Джойс Кэри - Радость и страх
Говорит она так уверенно, что Стоуну остается только заключить: "Вот вредный старик, перетянул-таки ее на свою сторону".
Но он ошибается. Тут нет ни сговора, ни молчаливого соглашения. Табита сама не знает, почему вновь обрела веру в Голлана. Она просто верит в него.
60
И эта победа, и мысль, что у Джона будет хороший репетитор, что он поступит в Чилтон, а потом в Оксфорд, и воскресшая вера в деловые таланты Голлава - все веселит Табиту. Когда она выходила замуж, она выглядела старше своих лет - сдержанная, утомленная опытом женщина; теперь она на десять лет помолодела, расцвела, щеголяет в новых туалетах. И как молоденькая девушка категорична в своих суждениях. Она уверяет Голлана, что его новый завод будет приносить миллионы; она критикует воскресные проповеди; вступает в местный либеральный клуб. Во время конфликта между правительством и палатой лордов она негодует на лордов за их тупость и неуступчивость; во время кампании за право голоса для женщин ратует если не за насильственные, то за достаточно решительные меры. Когда Голлан удивляется, узнав, что она была членом предвыборного комитета кандидата-радикала, она восклицает: - Но я же радикалка, всегда была. У нас вся семья радикалы. - И упрекает его в отсталости. Но Голлан только смеется - политические взгляды женщин он не принимает всерьез. Он не нарадуется этой новой, ожившей Табите в новых нарядах, которая бывает на заводе, все хвалит и даже всматривается в чертежи.
Самой Табите эти чертежи кажутся еще более непонятными, чем давно забытые стихи Буля; но она убедилась, что фраза "Понимаю. До чего же искусно!" годится на все случаи. Она посвящает полчаса в день заводу и столовой для рабочих и не менее получаса в неделю - Робу Робинсону, когда он в парке испытывает модели своих аэропланов. И восклицает: "Ой, мистер Робинсон, он пролетел ярдов пятьдесят, не меньше!" - не только из желания сказать человеку приятное, но и потому, что искренне радуется его успеху.
В стране - поголовное увлечение авиацией, которую даже "Таймс" называет революционным начинанием. Опыты братьев Райт в Америке и Сантос-Дюмона во Франции воспламенили воображение всего мира. Каждый мальчишка запускает бумажные "стрелы", каждый второй инженер конструирует собственную модель.
Роб Робинсон сконструировал их уже восемь штук и с двумя помощниками часами заставляет их летать над парком. Есть там монопланы, бипланы, есть нечто похожее на игрушечный дротик, есть триплан, похожий на коробочного змея, и даже квадриплан - складной, чтобы занимал минимум места.
Табиту восхищают все модели, но особенно любимое детище Роба - триплан, модель весьма мощная и устойчивая. Ее поражает, что Голлан относится к опытам Роба прохладно и скептически. "Дело в том, - размышляет она, - что он стареет, у него нет воображения. Он продолжает развивать всякие технические идеи, потому что всю жизнь этим занимался, но он не понимает, не чувствует, как это изумительно - летать по воздуху".
Голлан делает ставку на цеппелин. Но энтузиазм Табиты его умиляет, и он дает Робу несколько сот фунтов на его опыты. "На это денег не жалко, объясняет он, - лишь бы человек был доволен. Роб - сокровище, чародей, он чутьем узнает, что творится в головке цилиндра".
61
В поисках первоклассного репетитора Табита обратилась в агентство по найму, предложив высокую плату, и ей рекомендовали мистера Слупа, стипендиата колледжа св.Марка, который, по счастью, с апреля будет свободен. Стипендия, колледж св.Марка (очень аристократический) и высокая плата - на все это Табита возлагает большие надежды. И, как ни удивительно, провал мистера Слупа ничуть не поколебал ее веры, напротив. Правда, мистер Слуп - прелестный молодой человек с очаровательными манерами. Держится он очень уверенно, знает решительно все и на рояле играет почти так же хорошо, как Табита. С ней он беседует о хозяйстве, о политике либералов и обязанностях землевладельцев, с Голланом - о технике, с управляющим - об агрономии, с секретарем - о делопроизводстве, с садовником - о розах и с дворецким - о винах.
Но большую часть времени он проводит с Робом Робинсоном в парке, на испытаниях нового двухместного аэроплана. Как и все здесь, кроме Голлана, он помешан на авиации. Однажды Табита с удивлением обнаруживает, что он в часы занятий наблюдает за автомобилем, тянущим на буксире новую модель "Голлан-Роб", и на ее вопрос, как успехи Джона, он отвечает, не сводя глаз с аэроплана: - Не могу сказать, чтобы он занимался очень прилежно, леди Голлан, но и я на его месте едва ли стал бы стараться - ведь здесь перед ним открывается такая карьера, такая замечательная практическая работа.
- Сначала он должен окончить университет.
Мистер Слуп, нехотя оторвав взгляд от аэроплана, парящего в воздухе на конце каната, проводит длинными пальцами по длинным светлым волосам и вздыхает: - Не уверен я, леди Голлан, что университетское образование такая уж нужная вещь.
Табита, благоговеющая даже перед словом "образование", не верит своим ушам. Студент-второкурсник, которому книги набили оскомину, - для нее совершенно новое явление. Она горячо возражает: - Но вы же не станете отрицать, мистер Слуп, что люди, окончившие университет, куда более...
- Только не говорите "культурны", леди Голлан, умоляю вас. - Он весь передергивается.
- Почему не говорить, если это правда? Или сейчас модно презирать культурность?
- Пожалуй, и так. Вы хотите сказать, что я слишком цивилизован?
- Скорее слишком самонадеянны.
- Понимаю вашу мысль.
Табита невольно любуется его самообладанием. Видимо, для ее резкостей он неуязвим.
- И тут уж Оксфорд не виноват.
- Кто в этом деле виноват, сказать трудно; мои бедные родители пошли на большие жертвы ради моего образования. Не хочется прямо утверждать, что они совершили ошибку. Скажем так - традиция, условности... - И, увлеченный этой темой (он как раз подготовил для ближайшей дискуссии в студенческом литературном кружке доклад под названием "Древнее содружество грамотеев св.Марка полагает, что человечество следует уничтожить"), он замечает, что всякая цивилизация ведет к гибели. Современные женщины желают получать образование, а образованные женщины отказываются рожать детей. "Так цивилизация постепенно сама себя уничтожит, хотя боюсь - на мой век ее хватит".
Табита радуется отъезду мистера Слупа, он же весьма тепло с ней прощается и вскоре пишет ей одно за другим два длинных письма, выражая надежду, что их дружба, столь для него ценная, будет длиться вечно. "Так отрадно было вырваться из моей монашеской кельи и пообщаться с живыми людьми, особенно с Вами. Говорят, что знакомство с некоей знатной леди было равнозначно гуманитарному образованию [намек на часто цитируемые слова английского писателя Ричарда Стиля (1672-1729) в одном из его очерков в журнале "Болтун": "Любовь к ней равнозначна гуманитарному образованию"]; с уверенностью могу сказать, что для университетского образования такое знакомство может послужить коррективом и даже противоядием".
Табита неспособна увидеть себя невинными глазами Слупа как знатную леди, и это признание только раздражает ее. Просто грешно, думает она, что такие вот молодые люди, перед которыми открыты все пути, ругают Оксфорд. Слуп в ее глазах - изменник, и она приходит в ярость, когда выясняется, что он заронил семена крамолы в душу Джона. "Если он собьет его с толку, я ему никогда не прощу".
А Джон и правда тоскует по своему другу Слупу и часто ему пишет. Они обмениваются идеями по поводу принципиально нового типа аэроплана с небывало широкими крыльями из рифленого железа.
На вступительных экзаменах в Чилтон Джон проваливается, и Табита проводит ночь в слезах. Но приходит дружеское письмо от Слупа. "Если Вы непременно хотите отдать Джона в закрытую школу, могу пристроить его в Брэдли. Там его примут, ведь он хороший крикетист. Как я скучаю по Хэкстро и по Вашей доброте. Умоляю, пригласите меня как-нибудь еще".
Табита отвечает телеграммой, и в Брэдли Джона принимают. Но она не простила Слупа. Он согрешил против самого духа хорошего образования. А главное - он создал новые, лишние опасности и трудности в мире, уже и так слишком сложном для всех матерей. "Его влияние на Джона ужасно. И почему это дети всегда привязываются к людям, которые приносят им только вред?"
Но Джон после первого триместра в Брэдли и думать перестал о Слупе. Отметки у него плохие по всем предметам, кроме футбола, но это его не трогает. Он слишком увлечен школьной жизнью, о которой рассказывает матери с гордостью путешественника, открывшего удивительный новый мир, неведомый женщинам.
Из отдельных, мимоходом брошенных фраз выясняется, что владыка этого нового школьного мира - герой по фамилии Фоке, капитан футбольной команды их общежития. Этот Фоке - великан с поразительно волосатой грудью, беспощадный деспот, избивший трех своих форвардов за недостаток напора, и притом христианин, то есть он сквернословит, терпеть не может церковь, но Христа считает примером для подражания.