Андре Жид - Топи
Дул почти теплый ветерок; гибкие стебли трав наклонялись к самой воде под тяжестью облепивших их насекомых. С боков камни поросли чахлой зеленью, но и редких капель воды хватало, чтобы напоить ее корни влагой. Спускаясь до самого дна, мхи в сочетании с тенью создавали впечатление глубины: сине-зеленые водоросли удерживали пузырьки воздуха, необходимые личинкам для дыхания. Проплыл жук-плавунец. Я не смог сдержать поэтического вдохновения и, вынув из кармана еще один листок, написал:
Титир улыбнулся.
После чего я почувствовал себя голодным и, отложив изучение рдестов на потом, отправился на набережную, в ресторан, о котором мне говорил Пьер. Я надеялся побыть один. Я встретил там Леона, с которым мы поговорили об Эдгаре. После обеда я посетил нескольких литераторов. В пятом часу прошел небольшой ливень; я вернулся домой; я выписал значения двадцати незнакомых слов и подобрал около восьми новых эпитетов к слову бластодерма*.
_______________
* Зародышевая оболочка. _______________
К вечеру я почувствовал себя немного уставшим и, поужинав, отправился спать к Анжель. Я сказал -- к ней, а не с ней, у меня вообще ничего с ней не было, кроме безобидных заигрываний.
Она была одна. Когда я вошел, она прилежно разыгрывала сонатину Моцарта на своем только что настроенном фортепьяно. Был уже поздний час, и, кроме аккордов, ничто не нарушало тишину. Она зажгла свечи во всех канделябрах и надела платье в мелкую клетку.
-- Анжель, -- сказал я, входя, -- нам необходимо постараться сделать наше существование хотя бы чуточку разнообразней! Не хотите ли вы узнать и о том, как я провел этот день?
Она наверняка почти не ощутила горечи в моих словах, так как тут же спросила:
-- В самом деле, что вы делали сегодня?
Тогда я, сам того не желая, ответил:
-- Я видел своего большого друга Юбера.
-- Он только что отсюда ушел, -- сказала Анжель.
-- Но неужели, милая Анжель, вы так никогда и не удосужитесь пригласить нас вместе?! -- воскликнул я.
-- Возможно, что он не придает этому большого значения, -- сказала она. -- Но если для вас это важно, приходите ко мне ужинать в пятницу вечером, он будет здесь; вы почитаете нам стихи... Кстати, на завтрашний вечер я не пригласила вас? Я принимаю у себя несколько литераторов; приходите тоже. Мы собираемся в девять часов.
-- Я сегодня видел многих из них, -- сказал я, имея в виду литераторов. -- Мне нравится их размеренная жизнь. Они вечно в трудах, да их никогда и не беспокоят; стоит их навестить, и у вас остается чувство, что они трудятся исключительно для вас и предпочитают общаться только с вами. Своей любезностью они очаруют кого хочешь; они ею прямо-таки лучатся. Я люблю этих людей, которые постоянно чем-то заняты, причем впечатление такое, что заняты вами. А поскольку они не делают ничего стоящего, то вы не испытываете и угрызений совести, похищая у них время. Да, кстати, я видел Титира.
-- Холостяка?
-- Да, но в жизни он женат, отец четверых детей. Его зовут Ришар... не говорите мне, что он только что ушел отсюда, вы незнакомы с ним.
На это Анжель ответила мне с легкой обидой:
-- Вот вы и сами признаете, что вся ваша история неправдоподобна.
-- Почему неправдоподобна? Да ведь их шесть в одном лице! Я создал одного Титира, чтобы сконцентрировать эту монотонность; это художественный образ; не хотите же вы, в самом деле, чтобы я заставил их даже удочку держать вшестером?
-- Я совершенно уверена, что в жизни они занимаются вещами разными!
-- Если бы я их описал, они выглядели бы очень разными; пересказать события жизни каждого из них еще не значит передать то главное, что их связывает. Вот правды ради и приходится обобщать. Главное -- это передать то чувство, которое они у меня вызывают.
-- Ну а если это чувство обманчиво?
-- Чувство, милый друг, никогда не обманывает; вам разве никогда не доводилось читать, что ошибки рождаются из суждений? Но зачем рассказывать шесть раз? Да затем, что в каждом случае вы испытываете одно и то же чувство -- ровно шесть раз... Хотите ли вы знать, что они делают -- в жизни?
-- Рассказывайте, -- сказала Анжель, -- вы вне себя.
-- Ничуть! -- воскликнул я. -- Отец сочиняет; мать ведет хозяйство; старший сын дает частные уроки; к другому приходят с уроками на дом; первая девочка хромая; последняя, совсем еще малышка, не делает ничего. Есть еще кухарка... Жену его зовут Урсула... И, заметьте, все они, каждый из них, делают одно и то же, одно и тоже каждый день!!!
-- Может быть, они бедны, -- сказала Анжель.
-- Разумеется! Но понимаете ли вы "Топи"? У Ришара жребий вдовий; едва окончив школу, он потерял отца. Пришлось устроиться на работу; он получил лишь крохи из наследства, которое досталось старшему брату; но работать исключительно из нужды, ради презренных денег, подумайте сами, каково это; корпеть в канцеляриях, переписывая по множеству страниц! Вместо того чтобы путешествовать! Он ничего не видел; в общении он сделался бесцветным; он читал газеты, чтобы оставаться в курсе событий -- когда у него находилось время, -- а времени у него практически не было. Я не хочу сказать этим, что он уже до самой смерти ничего другого делать не сможет. Женился он на женщине, еще более бедной, чем сам, из сострадания, без любви. Ее зовут Урсула. А! Это я вам уже говорил. Их сожительство стало понемногу перерастать в любовь, которой они вдвоем учились; в конце концов они крепко полюбили друг друга, в чем признались мне. Они очень любят своих детей, дети очень любят их... У них есть кухарка. Вечерами по воскресеньям все играют в лото... я забыл бабушку; она тоже играет, но, так как жетонов она не видит, все шопотом сговариваются не принимать ее в расчет. Ах! Анжель! Ришар! Все в его жизни было подчинено одному -- заткнуть дыры, заполнить слишком зияющие пустоты. Все! И семья в том числе. Он уже уродился вдовым; что ни день все те же тщедушные усилия и ненастоящие радости. После всего сказанного не подумайте о нем плохо -- человек он весьма целомудренный. Впрочем, он считает себя счастливым.
-- Что такое! Вы плачете? -- спросила Анжель.
-- Не обращайте внимания -- это нервы. Анжель, душа моя, не находите ли вы после всего, что в нашей жизни недостает настоящих происшествий?
-- Что с этим поделаешь? -- тихо откликнулась она. -- Хотите, отправимся вдвоем в небольшое путешествие? Давайте -- в субботу -- вы не слишком заняты?
-- Вы не подумали, Анжель, -- да ведь это послезавтра!
-- Почему бы и нет! Мы отправились бы чуть свет вдвоем; накануне вы можете у меня поужинать -- вместе с Юбером; вы переночуете у меня... А теперь прощайте, -- сказала Анжель, -- я иду спать; уже поздно, да и вы меня немного утомили. Горничная приготовила вашу комнату.
-- Нет, я не останусь, милый друг, -- извините меня; я слишком возбужден. Прежде чем лечь, я чувствую потребность о многом написать. До завтра. Я иду домой.
Мне хотелось заглянуть в свою записную книжку. Я почти бежал, тем более что шел дождь, а зонтика при мне не было. Войдя к себе, я тотчас записал на одном из листочков следующей недели эту мысль, связанную не только с Ришаром.
"Добродетель униженных -- покорность; многим из них она подходит настолько, что начинаешь думать, будто сама их жизнь скроена по мерке их души. Ни в коем случае не выказывать к ним жалости: они довольны своей судьбой; прискорбно! Они даже не замечают никакой посредственности, если только это не посредственность материальная. То, что я говорил Анжель по конкретным поводам, верно и в целом: с каждым происходят те события, которые наиболее соответствуют его наклонностям. Каждому достается то, что его устраивает. Удовлетворяться своей посредственностью означает, что это и есть ваш размер и ничего другого ждать не следует. Судьбы, скроенные по мерке. Обреченность носить одежду, которая трещит по швам, будто кора на платане или эвкалипте по мере их роста".
"Я пишу слишком длинно, -- сказал я себе, -- хватило бы и четырех слов. Но я не люблю формул. А теперь поразмыслим над изумительным предложением Анжель".
Я открыл записную книжку на предстоящей субботе и на листочке, относящемся к этому дню, прочел:
"Постараться встать в шесть часов. -- Разнообразить свои чувства.
Написать Люсьену и Шарлю.
Найти для Анжель эквивалент nigra sed formosa*.
_______________
* Черная, но прекрасная (лат.). _______________
Надеяться, что я дочитаю Дарвина.
Нанести визиты -- Лауре (объяснить "Топи"), Ноэми, Бернару; взволновать Юбера (важно).
Вечером постараться пройтись по мосту Сольферино.
Найти эпитеты к "грибовидным наростам"". -- Это было все. Я снова взялся за перо; я зачеркнул все и вместо этого написал:
"Совершить с Анжель небольшое приятное путешествие". Затем я отправился спать. БАНКЕТ
Четверг
Утром, проведя весьма беспокойную ночь, я ощущал легкое недомогание; вместо стакана молока я разнообразия ради выпил немного отвара из трав. В моей записной книжке листок этого дня оставался чист; это означало: "Топи". Таким образом, я оставляю себе для работы дни, на которые не намечено ничего другого. Я писал все утро. Я написал: ДНЕВНИК ТИТИРА
