Режис Са Морейра - Убитых ноль. Муж и жена
Но не он.
— Это отвратительно.
— Не спорю.
— Тогда зачем ты это делаешь?
— У меня нет выбора.
— Чего?!
— Повторяю: у меня нет выбора.
— Так это же ты сотворил мир таким, какой он есть, или нет?
— Увы, — сказал Бог, опустив голову, — это я.
— Тогда Ты мог бы сотворить что-нибудь получше.
— Я не смог.
— Почему?
— Такой уж Я есть.
— Не понял.
— Я создал вас… потому что считал Себя совершенным. Но вы сами — лучшее доказательство тому, как сильно Я ошибался. На самом деле Я далек от совершенства.
— Ну, а с самоубийствами-то для чего Ты все это затеял?
— Я постепенно улучшаю вашу природу. Спустя тысячи лет существования человечества прогресс очевиден.
— Извини, но то, что творится сейчас на земле, трудно назвать совершенным.
— Я не имел в виду земной мир, Я говорю о мире здешнем. Я не совершенен, но уж и не злодей! Я не могу вас убивать. Вы должны по своей воле отвергнуть ту жизнь, которую Я вам дал.
— А все те, кто умирает, вовсе этого не желая, — разве этот кошмар не называется убийством? Или я не прав?
— Нет. И это, возможно, единственное Мое оправдание в твоих глазах. С тех пор, как был создан род человеческий, ни один из вас не умер в полном смысле этого слова. Я слишком поздно осознал, к чему идет дело. Тогда я предоставил земным делам идти своим чередом и принял решение допускать сюда только тех, кто отказывается смириться. Что касается остальных, то есть тех, кто умирает против своей воли, то их Я возвращаю на землю. До тех пор, пока они не поймут. Уже много тысячелетий я жду, пока все вы наконец поймете.
— Да что Ты мне тут заливаешь?
Человек посмотрел на Бога и понял, что Он говорит серьезно.
— Тебе самому, — сказал Бог, — понадобилось три попытки.
Она ушла под воду с головой.
Открыла глаза.
И оставалась под водой так долго, как только могла.
Почувствовала, что задыхается.
Придержала голову руками.
Но дольше выдержать не смогла.
Резко выпрямилась, села, судорожно глотая воздух. Разрыдалась.
Она не плакала уже много лет.
Телефонный разговор несколькими годами раньше
— Алло!
— «С открытым сердцем»!
— Чего-чего?
— Тот фильм называется — «С открытым сердцем»!
Франсуаза повернулась на другой бок. Андрес дотянулся до зажигалки на тумбочке, посветил и убедился, что она проснулась. Посмотрел на часы и сказал в телефонную трубку:
— Ты обалдел, что ли, — три часа ночи!
— Я только что на него наткнулся! «С открытым сердцем»… Я только что вспомнил… Это же ясно!
— Джозеф…
— Ну?
— Ты мог подождать со своим открытием до утра?
— А что?
— Ты разбудил Франсуазу и детей.
— Детей?
— Ты слышишь: Стив… то есть, Джеймс, плачет, а у Франсуазы ребенок в животе бунтует.
— Извини.
Андрес промолчал и тотчас простил Джозефа — на то и старший брат, чтобы звонить ему среди ночи. Он зажег свет и посмотрел на Франсуазу — свою жену. Она улыбалась ему, поглаживая живот.
— Ничего страшного, братец, мы все равно не спали.
— Ты разве не хотел узнать название?
— Хотел, Джозеф, но нельзя же думать только об этом…
— Вот оно что… Не хочешь пропустить стаканчик?
— Нет.
— Почему?
— Я завтра с утра работаю.
— Так я же не предлагаю тебе пропустить стаканчик завтра с утра.
— Джозеф!
— Извини.
Джозеф извинялся уже второй раз, и снова Андрес чувствовал, что сердиться не на что — виноват-то он сам. Ему подумалось: должно быть, Джозеф безотчетно берет его вину на себя. Он пронаблюдал, как Франсуаза вылезает из постели, потом устроился поудобнее и спросил брата:
— Ну и чем ты сейчас занимаешься?
— Да так, салат вот приготовил… фотографии смотрю…
— Какие фотографии?
— А почему ты спрашиваешь «какие фотографии?», а не «какой салат?».
Андрес вздохнул.
— Ну и какой салат?
— Фотографии Клары.
«Тьфу ты!», — ругнулся про себя Андрес и спросил:
— Какие именно?
— Помнишь, мы ездили на выходные в Бретань. Она еще там разгуливала в красных шортах, хотя погода стояла паршивая… А она твердила: «Я купила эти шорты специально, чтобы сюда в них поехать, так что плевать на погоду, буду их носить, и точка».
— Помню, как же.
— Как ты думаешь, у нее все хорошо?
Андрес тяжело вздохнул.
— Откуда я знаю, Джозеф!
— А придумать что-нибудь слабо? Я же тебя не спрашиваю, что ты там знаешь. Взял бы и придумал!
— Джозеф, сейчас три часа ночи.
— Разве я спрашивал, который час?
— Знаешь, братец, это уж слишком! Разбудил, а теперь пристаешь с дурацкими вопросами.
— Извини.
Андрес поморщился и проглотил это уже третье по счету извинение.
— Ну разумеется, с ней все хорошо, — сказал он. — Ты когда-нибудь видел, чтобы Кларе было плохо? Да она бы и в концлагере думала только о себе и развлекалась бы в свое удовольствие.
— …
— Джозеф?
— Она думает не только о себе.
— Увы, но это так, Джозеф.
— Ты не имеешь права так говорить.
— Черт возьми: сейчас три часа ночи, ты разбудил мою жену, Джеймс плачет, и его брат если бы он уже родился, тоже ревел бы, — а я, видите ли, не имею права так говорить!
— Иногда она думает и не только о себе.
— Например? О тряпках? О своей маме?
— Перестань.
— О своей йоге? О театре? О том, какую прическу сделать в следующий раз?
— Да ты понимаешь, что я ее люблю?
Андрес поостыл и задумался на секунду.
— В чем в чем, а в этом уверен.
— И все равно, по-твоему, такое может быть?
— Ты о чем?
— Ну, тебе не кажется, что такая любовь просто не может не быть взаимной.
— Нет.
— Понятно.
Андрес нащупал сигарету на тумбочке и мусолил ее во рту, не закуривая.
— Она ушла, Джозеф. И не вернется.
— Вы что-то знаете?
— Жозеф…
— Ты должен мне все сказать!
— Франсуаза получила от нее открытку.
— Дай мне Франсуазу!
— Она успокаивает Джеймса.
— Откуда она послала открытку?
— Джозеф…
— Если не скажешь, буду звонить тебе через каждые пять минут!
— Я отключу телефон.
— Тогда я приеду.
— Из Испании…
— Я не в Испании.
— Нет, открытка была из Испании.
— А… а что она делает в Испании?
— Понятия не имею… Сейчас, наверное, трахается со своим режиссером.
Андрес зажмурился.
На том конце провода повисло глухое молчание. На секунду Андрес возненавидел себя.
— Извини, — сказал он.
— Не извиняйся. Ты, наверное, прав.
— Да нет, извини за такую банальность.
— То есть?
— Ну, знаешь, актриса, которая спит со своим режиссером, — просто оскомину набило, я бы мог придумать что-нибудь пооригинальнее.
— Да уж… Но это на нее похоже. Она обожала банальности… я никогда не мог понять, почему. Наверное, они ей казались оригинальными.
— Ты должен забыть ее.
— У меня не получается.
— Ты и не пытаешься.
— Ты прав, я действительно не пытаюсь. Я вовсе не хочу ее забывать… Если я и не могу быть с ней, мне все же хочется верить, что она существует на этом свете, или, по меньшей мере, что где-то на свете есть вот такая женщина… Это лучше, чем жить совсем без нее.
— Да не трави ты себя.
— Я говорю правду. Даже когда она далеко, жизнь для меня становится чуточку терпимее, если я знаю, что и она живет на свете.
Андрес взял телефон, встал с постели и принялся ходить взад-вперед по спальне, придумывая, что бы сказать. «Ты сам себя обманываешь, Джозеф, — начал он. — На самом деле проблем у тебя миллион, и они тебя осаждают со всех сторон. Ну, или, может быть, все это одна большая проблема под разными соусами — все равно. А ты притворяешься, будто все твои терзания — оттого, что тебя бросила Клара. Как будто бы все сразу наладится, вернись Клара обратно! Вспомни — ты ведь точно так же мучился еще до всякой Клары. И с ней, когда она появилась, тоже мучился… И опять будешь мучиться, если она вдруг передумает и вернется!.. Ты на что же рассчитываешь? Что, сойдись вы с ней опять, — все страдания мира вот так вот возьмут да и исчезнут? Что раз у вас любовь, то земля в другую сторону завертится?»
Андрес остановился. Он вдруг понял, что высказывает это брату впервые. А ведь они всегда подолгу говорили друг с другом, особенно после ухода Клары. Просто удивительно, как это до сих пор хоть что-то еще осталось между ними недосказанным.
После короткой паузы он услышал голос брата: «Нет, конечно. Хотя думаю-то я именно так, но смотрю на этот вопрос иначе, чем ты. По-моему, быть вместе нужно как раз вопреки всем страданиям мира… Мне кажется, если в принципе и можно выдержать все страдания мира, то уж никак не в одиночку, такое ни мужчине, ни женщине не под силу. Только вдвоем… Хотя бы двоим… Если, конечно, это вообще возможно… Нет, я ни в коем случае не хочу сказать, что именно мы можем все это выдержать… Я только говорю, что если это вообще возможно, то только так».
