Томас Гарди - В краю лесов
Фитцпирс повиновался.
- А теперь, доктор, - сказала миссис Чармонд, - перед тем как уйти, ответьте мне на один вопрос. Садитесь вот на эту скамеечку, поближе ко мне. И переставьте, пожалуйста, свечи на маленький столик. Вы курите? Да? А я еще только учусь. Берите папиросы. Вот вам спички. - Она бросила Фитцпирсу коробок.
Фитцпирс поймал коробок и, закурив, стал рассматривать миссис Чармонд, лицо которой от перестановки свечей стало хорошо видно.
- Как вы думаете, сколько лет прошло с тех пор, как мы с вами встречались последний раз? - спросила она, не отступая от принятого тона едва заметного превосходства и глядя на Фитцпирса с той застенчивостью, какая опаснее всякого кокетства.
- Вы говорите, мы с вами встречались? Миссис Чармонд кивнула.
- Я видела вас недавно в Лондоне. Вы поднимались по лестнице, как я догадываюсь, со своей молодой женой. И я сразу узнала вас, хотя последний раз мы виделись, когда я была еще почти ребенком. Помните Гейдельберг, английскую семью, любившую дальние прогулки...
- И молоденькую девушку, - подхватил Фитцпирс, - с огромной золотисто-каштановой косой. Помню, точно это было вчера. Как-то, гуляя на Грейт-Террас, она потеряла носовой платок и вечером пошла его искать. "Позвольте мне пойти", - сказал я. "Не надо, - ответила она. - Это далеко. Бог с ним". Мы долго гуляли в тот вечер и разговаривали. На другое утро я пошел на Грейт-Террас, и нашел его в траве - крохотный, мокрый от росы комочек кружев с вышитым в одном уголке именем Фелис. Он и сейчас у меня в глазах! Я поднял его и...
- Что же вы сделали?
- Поцеловал, - с некоторым смущением проговорил Фитцпирс.
- Но вы видели меня всего один раз, и то в сумерки!
- Так что же! Я тогда был молод, и я прижал его к губам. Я решил воспользоваться счастливым случаем и в тот же день зайти к вам в отель. Но полил дождь. И я пошел к вам назавтра. Увы, я не застал вас. Вы уехали.
- Да, - вздохнула миссис Чармонд. - Моя мать понимала, что красота дочери - единственное ее богатство, и она не могла позволить, чтобы дочь ее - совсем еще дитя - влюбилась в студента, у которого ни гроша за душой. Она увезла меня в Баден. Это было очень давно, и я могу вам признаться теперь, что, знай я тогда ваше имя, я бы написала вам. Но я узнала его только месяц назад в Лондоне, когда вы прошли мимо меня по лестнице. Моя горничная сказала мне: "Это мистер Фитцпирс".
- Боже мой! - воскликнул Фитцпирс. - Вы возвращаете меня в дни моей юности. Вечерняя прогулка, утро, роса на траве, крошечный кружевной комочек. Когда я понял, что потерял вас, свет померк у меня в глазах. Я пошел туда, где мы гуляли вечером, бросился на траву и заплакал - я ведь был тогда совсем мальчишка. Я не знал, кто вы, не знал вашего имени, но я не мог, не мог забыть звук вашего голоса!
- И вы долго помнили его?
- Много, много дней!
- Дней! Только дней! О, сердце мужчины!
- Но, прекрасная госпожа, я видел вас всего один или два раза. Моей любви не суждено было стать цветком. Это был бутон, розовый, свежий, полный жизни, но всего лишь бутон. Зачаток огромной любви. Она так и не достигла поры цветения.
- Возможно, это лучше.
- Возможно. Но подумайте, как бессилен человек перед судьбой. Люди разлучили нас, а мы все-таки встретились. Много воды с тех пор утекло, многое переменилось. Вы стали богаты. Не изменилось одно - я по-прежнему беден. И не только это. Судя по вашему последнему замечанию, вам удалось одержать победу над необузданными желаниями юности. Мне это удалось.
- Вы заблуждаетесь. - Голос миссис Чармонд дрожал от сдерживаемых чувств. - Вы не знаете моей жизни. Она не могла способствовать таким победам. Да я и не верю, что люди сильных страстей способны обуздать свои чувства. И чем старше они, тем менее над собою властны. Излечиваются они разве что к ста годам. Что до меня, то я буду рабой страстей и в семьдесят лет, если, конечно, доживу до той поры.
Фитцпирс смотрел на миссис Чармонд с нескрываемым восхищением. Удивительная, необыкновенная женщина!
- Как вы правы! - воскликнул он. - Но в ваших словах печаль. Почему?
- Я всегда печальна, когда я здесь, - многозначительно понизив тон, проговорила миссис Чармонд.
- Тогда позвольте спросить, зачем вы приехали сюда?
- Так хотел мужчина. Женщину весь ее век, точно утлую ладью, носит по волнам мужских прихотей. Я надеюсь, что мое уныние не передалось вам. Хинток имеет странную особенность: когда я живу здесь, сердце мое как запечатанный сосуд - чувства переполняют его, а исхода им нет. И я часто бегу отсюда куда глаза глядят. Иначе я бы умерла.
- В городе, надо полагать, есть интересное общество. Разумеется, для тех, кто в него вхож.
- По всей вероятности. Но беда в том, что соседи в провинции нетерпимы к взглядам и вкусам, отличным от их собственных. Одни мои знакомые считают меня вольнодумной, другие католичкой. Когда я без должного почтения говорю о погоде или видах на урожай, они приходят в ужас от такого кощунства.
Леди Чармонд замолчала и долго в задумчивости смотрела на огонь свечей.
- Вы хотите, чтобы я оставил вас? - прервал молчание Фитцпирс.
- Пожалуй!
- Тогда прикажите мне уйти.
- А вы не можете уйти без моего приказания?
- Будь моя воля, я бы слушался только своих чувств.
- И что бы вы сделали? Вы боитесь, что я рассержусь? - Да.
- Не бойтесь. А теперь ступайте. И приходите завтра проведать больную. Мне было очень приятно возобновить наше знакомство. Я испытываю к вам искреннее расположение.
- Если бы это зависело от меня, мы бы стали друзьями на всю жизнь.
- Надеюсь, так и будет.
Фитцпирс спускался по лестнице в полном недоумении: зачем миссис Чармонд позвала его к себе? Было ли это следствием естественной тревоги о своем здоровье или ей просто хотелось воскресить прошлое, для чего несчастный случай послужил отличным предлогом?
Когда Фитцпирс вышел из дома, была уже ночь, слабо освещенная мерцанием звезд. Он стал думать о Хинток-хаусе. Как странно, он не раз приходил сюда в отсутствие хозяйки и с непонятным любопытством смотрел на этот дом; а еще до знакомства с Грейс почему-то решил, что она живет именно здесь; словом, Хинток-хаус в иные минуты казался ему связанным с существом, имевшим прямое отношение к его жизни.
Краткая встреча с миссис Чармонд в те далекие дни действительно пробудила в нем нежные чувства. Но знакомство было так мимолетно, что, если бы не этот визит, он никогда бы, вероятно, и не вспомнил о нем. Однако сегодняшнее свидание при несколько романтических обстоятельствах сделало то, что давнее, полузабытое чувство вспыхнуло в нем с необычайной силой.
Войдя в Малый Хинток, он вдруг заметил, что смотрит на окружающее не глазами жителя маленькой деревушки и зятя лесоторговца, а скорее глазами владельца Хинток-хауса. Он отворил двери своего дома. Все семейство спало. Поднимаясь по лестнице, он слышал храп отца Грейс, доносившийся с его половины. Свернув в коридор, ведущий в их комнаты, он почувствовал вдруг, как у него тоскливо заныло сердце.
В спальной горел огонь. Грейс, хотя и лежала в постели, но еще не спала. Из-за полога послышался ее нежный голос:
- Что, миссис Чармонд сильно ушиблась, а, Эдрид?
Фитцпирс совсем забыл, зачем его звали в Хинток-хаус.
Секунду он изумленно смотрел на Грейс, но тут же спохватился.
- Нет, - ответил он, когда смысл вопроса дошел до него. - Переломов нет, только ушибы. Но завтра придется опять идти туда.
Поинтересовавшись еще немного здоровьем миссис Чармонд, Грейс сказала:
- Миссис Чармонд спрашивала обо мне?
- Да, кажется. Не помню.
- А ты не можешь вспомнить, какими точно словами она говорила обо мне?
- Не могу.
- Значит, она почти совсем ничего не говорила обо мне, - разочарованно протянула Грейс.
- Почти ничего.
- Зато ты, наверное, много обо мне рассказывал? - Грейс простодушно ожидала комплимента.
- Ну конечно, милая, - ласковым тоном проговорил Фитцпирс, едва ли понимая, что говорит - такое сильное впечатление произвела на него миссис Чармонд.
ГЛАВА XXVII
Мистер Фитцпирс посетил Хинток-хаус и на второй и на третий день. Миссис Чармонд, как и в первый его визит, полулежала на софе, и вид ее ясно говорил, что она не спешит выздоравливать. Оба раза Фитцпирс внимательно осмотрел царапину, точно это была глубокая рана.
К вящему своему удовольствию, он обнаружил у миссис Чармонд на виске легкую ссадину и наклеил на это весьма заметное место черный пластырь вместо розового, чтобы рассеять у прислуги всякие сомнения насчет его визитов, если таковые успели появиться.
- Ой, больно, - воскликнула миссис Чармонд, когда Фитцпирс в одно из своих посещений стал осторожно отдирать с ее руки пластырь. Царапина поджила и затянулась корочкой цвета неспелой черной смородины, которая вот-вот готова была отпасть.
- Одну минутку, я подышу на пластырь. - С этими словами Фитцпирс поднес к губам руку миссис Чармонд. Она не протестовала.