Алан Маршалл - Мы такие же люди
Мы погнали лошадей по протоптанной животными узкой тропинке, вившейся в траве. Вудхарт ехал впереди меня. Его лошадь рассекала траву, которая тут же снова выпрямлялась, стегая меня по лицу.
За травянистыми участками тянулась болотистая полоса и полоса кустарника, а дальше начинался крутой подъем в гору. У подножия горы стояли деревья. На каменистых склонах местами росла трава, казавшаяся еще зеленее на фоне скал, из-под которых сочилась вода. Низкорослые фиговые деревья росли в самых немыслимых местах - в расщелинах песчаника, на уступах, в трещинах отвесных скал. Их корни обвивались вокруг камней, как змеи.
Привязав лошадей в тени деревьев, мы начали подъем. Жаркое солнце накалило скалы, по которым нам приходилось карабкаться. Мы продвигались вперед с трудом.
Дэвид сорвал какие-то желтые плоды и дал мне попробовать.
- Вкусная еда, - сказал он.
Он назвал эти плоды мунгбатбиди и ел их с удовольствием. Кислые на вкус, они приятно освежали пересохший от жары рот.
Я чувствовал, что выбиваюсь из сил. Нагретые солнцем скалы дышали зноем. Несколько раз у меня начинала кружиться голова. Ведь мне приходилось буквально ползти по камням! Я прилег в прохладной тени под выступом скалы, глубоко вдыхая воздух.
Тут подошел Дэвид. Он знаками предложил мне влезть к нему на спину. Вудхарт уже несколько раз предлагал мне такой способ передвижения, но пока что я обходился без посторонней помощи. Дэвид не отличался богатырским сложением, и я стал доказывать, что ему будет слишком тяжело нести меня. Но Дэвид только усмехнулся. И действительно, когда я взобрался к нему на спину, он продолжал идти все так же легко и свободно.
Наконец мы достигли высшей точки подъема. Дальше я мог идти сам. Вудхарт и двое других аборигенов, шедших следом за нами, нагнали нас, и мы зашагали по ровной середине гребня, среди травы, камней и деревьев.
Перед нами высилась массивная скала. В незапамятные времена аборигены изобразили на ней известных им рыб и животных. Над площадкой, на которой мы стояли, выдавалась часть скалы, словно огромный навес. Пол этого пещерного навеса поднимался террасами, похожими на гигантские ступени, верхняя из которых находилась в каких-нибудь двух футах от потолка. Отсюда начиналась ровная площадка, исчезавшая в узком темном углублении под скалами.
У песчаника грубая, неровная поверхность. Но эти террасы были такие гладкие, что отражали свет и рука свободно скользила по их поверхности. Должно быть, бесчисленные поколения аборигенов ходили и сидели здесь на протяжении веков. От прикосновения их обнаженных спин и босых ног шероховатость камня сгладилась.
Похоже, что на верхней террасе, которая переходила в пещеру, женщины готовили пищу. Их каменные пестики оставили круглые углубления на поверхности скалы. Края этих углублений сгладились и закруглились от прикосновения рук, но дно, по которому ударяли пестиками, осталось шероховатым. Такие же углубления встречались на других гладких скалах вокруг укрытия.
Дэвид сказал, что в этих углублениях, скорее всего, толкли зерна трав.
Каменный потолок пещерного навеса, от переднего края до темной дальней части над верхней террасой, был покрыт рисунками.
Дэвид высказал предположение, что первобытным художникам, разрисовавшим потолок у края навеса, приходилось привязывать примитивную кисть из коры к длинной палке. Иначе они не смогли бы дотянуться до этой части потолка. Рисунки же над верхней террасой, где расстояние от потолка до пола составляло около двух футов, художники, вероятно, выполняли лежа на спине.
Это были удивительные рисунки. Я понимал, что передо мной работы настоящих художников. Они хорошо передавали замысел своих творцов и отличались такой законченностью и совершенством, что смотреть на них без волнения было невозможно.
Рисунки были выполнены в красных, коричневых, желтых тонах, а также краской пурпурного оттенка. Краской служили размельченные куски охры. Белая краска, встречавшаяся на многих рисунках, приготавливалась из белой глины или растолченного известняка. Черную краску, которую делали из древесного угля, употребляли довольно редко.
Наиболее охотно художники прибегали к темно-коричневым и желтым тонам. Я насчитал три оттенка красного; ни один из них не был ярким.
На этих рисунках люди фигурировали редко. Чаще всего были изображены животные (опоссумы, кенгуру, эму, змеи, черепахи, дюгони). Каждое изображение было покрыто перекрещивающимися тонкими линиями.
Рисунки были ориентированы в различных направлениях, по-видимому, в зависимости от позы художника. Иногда они находили один на другой. Так, голова рыбы исчезла под более поздним изображением черепахи. Огромная змея, протянувшаяся чуть ли не через весь потолок, в одном месте перекрывалась другим рисунком, затем снова появлялась и снова скрывалась под изображением кенгуру. Далее изображение змеи терялось под более поздними рисунками, а те, в свою очередь, в некоторых местах были перекрыты творениями других художников.
Вся поверхность скалы была окрашена охрой разных оттенков. Если прищурить глаза, казалось, что видишь один огромный причудливый узор, исполненный всеми красками земли. Я видел краски, встречавшиеся мне на скалах и холмах Арнхемленда. Если Австралии присущ особый колорит, то он был перед нами.
Взобравшись на верхнюю террасу, я стал продвигаться вглубь. На потолке виднелось много отпечатков рук. В одном месте, на скале, преграждавшей дорогу, отпечаток руки был разрисован узором, выполненным белой и темно-красной краской.
Перед террасами потолок пещерного навеса резко поднимался. Наверное, этот более высокий участок потолка тоже некогда украшали рисунки, но они закоптились от несметного множества костров; лишь кое-где проглядывала краска.
По-видимому, эту часть пещеры аборигены использовали как жилье. Черные пятна указывали на расположение костров. В расщелинах каменного пола застряли раковины моллюсков - остатки пищи, некогда принесенной сюда женщинами с берегов лагуны. В щелях застряли также отщепы кремня. В одном месте у стены лежали целые кучки отщепов: здесь, сидя на корточках на каменном полу пещеры, мужчины некогда изготовляли наконечники для копий. По словам Дэвида, подходящий для наконечников камень можно было раздобыть только на определенной горе, находившейся в нескольких милях от пещеры. Наверное, этот камень доставляли наверх в плетеных сумках по той же дороге, по которой шли мы.
При ударе одного камня о другой раздавался звук, напоминающий звон металла.
Дэвид знаком пригласил меня следовать за ним. Он сказал, что покажет мне еще один рисунок. Судя по выражению его лица, этот рисунок вызывал у него благоговейный страх.
Он повел меня вниз между огромными валунами. Мы вышли к чуть наклонившейся вперед скале. На ее гладкой поверхности я увидел гигантское изображение какого-то злого духа. У подножия скалы лежал большой валун. Должно быть, художник рисовал, стоя на нем. Он изобразил злого духа, как если бы этот дух падал. Одна нога была согнута, как у бегущего человека. Между ног висел гибкий хвост с кисточкой на конце, руки были подняты. Голова имела форму полуоткрытой раковины, повернутой боком. Глаза и нос отсутствовали.
Это была загадочная фигура - из тех, какими меня пугали в детстве.
Когда мы вернулись к пещерному навесу, я сел в тени фиговых деревьев, росших на лужайке, чтобы запечатлеть в памяти всю картину.
Некоторые места напоминают о прошлом красноречивее других. Там, где некогда жили люди, оставившие какие-то следы своего пребывания, все еще витает их дух. Мне казалось, что я вижу ползающих по траве ребятишек; вижу женщин, растирающих зерна на террасах скал, и мужчин, рисующих картины на потолке или изготовляющих каменные орудия, сидя на корточках на полу пещеры.
Чащу, куда не ступала нога человека, можно назвать безлюдной; про эти скалы так не скажешь.
39
МАУЛАН ИЗ ЙИРКАЛЛА
Первого художника-аборигена, который в наши дни рисовал охрой и глиной, как некогда его предки, я встретил в миссии Йиркалла на крайнем северо-западе Арнхемленда. Маулан - ему было около пятидесяти лет - держался со спокойной уверенностью. И все же я чувствовал в нем какое-то дикое начало. Он никогда не сможет подчиниться законам белых, подумал я. Его "страной" был песчаный холм у источника близ Порт-Брэдшоу (у залива Карпентария). Это была "земля его предков".
Один из аборигенов сказал мне со слов Маулана, который не говорил по-английски:
- Если какая-нибудь женщина убьет игуану или индюка на этом месте, их может съесть только Маулан и больше никто. А если Маулан ушел оттуда, игуану или индюка могут съесть его брат или сын.
Маулан сообщил мне через переводчика, что разрисовал стены многих пещер. - Одну пещеру близ Порт-Брэдшоу, по его словам, не видел ни один белый. Ее стены сплошь покрыты рисунками; некоторые из них принадлежат Маулану. Он выразил готовность изобразить для меня тотемные знаки на коре. Я всегда интересовался такими знаками, поскольку на них в условной манере изображались реальные предметы. Мне хотелось сравнить трактовку этих предметов с трактовкой на рисунках из Оэнпелли и Милингимби.
