Виктор Вяткин - Человек рождается дважды. Книга 1
— Может быть, её и осуждать не следует. Муж какой-нибудь крупный специалист, балует. А она женщина Яркая, — мягко заметил Фомин.
— Вот-вот! — оживлённо подхватил сосед. — Наверное, какой-нибудь старый осёл. Кормит комаров в экспедиции, а она тут франтит.
— Почему старый, да ещё и осёл?
— Это уж точно. Во-первых, чтобы содержать такую, нужно занимать видное положение. А во-вторых, вы слышали её рассуждения? Нет? Жаль! Вообще-то любопытно. В её понимании все люди делятся на две категории — интеллигентных и простых. Признаки интеллигентности мужчины: занимаемое общественное положение, заработная плата и внешние данные. Работающая женщина грубеет и теряет черты интеллигентности. В общем, дореволюционная плесень и ржавчина.
— Возможно, итак, не прислушивался. Меня, собственно, не интересует, кто она и что она, — пожал плечами Фомин и спустился с полки.
— А мне небезразлично, — не успокаивался сосед. — Я всю империалистическую и гражданскую не снимал шинели. Простите за выражение, кормил вшей. И мне это претит. Лучше бы совсем катилась в международный, чем бегать туда. — Он сердито сунул в пепельницу окурок и многозначительно посмотрел. — Там, говорят, есть одноместные купе со всеми удобствами…
— В международных не ездил. И по одним предположениям думать плохо о людях не привык, — холодно ответил Фомин и отвернулся.
Явилась Алла Васильевна и, увидев Фомина с бритвенным прибором, удивилась:
— Бог мой! Опять задержала? Но что делать? На то мы и женщины.
Фомин вышел из купе. Когда он вернулся, пассажиры с вещами стояли у выхода.
Он сложил вещи. Смахнул пылинки с зелёного околыша фуражки и стал ждать;
Поезд остановился, и сразу в вагоне стало душно.
— Сергей Константинович! Миленький! — вбежала, запыхавшись, Алла Васильевна. — Будьте добры, посмотрите за вещами. Я выйду на перрон взять носильщика. Меня должны были встретить, но никого нет.
Он посмотрел на полку, заваленную чемоданами, тюками, задержал взгляд на большом сундуке, обитом железными полосками, и сочувственно покачал головой.
— Да-а. Внушительно. Ну а где ваши знакомые мальчики? — Она безнадёжно махнула рукой. — Пожалуйста, идите. Торопиться мне некуда, я подожду вас.
Схлынул с платформы людской поток. Уборщицы в фартуках сметали с перрона мусор, Фомин нетерпеливо поглядывал в окно. Соседка не возвращалась.
Пришёл проводник и строго прокричал на весь вагон, хотя Фомин был один:
— Граждане, освободите вагон! Состав перегоняется в тупик.
Фомин перенёс вещи на платформу и попросил проходящего железнодорожника прислать носильщика с тележкой. Вещей оказалось так много, что свой чемодан и большой тюк Аллы Васильевны пришлось нести на руках.
Пока он задержался с вещами на контрольных весах, солнце зашло за сопку и уже золотило даль моря.
Носильщик снова взялся за ручку тележки.
— Носильщик! Пожалуйста, в камеру хранения! — скомандовала неожиданно появившаяся Алла Васильевна. — Вы знаете, Сергей Константинович меня так и не встретили. А я-то всё ждала и ждала.
Кладовщик принял вещи. Алла Васильевна попросила некоторые узлы положить наверх. Фомин расплатился с носильщиком и взял чемодан.
— Спасибо, голубчик, спасибо. Как вы мне помогли. Я так вам обязана, — кокетливо защебетала она, и Фомин заметил в её глазах насмешливые искорки.
— Вы не подумали о том, что я мог просто бросить ваши вещи?
— Ну, это, конечно, исключалось, — засмеялась она.
— Но всё можно было сделать значительно проще и с тем же результатом.
— Зачем же? Всё получилось чудесно. Разве не так?
Он резко повернулся и направился к двери.
— Сергей Константинович! Мы ещё встретимся с вами! — донёсся смеющийся голос.
Вокзальная площадь уже опустела. Только кое-где на чемоданах и тюках разместились одинокие пассажиры. Одни курили, другие дремали. Мимо прошла группа моряков. Пропустив ломовика с горой Ящиков, Фомин пересёк площадь и подошёл к грузовику. Маленький, подвижный человек с повязкой «Дальстрой» на рукаве суетился рядом. Фомин забросил чемодан в кузов.
— Вы, собственно, откуда? — повернулся к нему человек.
— С поезда.
— Договор?
Фомин достал из кармана гимнастёрки розовую бумажку в четверть листа.
— А-а, по приказу наркома. Вам куда?
— В управление лагерей, в хозяйство товарища Васькова, — ответил Фомин и, схватившись за борт, легко запрыгнул в кузов.
— Это на Вторую Речку, на пересылку, доставим.
Пересыльный пункт управления лагерей Фомин узнал по зелёным рядам новых палаток, разбитых на пустыре. Высокий забор, обнесённый колючей проволокой, сторожевые вышки.
— Да-а, — протянул Фомин и вылез из кузова.
Какой чёрт дёрнул меня согласиться на лагерную работу? Не приживусь, — думал он, разглядывая строгий прямоугольник лагеря.
У деревянного здания заметил людей в военной форме и направился туда,
— Начальник управления, товарищ Васьков, как правило, знакомится лично, — Инспектор кадров попросил подождать и вышел с документами Фомина.
— Прошу! — пригласил он через несколько минут и проводил до дверей кабинета.
Грузный военный без знаков различия поднялся из-за стола, пожал руку.
— Та-ак. Значит, бывший пограничник? Это хорошо. Два года секретарь комсомольской организации части? Отлично.
В эту минуту Фомину хотелось быть где угодно, но только подальше от этой колючей проволоки.
— Хотели быть учителем? Похвальное стремление. Вы, значит, с Кубани? Почти земляки. — Васьков отложил документы.
Фомин понял — придётся работать в лагерях.
— Вот так, дорогой товарищ Фомин, — Васьков подошёл к окну. — Значит, просился в деревню фруктовые сады разводить? Детишек учить. Так сказать, прививать любовь к знаниям и труду? А вместо Юга — пожалуйста на Север. Вместо школы — вот вам тюрьма. Какая не-справедливость, ай! яй! Крепко огорчился. Правильно говорю? — И, повернувшись к окну, быстро отдёрнул занавеску.
Фомин только тяжело вздохнул.
— Вот тебе школа! — кивнул Васьков на лагерь. — И какая школа! Учи, воспитывай, перековывай. Давай путёвку в жизнь! Тут тебе не с ребятишками возиться, а куда сложней.
Он задумался, лицо сразу стало серьёзным и усталым.
— Вот ты в заявлении писал, с фруктовыми деревьями любишь возиться. Дело нужное, а попробуй поработать в запущенном саду, где собраны все виды деревьев, да Ещё больных, одичалых, неплодоносных. Они здесь для того, чтобы не мешали развиваться здоровым. Вот и разберись в их заболевании. Первый плод — твой успех. Будет чему радоваться и о чём поразмыслить. Ну как, договорились? — Он подошёл к Фомину и положил на плечо свою большую тяжёлую руку.
— Сад есть сад: научись чувствовать каждое дерево — и дело пойдёт, а здесь живые люди, — неуверенно пробормотал Фомин.
— Вот именно, чувствовать надо, — с живостью перебил его Васьков. — Если имеешь это качество — разберёшься. Главное понять — любой преступник всегда остаётся человеком. А то, чего не знаешь, — придёт. Думаешь, мы с товарищем Берзиным многое знали, когда партия послала нас строить первый в республике Вишерский комбинат?
Лицо его разгладилось, видимо, немало тёплых воспоминаний вызвал у него этот разговор. Он подошёл и сел за приставной столик напротив Фомина.
— Вижу, не хочется влезать в это грязное дело, каким оно кажется со стороны. Так? Дело прошлое, сам сначала так думал, а теперь не жалею. Приедешь в какой-нибудь город и вдруг встретишь на улице этакого здоровяка. Никто и не догадается, что это бывший рецидивист. А он подбежит, пожмёт руку и начнёт с увлечением рассказывать, где работает, как живёт, да ещё и ребЯтишками похвалится. Потом упрёт глаза в землю и спросит, а где теперь Сашка Колокольчик или Иван Конопатый. Приятно видеть, кем был человек и кем стал. Порой даже неудобно слушать благодарность. При чём тут моя, скажем, персона, когда это политика нашего государства.
Он снова встал.
— Да, тяжёлое наследие оставила нам царская Россия. Но ничего! Ты ещё доживёшь до тех дней, когда тюрьмы пойдут на слом. А пока есть и преступники, и классовые враги. Мы — солдаты партии и будем там, где нужно сегодня. Раз приехал — будешь работать. Для начала пошлём в культурно-воспитательную часть. Прикрепим к опытному работнику, товарищу Роеву. Он во многом поможет разобраться.
— Приказ есть приказ. Придётся попробовать, — чуть слышно согласился Фомин.
— Вот и хорошо. Разбирайся. Присмотришься — заходи, продолжим разговор.
Он нажал кнопку звонка и приказал вытянувшемуся у двери военному:
— Познакомьте товарища с воспитателем Роевым! Позаботьтесь об общежитии и обо всём остальном.
Неприятное впечатление от лагеря не сгладилось и после разговора с начальником управления. Чувство растерянности не покидало его, пока он оформлял документы, знакомился с инструкциями и рылся в архивах культурно-воспитательной части.
