Альберто Моравиа - Римские рассказы
Серафино встал и очень торжественно представил нас друг другу:
- Мой друг Марио, продюсер; синьорина Ирис, синьорина Мимоза.
Теперь, когда они уселись, я смог лучше разглядеть их. По той предупредительности, которую Серафино проявлял к Ирис, я понял, что он выбрал ее для себя, а Мимоза предназначалась мне. Нет, они не были близнецами. Мимозе, казалось, было за тридцать, и лицо у нее было более изможденным, нос длиннее, рот шире и подбородок выдавался больше, чем у Ирис, она была даже, пожалуй, некрасива. Зато Ирис было лет двадцать, и она была очень мила. Я заметил также, что руки у обеих красные и потрескавшиеся - руки работниц, а не синьорин. Между тем Серафино, который с их приходом словно совсем поглупел, завязал галантный разговор: ему так приятно снова увидеть их, как чудесно они загорели, где они провели лето?..
Мимоза начала было:
- В Вен... - но Ирис ее перебила:
- В Виареджо.
Девушки переглянулись и начали смеяться.
- Почему вы смеетесь? - спросил Серафино.
- Не обращайте внимания, - сказала Мимоза, - моя сестра такая глупенькая... Сначала мы были в Венеции, остановились там в отеле, а потом уже в Виареджо, на своей собственной вилле.
Я понял, что она лгала, так как, говоря это, она опустила глаза. Она, так же как и я, не умела лгать, глядя прямо в глаза. Мимоза продолжала непринужденным тоном:
- Синьор Марио, вы продюсер... Серафино говорил, что вы сделаете нам пробу.
Я был озадачен и посмотрел на Серафино, но тот поспешил отвернуться. Тогда я сказал:
- Видите ли, синьорина... Проба - это нечто вроде маленького фильма, ее нельзя провести без необходимой подготовки. Нужны режиссер, оператор, нужна киностудия... Серафино ничего в этом не смыслит... Но, может быть, на этих днях...
- На этих днях - это значит никогда.
- Нет, синьорина! Уверяю вас...
- Ну, будьте так добры, сделайте нам пробу сейчас!
Она старалась очаровать меня, взяла за руку, прижалась к моему плечу. Я понял, что Серафино вскружил им голову этой выдумкой, и попытался еще раз втолковать ей, что пробу нельзя провести так сразу, без всякой подготовки. Постепенно это до нее дошло, и она отпустила мою руку. Потом обратилась к сестре, болтавшей с Серафино:
- Я тебе говорила, что все это выдумки... Ну что мы будем делать? Пойдем домой?
Ирис, не ожидавшая такого конца, была огорчена. Она сказала в замешательстве:
- Но мы можем провести с ними время... до вечера.
- Разумеется! - подхватил Серафино. - Проведем время вместе... покатаемся на машине.
- У вас есть машина? - спросила Мимоза, почти примиренная.
- Да, вон она.
Девушка посмотрела в том направлении, куда он показывал, увидела машину и сразу переменила тон:
- В таком случае поедем кататься... В кафе мне скучно.
Мы все поднялись. Ирис пошла вперед с Серафино, а Мимоза, подойдя ко мне, спросила:
- Вы на меня не обиделись?.. Знаете, нам столько уже давали всяких обещаний! Значит, вы сделаете мне пробу?
Итак, все мои разъяснения ни к чему не привели: она во что бы то ни стало хотела, чтобы я сделал пробу. Я ничего не ответил и сел рядом с ней в машину на заднее сиденье, а Серафино и Ирис уселись впереди.
- Куда мы поедем? - спросил Серафино.
Теперь Мимоза опять прильнула к моему плечу, взяла мою руку и стала пожимать ее. Она тихо упрашивала:
- Ну будьте же добрым, скажите ему, чтобы он поехал на киностудию, и сделайте нам пробу...
От злости я с минуту не мог ничего выговорить, а она воспользовалась моим молчанием и добавила вполголоса:
- Если вы сделаете мне пробу, я обещаю поцеловать вас, слышите?
Тут меня осенило вдохновение и я предложил:
- Поедемте к Серафино... У него великолепная квартира... Там я разгляжу вас обеих получше и скажу вам, стоит ли вообще устраивать эту пробу.
Я увидел, как Серафино метнул на меня взгляд, исполненный укора: машину хозяина он выдавал за свою, но в дом хозяина он еще никого не осмеливался приглашать. И действительно, он стал возражать:
- Не лучше ли совершить хорошую прогулку?
Однако девушки, в особенности Мимоза, настаивали:
- Никаких прогулок, надо договориться о пробе.
Серафино поневоле пришлось согласиться, и мы на полной скорости помчались в район Париоли, где находился дом его патрона. Всю дорогу Мимоза не переставая ластилась ко мне, говорила со мной тихим, нежным, вкрадчивым голосом. Я не слушал ее, но до меня все время долетали через короткие промежутки одни и те же слова, словно кто-то гвоздь вколачивал: "Проба... сделайте пробу!.. Сделаем пробу?.."
Вот наконец и Париоли с его малолюдными улицами и роскошными особняками - сплошные балконы да зеркальные стекла. А вот и вилла хозяина Серафино: подъезд отделан черным мрамором, лифт - весь красное дерево и зеркала. Мы поднялись на третий этаж. Здесь было темно, пахло нафталином и нежилым помещением. Серафино предупредил:
- Мне очень неприятно, но я долго был в отсутствии, и квартира в полном беспорядке.
Вошли в гостиную. Серафино открыл окна. Сели на диван, покрытый серым чехлом, напротив пианино, завешанного простынями, сколотыми английскими булавками. Я приступил к исполнению своего плана.
- Теперь вы обе походите немного по гостиной, а мы с Серафино посмотрим на вас. И тогда я решу, стоит ли делать пробу.
- А ноги мы должны показывать? - спросила Мимоза. - Нет, не нужно... Просто пройдитесь несколько раз, и все.
Они послушно стали прохаживаться перед нами взад и вперед по натертому паркету. Нельзя было, конечно, отрицать, что эти девушки с пышной шевелюрой, развитыми бедрами и грудью и тонкими талиями изящны. Но я заметил, что ноги у них, так же как и руки, были большие и грубые. А икры чуть искривлены, некрасивой формы. В общем, девушек такого рода продюсеры не берут даже в статистки. Между тем Ирис и Мимоза продолжали расхаживать перед нами. И всякий раз, встречаясь посередине гостиной, они начинали хохотать. Внезапно я крикнул:
- Стоп! Довольно, садитесь.
Они сели и уставились на меня в тревожном ожидании. Я коротко и сухо объявил:
- Очень сожалею, но вы не годитесь.
- А почему?
- Сейчас я вам объясню, почему, - начал я серьезным тоном. - Для моего фильма мне не нужны девушки изящные, воспитанные, изысканные, аристократичные, вроде вас... Мне нужны простые девушки из народа... такие девушки, которые при случае могут даже выругаться, которые ходят с вызывающим видом; словом, грубые, плохо воспитанные, неотесанные... А вы дочери инженера, барышни из хорошей семьи... Вы мне не подходите.
Я посмотрел на Серафино: он сидел, откинувшись на спинку дивана, и казался совершенно сбитым с толку. Однако Мимоза не сдавалась:
- Но в чем же дело?.. Мы можем изобразить этих девушек из народа.
- Ничего не выйдет. Есть вещи, которые нельзя изобразить, они должны быть врожденными.
Наступило короткое молчание. Я закинул удочку и не сомневался, что рыбка клюнет. И в самом деле, спустя минуту Мимоза поднялась, подошла к сестре и что-то зашептала ей на ухо. Сначала та как будто с ней не соглашалась, но в конце концов, по-видимому, она уступила. Тогда Мимоза подбоченилась, в развалку подошла ко мне и пихнула меня в грудь, говоря:
- Эх ты, простофиля! Ты думаешь, с кем ты имеешь дело?
Было бы неверно сказать, что она преобразилась: просто-напросто она стала сама собой. Я ответил смеясь:
- С дочерьми инженера-путейца.
- А вот и нет! Мы как раз то, что тебе требуется... Девушки из самых низов... Ирис служит прислугой, я - сиделкой.
- А собственная вилла в Виареджо?
- Никакой виллы нет. Купаться и загорать мы ездили в Остию.
- Но зачем же вы тогда лгали?
Ирис простодушно призналась:
- Я не хотела... но Мимоза сказала, что надо пустить пыль в глаза.
А Мимоза рассудительно заметила:
- Если бы мы не лгали, синьор Серафино не представил бы нас вам... Значит, ложь была на пользу... Ну, так как же теперь с пробой?..
- Мы ее уже сделали, - ответил я со смехом, - и она показала, что вы обе - славные простые девушки из народа... Но... откровенность за откровенность: я тоже вовсе не продюсер, а простой оператор и фотограф... а Серафино совсем не синьор, которого он из себя разыгрывает, а всего-навсего шофер.
Должен сказать, что Мимоза превосходно выдержала этот удар:
- Ну что ж! Я и ожидала чего-нибудь в этом роде, - сказала она меланхолично. - Нам не везет... Если у нас и появляется какой-нибудь знакомый с машиной, то он оказывается шофером... Пойдем, Ирис.
Тут Серафино очнулся от своего оцепенения.
- Подождите... Куда вы?
- Мы уходим, синьор обманщик.
Мне вдруг сделалось ужасно жалко их обеих; в особенности Ирис, такую хорошенькую. Она казалась очень огорченной, и на глазах у нее были слезы. Тогда я предложил:
- Послушайте... мы все четверо лгали... Так погребем нашу ложь под общей могильной плитой и пойдемте все вместе в кино... Что вы на это скажете?
Завязался спор. Ирис готова была согласиться. Но Мимоза, все еще сердившаяся на нас, упорно отказывалась. Серафино совсем пал духом, у него не хватало мужества их упрашивать. Но мне в конце концов удалось уговорить Мимозу.
