Елена Стефанович - Дурдом
Эта ночь была длиннее самой вечности. За окном стоял июль. В открытую форточку доносился запах цветущей полыни и каких-то резко пахнущих цветов. Елена вспомнила, что вокруг роддома (это она успела заметить, когда шла к приемному покою) все усажено цветами, самыми разными… Но даже за окно она не могла выглянуть. Ночной ветерок колыхал тяжелую занавеску, а она, недвижная, была брошена всеми. Это одиночество среди людей наедине с болью и страхом заставляло ее сердце сжиматься в предсмертной тоске, и слезы, не переставая, катились по ее лицу…
Очень хотелось пить. Во рту пересохло, кажется, за глоток воды можно было бы заплатить половиной своей жизни. Да что же это такое, навсегда, что ли ее сюда забросили, в это одиночество и в эту безвестность?! Но кричать, звать кого-то она все же не осмеливалась. Хотя вот-вот готова была разразиться воплем: "Да есть здесь кто-нибудь, хоть кто-то живой?!.."
Наконец, когда густой мрак за окном стал пожиже, в палату в сопровождении молоденькой и, чувствовалось, чем-то сильно раздраженной медсестры вошел пожилой, измученный тяжелой бессонной ночью врач.
— Ну, как у нас дела? — по заведенному шаблону спросил доктор, и тяжело, тоже слишком шаблонно, опустился на край ее кровати. — Ну-ка, голубушка, давай посмотрим живот…
Он откинул одеяло, поднял рубашку, привычным движением, словно мог слышать и видеть руками, ощупал живот. — Хорошо… пока — хорошо… — удовлетворенно пропел он себе под нос.
— А где мой ребенок? И что это… со мной… было? — спросила Елена.
— Кесарево сечение вынуждены мы были вам сделать, вот что случилось! — вздохнул доктор. — А ребенок ваш жив-здоров, три восемьсот, такой бравый парень… Как назвать-то думаешь? — неожиданно перейдя на "ты", спросил доктор.
— Все-таки сын… — облегченно выдохнула Елена. — Все-таки сын. Я так и знала!.. А назову его Антоном… А когда мне его, ребенка, принесут?
— Ну, голубушка, ты уж подожди, сразу после такой операции — "когда принесут"!
— Ну, я вас прошу, вы, пожалуйста, только покажите мне его. Ну, пожалуйста! Ну что, трудно вам, что ли?
— Ох, эти сумасшедшие мамаши со своими капризами! — раздраженно пробормотала медсестра. — Успеете, наглядитесь, еще надоест!.. Прямо вот возьми и тащи сей момент ее ребенка! Успеешь, подождешь…
— О-хо-хо-о… — вздохнул доктор, неприязненно покосившись на сестру. — И все-таки, Марина, будьте так любезны, принесите, покажите женщине ее ребенка. Хоть знать будет, за что страдает.
…Из белого конверта на руках у сестры торчал курносый нос и заспанные глазки. Крошечное существо блаженно посапывало. Елена даже несколько обиделась — да, вот такие чувства неожиданные испытала она в первое свое свидание с сыном! — обиделась, что спит малыш, как сурок, даже не чувствует, что его мама — рядом…
— Ну, нагляделась на свое сокровище? — добродушно усмехнулся доктор. — Несите ребенка обратно! — крикнул он сестре.
И все трое — врач и сестра с ребенком на руках покинули палату.
Елена в полнейшем изнеможении откинулась на подушку. Всё… Глаза сомкнулись, боль вдруг куда-то отступила, и, придавленная мгновенно навалившейся усталостью, она ушла в сон — будто нырнула на самое дно моря или потеряла сознание…
* * *Проснувшись, она обнаружила, что в послеоперационной палате, кроме нее, по-прежнему никого из рожениц больше нет. Ни одной санитарки за минувшие почти двое суток Елена так и не увидела. Медсестры, по нескольку раз в день забегая в палату сделать обезболивающий укол или сунуть таблетку, около ее постели не задерживались. Положение становилось просто безнадежным: вставать нельзя, а в туалет… можно? Надо решаться, не просить же кого-то!
Сжав зубы, превозмогая рвущую боль в животе, она потихоньку, помаленьку сползла с кровати. Когда ей, наконец, удалось сесть на краю постели, она поняла, что никого ни о чем просить не будет. Ни за что!
Держась за стену, медленно-медленно, едва не теряя сознание от смертельной слабости, она побрела по коридору в сторону туалета в одной рубашке. Босая, придерживая обеими руками живот, бледная, как смерть, она продвигалась по коридору, возбуждая у женщин, тоже не блистающих красотой и цветущим видом в этих стенах, самые противоречивые чувства.
— Ой, миленькая, ты куда же в таком виде-то?! — охнула одна из них.
— Что это за фокусы?! — недовольно цыкнула дежурная сестра. — Ну-ка, немедленно на место!
— Нет. Я пошла в туалет!
— Ты смотри, барыня какая! Как будто подождать нельзя, когда сестры освободятся и придут. Я вот сейчас твоему врачу палатному пожалуюсь, что ты своевольничаешь, режим нарушаешь! Случись какое осложнение, так сестры будут виноваты..
— Жалуйтесь…
Когда Елена после своего многотрудного путешествия по больничному коридору возвращалась в палату, навстречу ей попался доктор.
— Ого! — его брови удивленно взметнулись вверх. — Уже путешествуем? А кто вставать вам разрешил?
— Никто. Я сама.
— Ага, "сама". Ну-ну… Вы что же, выздоравливать не хотите? Ведь разойдутся швы после операции, придется шить по живому… Да и домой так не скоро попадете…
— Я скорее окочурюсь, если в мокрой постели буду лежать!
— Так позовите сестру, она подаст судно!
— Что же мне, кричать на все отделение, ставить всех в известность, чего я хочу?
— О, голубушка, гордыня-то у вас какая несуразная! Пропадете вы с ней, милая, пропадете…
— Пропаду. Если буду вас слушать.
И, придерживая живот, она вернулась в палату, упала на свою кровать…
А через несколько минут в палату вошла заведующая отделением — рыхлая, тусклая блондинка с навсегда приклеенным к лицу выражением недовольства.
— Ну, что же вы хулиганите? — даже не поздоровавшись, брюзгливо завелась она с порога. — Навезут тут артисток, потом соображай, кто чего учудит.
Елена молча смотрела в раскисшее лицо под белым колпаком, удивляясь про себя, почему это здесь еще никто не подошел к ней просто по-человечески, хотя бы с видимостью доброжелательности? Все куда-то бегут, все чем-то недовольны, поступающие роженицы для всего персонала — будто личные враги… Почему так?
А заведующая продолжала брюзжать:
— Родят, видишь ли, и воображают, будто подвиг какой-то совершили. Что ж теперь, народные гуляния устраивать по поводу ваших родов?.. А потом, что за претензии к персоналу, что за неуважение к врачам? Вас тут таких за сутки, сколько проходит? — то-то…
Елена, стараясь не грубить, спросила:
— Не пойму я никак, в чем вы меня обвиняете. Я что-то не так сделала? Кому-то что-то не то сказала? Я прошла в туалет, потому что не хочу орать на все отделение, чего мне, собственно, надо. Никаких претензий ни к кому у меня нет, но то, что у вас никого не дозовешься — это факт. И, пожалуйста, не отчитывайте меня, как школьницу.
Заведующая, отвесив губы, уставилась своими блеклыми глазками на столь "нахальную" пациентку, затем, не найдя что сказать, быстро повернулась и вышла вон.
…Минуту спустя в палату вошла дежурная сестра и, пододвинув стул к ее кровати, села, сложив руки на коленях.
— Что-то случилось? — холодея от предчувствия чего-то непоправимого, шёпотом спросила Елена.
— Индивидуальный пост. По распоряжению заведующей отделением, — почти не разжимая губ ответила медсестра. — А вы лежите, лежите! И не волнуйтесь понапрасну. Вставать вам нельзя. Что нужно — говорите, подам. Сейчас доктор приедет, вызвали на консультацию…
Елена все поняла…
С тоскливо сжавшимся сердцем, откинувшись на плоскую больничную подушку, она лежала, думая об одном: "Если снова псишка, лучше сразу — смерть!"
Через час по коридору зацокали каблуки. Елена тут же внутренне подобралась, напряглась. Сразу почему-то резко заныли швы на животе.
Дверь палаты распахнулась, и Елена выхватила из группы вошедших двоих — заведующую и… Ликуеву.
— Здравствуй, Леночка! — сладко пропела Ликуева, подходя почти вплотную к ее кровати. — Вот уж не ожидала, что мы с тобой встретимся именно здесь! Что же ты нам ничего не сообщила, не показалась перед родами?
И, повернувшись к заведующей: "Да, да, это наша пациентка!"
На Елену будто потолок обрушился. Она поняла, что изменить что-то в разворачивающихся событиях она не в состоянии. Никто не пожалеет ее, никто не попытается ее понять, слишком убедительно звучит для всех этих людей приговор "психически больная"…
А Ликуева уже распоряжалась:
— Принесите, пожалуйста, ребенка Ершовой! Посмотрим на наследничка нашей Елены…
В палату принесли малыша. Елена, кое-как привстав, взяла его на руки. Подняла глаза и тут натолкнулась на откровенно любопытствующие, холодные глаза собравшейся белохалатной толпы.
Елена положила малыша на кровать около себя: "Уйдите отсюда, пожалуйста! — тихо попросила она. — Все уйдите"…
