей, не считая нескольких человек, которые всегда любили меня и нежную память о которых я унесу с собой в могилу".
Но желание покойного не было выполнено. Могилу де Сада разрыли. Молодого доктора из Шарантона интересовала голова маркиза, и он ее получил. Немецкому анатому доктору Шпурцхайму*, основоположнику так называемой френологии, разрешили изучить череп. Исследовав его, доктор Шпурцхайм заключил, что причудливый характер этого человека объяснялся чрезмерным развитием некоторых отделов мозга.
* 'Шпурцхайм, Иоганн Кристоф (1775-1829) - немецкий френолог.
Несколько недель спустя заболел Латур. Кульмье перевел его в другую комнату, и, убирая прежнюю комнату Латура, поломойка нашла засунутое под матрас стихотворение. Кульмье сразу узнал почерк де Сада. Бумага была сильно измята. Держа ее в руке, директор думал, что Латуру пришлось потрудиться, чтобы скрыть это стихотворение. Разобрать почерк маркиза оказалось делом нелегким, но Кульмье понял, что это тот самый листок, который де Сад дал Латуру после попытки последнего убить его. Он-то и заставил Латура отказаться от намерения привести в исполнение свой замысел и лишить де Сада жизни. Кульмье прочитал это стихотворение:
Эпитафия Д. -А. -Ф. де Саду,
пленнику всех режимов,
сочиненная им самим
Прохожий, идущий мимо.
Преклони здесь колени и помолись
Рядом с несчастным.
Он был рожден в прошлом веке
И умер в унижении.
Тирания злодеев
Всегда хотела уничтожить его.
При абсолютной монархии
Он стал жертвой монстра.
Во времена террора его мучениям не было конца,
И де Сада низвергли в ад.
Во времена консульства все повторилось.
И снова жертвой оказался де Сад.
Кульмье закрыл глаза. Ему было грустно. Он чувствовал себя обманутым. Он потерпел поражение. Злодеяниям убийцы положил конец листок бумаги с тринадцатью строчками, а вовсе не великий Кульмье. Он вернул стихотворение туда, где его нашли, и удалился в свой кабинет. В ту ночь он думал, как ему отделаться от Латура. Но утром раскаялся в своих мыслях, по утрам его всегда мучили угрызения совести. Он решил позволить старому слуге де Сада остаться в Шарантоне свободным человеком до конца жизни.
***
Каким образом я оказался здесь, в этой комнате, где всегда холодно?
Почему на меня так внимательно смотрят? Как будто изучают снова и снова. Исследуют, вскрывают. Лишь бы не оставить в покое. Что они обо мне думают? Какие употребляют слова? Какими словами они говорят обо мне?
Я чувствую себя нагим. Я слишком стар. Большая часть времени уходит у меня на попытки заснуть. В полудреме я думаю о себе, о том, кем я был. Но эти мысли такие неуловимые. Больше ни в чем уже нет смысла. У меня осталось только воображение. В воображении я вскрываю череп маркиза, но не нахожу там того, что искал. Эта фантазия без конца повторяется, других у меня нет. Я просыпаюсь и плачу, потому что старый аристократ уже умер.
Мои мечты стать великим ученым были смешны, но я не смеюсь. Для этого я слишком опустошен.
Я чувствую себя нагим. И слишком старым. С таким возрастом невозможно смириться. Я никогда не хотел жить так долго.
Иногда ко мне заходит директор Кульмье. Его прозрачный взгляд причиняет мне боль. Он задает вопросы, хотя знает, что не получит ответа. Думаю, он знает обо мне больше, чем следует, и уж конечно больше, чем мне хотелось бы. Он расспрашивает меня об Онфлёре, о моей матери. О Париже, о старом аристократе. Я молча смотрю на него. Не двигаюсь. Молчание - единственная сила, какая у меня еще осталась.
