Игорь Оськин - У нас была Великая Эпоха
Директор Ленсистемотехники представил его первому заместителю председателя исполкома Ленинграда. Огромный кабинет Мариинского дворца, краткая беседа, согласие.
Кезлинг мягко отговаривал, а Колесов полагал, что имеет моральное право. Переход сорвался из-за КГБ. К тому времени у него кончился срок действия допуска к секретным делам, не возобновлял, поскольку не требовалось. КГБ допуска не дал, объяснений в его системе не дают. Это было удивительно: раньше он имел высшие формы допуска: совершенно секретно особой важности.
Один слушок докатился: что-то насчет автомашин. Все верно, справедливо, признал он: да, я ими спекулировал. Год назад подошла его очередь на «Жигули». На запись в очередь затянули приятели, На машину не было ни денег, ни желания.
— Ну ладно, — говорил он приятелям, — просто постою вместе с вами в Апраксином дворе, на свежем воздухе.
Машину купил муж тети Нины – на имя Колесова. Вскоре муж умер, машину продали с небольшой наценкой, процентов десять.
Потом Евдокимов попросил Колесова помочь ему купить «тачку» через институт. По действующим правилам – дефицит предоставляется или по очереди, или лучшим людям. Евдокимов свое право уже использовал, его первая «тачка» оказалась неудачной. Колесов подал заявление в профком, вопрос решили мгновенно. Какое-то время Евдокимов ездил по доверенности, затем оформил продажу на свое имя. Так что да, спекулировал.
Впоследствии это могла хорошо звучать: «Меня преследовал КГБ».
Через год КГБ дал допуск, но место уже было занято. Вот так он не попал в номенклатуру. Не судьба. (Анекдот от Никулина: «Из двух городов навстречу друг другу по одной колее вышли два поезда. И не встретились. Вопрос: почему? Ответ: не судьба.»)
Глядя на зам директора Лозинского, Колесов думал: «Повезло мне, что не попал на эту должность. Непременно влез бы в конфликты, пытаясь сочетать науку и рутину».
Лозинский – приятнейший интеллигент, энциклопедист, занимается выставками, планами и отчетами по НИРам, наблюдает за ВЦ, отделами научно-технической информации, множительной техники, выполняет разовые поручения директора. Он органически неспособен на конфликты. Даже создал классику: «Ваши предложения?» Это выражение появлялось всякий раз в конце чьей-либо взволнованной речи о неких непреодолимых трудностях. Собеседник недоуменно замолкал:
— Меня не поняли?
Продолжает еще горячее о своих бедах.
— Я согласен с вами, — прерывает Лозинский, — но все-таки какие ваши предложения?
Колесову это так понравилось, что он взял эту фразу на вооружение.
У него работал хороший заместитель – Константинов, освободивший его от хозяйственных дел. Раньше он был замом у Рейнера, перешел по взаимному согласию и с надбавкой к окладу.
Константинов никогда не был военным, но действует с решительностью и напором отставника. До ЛЭМа он работал конструктором, секретарем парткома небольшого завода, сюда пришел на чисто организационную работу:
— Я вашей науки не знаю и не собираюсь в нее вникать. Я хозяйственник.
Зато эти вопросы он решает с бульдожьей хваткой, не теряя при этом чувство юмора. Любимая формула: «я начальник – ты дурак, ты начальник – я дурак». Его мужицкий ум придерживается простонародных суждений и оценок, у Колесова с ним не возникало расхождений, они быстро нашли общий язык. Общность мышленитета – полагаться на здравый смысл.
Константинов, работавший в отделении еще при Бунакове, отметил:
— У тебя, Валя, такой же стиль работы, как у Бунакова. Очень много общего.
Руководящее положение приучило его к лапидарным формулировкам. Сотрудники спрашивают:
— А где Валентин Иванович? Что-то его не видно, он не болен?
— Он не болеет, — кратко ответствует Константинов.
«Интересно, — подумал Колесов, — а ведь действительно, за всю жизнь всего четыре бюллетеня».
В неприятных хлопотах – отправить сотрудников на стройку, на прополку и т. п. — Константинов был суров. Получалось по формуле: два следователя – один добрый, другой злой.
Как-то Юкелис попросил помощи: подключить Константинова к организации перевозки мебели (у него не было помощника по хозвопросам). Колесов поручил. Через час звонит обиженный Юкелис:
— Валя, что-то я не понял: только что Константинов поручил мне организовать перевозку мебели и завтра доложить о выполнении.
Случай стал классикой, а он больше не вмешивался: блюдет мой зам порядок, ну и пусть.
Константинов не бегал за работой, но свои обязанности и поручения начальства выполнял четко, напористо. Колесов посадил его в своем кабинете – легче переводить стрелку. Зам мог часами сидеть молча – все дела сделаны, получил задание – энергично включился. Здесь же сидела секретарша, нанятая Константиновым, — пожилая женщина, тихая, исполнительная и с легким приветом. Последнее проявлялось по мелочам, например, однажды она наотрез отказалась идти на выставку голографии. Почему-то она была членом партии.
Прежняя партийная работа не испортила Константинова, очевидно, спасло чувство юмора. Они беседовали на любые темы свободно и раскованно. Встречались семьями на праздники. Его жена – инструктор обкома партии. Ее знает первый секретарь Романов, случайно встретив ее с мужем в Москве, на Красной площади, остановил свою машину, поговорил.
Жена – вторая, с первой он развелся, она скончалась. Взрослый сын – предмет беспокойства Константинова – неустроен, живет кое-как.
— Неудобства возникают, — говорит Константинов о разводах, — разные родственники, сложно общаться.
Вместе с зам директора Лозинским он создал еще одну институтскую классику. Когда сообщили о смерти Брежнева, все сотрудники продолжали трудиться, как будто ничего не случилось. Колесов был на заводе, Константинов не знает, что делать, томится. Заглянул к начальству – Лозинскому:
— Николай Николаевич! Вот сообщили: Брежнев умер. Какие будут указания?
Лозинский поднял голову от бумаг, секунду подумал:
— Скорбеть!
Какое-то время в руководстве обсуждался возможный перевод к Колесову отдела Нильвы, вероятно, по инициативе Евдокимова. Для него было бы удобно – два его источника для докторской в одном месте, в соавторстве с Нильвой издана книга. Плюс единая техническая политика.
В отделе Нильвы создали свою систему СМО-Запрос. Редкий случай: во главе отдела беспартийный еврей, в основном чистый организатор, а главный технический идеолог – русская Смирнова Инна Ивановна, создательница запросно – ориентированной системы. В командировки они ездили вместе. Ходили слухи об их интимной связи, даже приписывали Нильве отцовство ребенка Смирновой.
Насчет передачи отдела Кезлинг долго отмалчивался.
— Как с вопросом по Нильве? — спросил его Колесов, — я не настаиваю, но хотелось бы знать…
— У меня на прежнем месте в институте довели отделение до 600 человек, оно стало неуправляемым.
Колесов промолчал – с Нильвой у него стало бы 330 человек вместо 300.
— И вообще должна быть конкуренция, — продолжил Кезлинг, — пусть будут три направления: СМО-Проблема, СМО-Запрос и типовые проектные решения.
Отдел Нильвы включили в состав другого отделения, которое полностью перешло на СМО-Запрос. [34]
После перехода на систему ОКА Колесов уговорил Рейнера и Юкелиса подогнать структуру базы данных под структуру Нильвы, сам нарисовал технические решения. Теперь стало возможным пользоваться важнейшей частью системы СМО-Запрос – программой разузлования состава изделий. Колесов подстраховался.
Идею сочетания двух принципов проектирования – вырезания (генерации) и привязки (адаптации) — он отобразил в своей «новации» – САПР АСУ. Рейнер и Евдокимов поместили в своей книге общую схему этой системы, разумеется, со ссылкой на автора.
Когда министерский куратор Кузнецов – ядовитый умник, на каждом подведении итогов работы талантливо доказывавший специалистам ЛЭМа их серость и отсталость, спросил Колесова:
— Ну как у вас идет СМО-Проблема?
— Нормально, постепенно переходит в САПР АСУ.
— Постепенно переходит? Не так ли: из кустов раздавался девичий визг, постепенно переходящий в женский…
Нильва взорвал ЛЭМ летом 1979 года.
Утром Кезлинг просматривал документы, среди них – запечатанное письмо от Нильвы. Кезлинг вскрыл, прочитал и, как он сам рассказывал, подскочил (чуть не упал со стула) — Нильва просил выдать необходимые документы в связи с отъездом в Израиль. Зав отделом – изменник, враг!
Колесов оказался у Кезлинга через час после этого, услышал от бывшего разведчика:
— Я с такими людьми разговариваю только через дуло автомата.
По существующему порядку руководство института должно было ответить за Нильву.
К этому времени Колесов уже был знаком со всемирной «Декларацией прав человека», подписанной также и Советским Союзом. Поэтому к поступку Нильвы отнесся спокойно.
