Мара Будовская - Вечер в Муристане
Усевшись на скамейку перед Синематекой, она еще раз набрала Изабеллу. На этот раз та ответила.
— Повреждение позвоночника. Возможен паралич нижних конечностей. Разрыв селезенки, повреждения печени и других внутренних органов.
Изабелла говорила таким голосом, словно она не мать, а врач, который спешит закончить разговор с надоедливыми родственниками и бежать домой. Наверняка ей вкололи что–нибудь успокоительное.
— Он в сознании?
— Его еще оперируют. Потом будет в реанимации.
— Я сейчас приеду.
— Не стоит. К нему не пускают. Опасности для жизни нет. Будут ли ходить ноги, выяснится не сегодня. Мы с Якопо дождемся исхода операции и тоже поедем. Где Ионатан?
— У моей мамы.
— А ты где?
— По пути в больницу, но если вы мне запрещаете, поеду домой.
— Я тебе ничего не запрещаю. Хочешь слоняться по больничным коридорам — пожалуйста, приезжай и слоняйся.
Не успела она отключить мобильный и судорожно перевести дыхание, как площадь перед Синематекой начала заполняться публикой, выходившей после сеанса. В основном, конечно, это были русские иммигранты. Они не расходились, ждали непонятно чего, обсуждали кино. Рядом с ней на скамейку присела пожилая пара. Гая понимала все, о чем они говорили. Поняла, что ждут автобуса, который увезет их в Ришон — Лецион. Поняла, что от фильма они в восторге и жалеют лишь, что утрачена вторая серия. Гая подумала, что это странно — ведь она видела фильм до конца. И тут вышел Михаэль Фрид собственной персоной. С ним были Авраам и еще какой–то старик. Михаэль попрощался с ними и подошел к ней.
— Гая? Что ты здесь делаешь? У вас же вечеринка! Где Натик?
— Вечеринка не состоялась. Натик попал в аварию, он в больнице с травмой позвоночника. Я здесь случайно.
— Почему ты не с ним?
— К нему нельзя. К тому же, мне не велела там появляться принчипесса Изабелла. Слушай, пойдем пива попьем. А? Тут на улице Хасмонеев есть неплохое местечко.
Михаэль выпил поллитра «Туборга», а она — триста, а потом еще триста. Гая подумала, что он никогда не видел ее такой пьяной. С Нати и его компанией она никогда не пила много. А вот на гастролях, в одиночку, в номере — бывало.
— Гая, может быть, все–таки, поедем к нему?
— Нет. Я не хочу. Я почти уже собралась его бросить. Думаю, это случилось с ним из–за меня.
— Из–за того, что ты назначила вечеринку? Глупости!
— Нет, потому что я перестала его любить. Мне жить с ним надоело.
— Да ладно! С каких это пор? Боготворила его. По голове гладила. Руки целовала.
— Это когда было!
— Все равно, сейчас ты его не бросишь.
— Выздоровеет, и брошу.
— Пусть сначала выздоровеет. Допивай, поедем в Тель — Ашомер. А лучше — не допивай.
Ноябрь 2006 года
Перечитал последнюю запись. Ее сделал другой человек. Я тогда собирался на сеанс тайного самолюбования. Но сеанс оказался недолгим.
Сначала Натик разбился на машине.
Выйдя из Синематеки, я увидел Гаю сидящей на скамье. Она была растеряна. Никогда не видел ее такой. Она рассказала мне о случившемся. Напилась пива. Не хотела ехать со мной в больницу. Все же поехали. Натик после операции лежал в реанимации, и нас к нему не пустили. Якопо и Изабелла уехали домой, чтобы отдохнуть и вернуться наутро.
А Гаю я увез к себе. Наверное, это было неправильно. Сейчас я уже точно знаю, что это было неправильно. Но я не мог ее бросить одну. А к себе домой она не хотела.
До Реховота доехали уже в полтретьего ночи. Подъезжая к дому, я заметил припаркованную на противоположной стороне улицы свадебную машину. На скамеечке сидел Борька Левитин с похоронным лицом.
— Тебе сообщили про Натика? — спрашиваю.
— При чем здесь Натик? Мне про Катьку сообщили. А я сразу к тебе, по старой школьной дружбе.
Борька рассказал, что ему позвонила агент израильского интерпола Ольга Мардер по поручению комиссара полиции Милана, и сказала, что Катерина убита. Сначала перепутали ее с Фурдак, но Фурдак жива- здорова у себя в Америке. Сказала, что в завещании покойной указан телефон бывшего мужа. Велела прибыть для дачи показаний. Спросила, каким образом можно связаться с родителями покойной.
— Да, и еще она прислала по мейлу фотографии.
Борька вынул из пакета распечатки. Я даже не хотел смотреть, но Гая проявила неожиданный интерес.
Не знаю почему, но я остался достаточно равнодушным к гибели Катерины. Расстроился, конечно. Но рыдать не стал. А ведь она была подругой детства. И была влюблена в меня когда–то. И я с ней спал.
В свете гибели Катерины происшествие с Натиком уже не выглядело несчастным случаем. Я предложил всем виски.
Увозя Гаю к себе, я предполагал, что сам лягу в гостиной, а ее уложу в спальне. Прибавился Борька. Я предложил ему лечь со мной в спальне, чтобы Гая легла в гостиной. Но он взбеленился и заявил, что в одну постель со мной лечь не может по убеждениям. И захватил диван.
У меня есть еще две комнаты. В одной из них сейчас кабинет, а другая и вовсе пуста. Я пошел стелить в пустой комнате на полу, но Гая отобрала у меня подушку и понесла в спальню.
У нас, как говорится, ничего не было. Но остаток ночи мы проспали обнявшись. Прямо пионерлагерь, третий отряд. (Но нет, третий отряд не дышит друг на друга парами виски). Однако, это дружески–утешительное сонное обьятие подпитало тот любовный кактус, что благополучно засох у меня в душе после расставания с Талилой. Кактус вновь расцвел и выпустил колючки.
Наутро была пятница, выходной. Я сбегал за молоком и свежими булочками, Гая нарезала салат, Боря поджарил яичницу. Накрыли стол и включили телевизор.
«Депутат кнессета Ротштейн с супругой были убиты вчера прямым попаданием ракеты «кассам» в ходе визита группы депутатов в район обстрелов. Госпожа Ротштейн находилась на пятом месяце беременности».
Я, несмотря на вновь расцветший кактус, а может быть, именно из–за него, убежал в ванную и там разрыдался. Талила! Горячая, хлебосольная, любвеобильная, беременная Талила. С ее вечным страхом падающих с неба ракет. Представляю, как он уговаривал ее поехать. Приводил статистические данные запусков, попаданий, ранений и смертей. Старый козел! Все поехали с супругами, и он потащил ее в пекло.
Не успел я умыться и привести себя в порядок после обильных слез, как раздался звонок в дверь. Пришли Бумчик с Булгаковедом. Лица у обоих были полны трагической решимости.
— Моня тоже хотел прийти, но Рива его не пустила. — строгим голосом произнес Булгаковед.
— Что случилось? — спросил я с некоторым облегчением от того, что с Дедамоней и Бабаривой все в порядке.
— Лучше спроси, чего еще НЕ случилось. — заявил Бумчик.
— А я предупреждал, что нельзя снимать этот фильм. — воскликнул Булгаковед.
— Да дело не в том, что сняли, а в том, что продали. — ответил Бумчик. — Значит так. Цурило бесследно исчез. Талилу убило ракетой. Таисия Фрид умерла от рака молочной железы еще в прошлом году.
— Я не знал про Таю…
Да, да. В один день я получил три известия. Тая, Талила. И Катя. Те, кто любил меня. Те, кого я любил. Кактус разросся до размеров меня самого. Ведь он, кактус — это и есть я сам. И любовь не бывает первой или последней. Она, любовь, то живет в нас, то засыхает. В зависимости от того, есть ли рядом человек, способный ее питать.
— Ты не знал, а она умерла первой после завершения фильма. А Талила — последней из троих живых, которых ты снял.
— Но Цурило, возможно, не умер.
— Не знаю. Может, и не умер, но пропал. Талила погибла вчера в шесть вечера. А около восьми разбился Натик.
— Тая, Талила и Цурило появляются в фильме. А Натик при чем?
— А Катерина при чем? Ее–то убили еще на прошлой неделе! — влез Борька.
— Как, Катерину убили? — вскинулся Бумчик.
— Миша, покажите–ка нам, пожалуйста, сцену бала. — тихо произнес Булгаковед.
И показывать было не нужно. В этой сцене, в голом виде, в бриллиантовых колье или боа из страусовых перьев, с черными, рыжими или светлыми волосами, расклонирована, расштампована, как Барби, виртуальная Катерина. Значит, логика Бумчика верна.
— В остатке мы имеем: Евгению Марковну, меня и тебя, Миша, — продолжил Бумчик.
— Почему? Нас же в фильме не было.
— И Натика не было. Но он участвовал в продаже.
— И меня же вы забыли! — вставил Булгаковед.
— И, возможно, автор сценария тоже под ударом.
— Впрочем, что–то мне подсказывает, что создателей он на этот раз пощадит. — пробормотал Булгаковед.
— Послушайте, может быть, это все совпадения! — сказал Борька.
— Ничего себе, совпадения! — неожиданно подала голос Гая.
