Хаймито Додерер - Слуньские водопады
"Ай да толстячок!" - подумал Клейтон.
- Удивительно, до чего хорошо он владеет немецким, - добавил еще Петшенка, - да и с литературой у него все обстоит благополучно, так заявил на последней конференции наш германист. Помимо всего, мистер Клейтон, ваш племянник выказывает еще одно незаурядное дарование.
Учитель улыбнулся. Это была своеобразная улыбка, как бы затронувшая только внешнюю поверхность лица. Он выдавил ее из себя. Это не подлежало сомнению. Улыбка обнажила его верхние резцы.
- Какое же именно? - спросил Клейтон.
- Истинный талант в выборе окружения, - отвечал Петшенка. Улыбка почти сбежала с его лица и уже не могла целиком скрыть испытываемую им неприязнь. - Как в стенах гимназии, на переменах, хочу я сказать, так в последнее время и на улице, по дороге сюда, поскольку мне приходилось наблюдать, я всегда вижу вашего племянника с верхушкой класса... - (В этом выражении уже слышалась откровенная ирония.) - Я хочу сказать, только с лучшими и наиболее перспективными учениками. - (И сейчас не обошлось без иронии.) - Эти молодые люди уже теперь ведут себя как будущие ученые.
Такая студенческая характеристика безмерно огорчила бы членов клуба, экстраординарному члену, впрочем, она была бы не совсем понятна. Но в клубе никто ничего о ней не узнал. Ибо Клейтон ни словом не обмолвился Августу о своем посещении гимназии. Не преднамеренно и не из каких-либо педагогических соображений: просто после того, как он собрался с духом пойти туда и узнать, как обстоят дела у Августа, он успокоился и начисто об этом позабыл. Дела, кстати сказать весьма радостные, в тот же день отвлекли его: фирма "Гольвицер и Путник" из Бухареста заказала ему четырнадцать машинных агрегатов. Заказ пришел с сегодняшней почтой. Дональд в дверях конторы помахал ему письмом, собираясь немедленно снести таковое на завод и на склад. Сбыт на Балканах возрастал чуть ли не с каждым днем. В этот же день дома во время ленча Роберт и Дональд решили повысить премиальные инженеру Восняку в Белграде, который сейчас, как и раньше, не жалея сил, работал на них.
Клейтон, церемонно распрощавшись с доктором Петшенкой, пошел к лестнице по каменным плитам широкого коридора и в конце его, в рамке под стеклом, увидел большую доску со списком преподавателей гимназии, где были указаны их специальности и классы, в которых они работали. Он остановился перед нею и вскоре уже знал фамилии всех педагогов VII "А" класса. И то дело. По этой доске он бы и раньше мог сориентироваться. Наверху стояло имя директора. Он был даже регирунгсрат. Список, чрезвычайно тщательно выполненный, был написан пером рондо, инициалы - красными чернилами.
Из близлежащих классов доносились приглушенные голоса.
Где-то там сидел толстый Август.
Того, что он, Клейтон, узнал, было вполне достаточно для письма в Канаду.
Роберт спустился вниз. Застекленные двери закрылись за ним. Он глянул на потолок вестибюля и заметил весело раскрашенные - синим и красным своды. Ему понравился орнамент из золотых крапинок. Наверное, перед началом учебного года этот орнамент освежили и подкрасили. Впрочем, какое отношение имел он к успехам Августа в греческом языке и в математике... Зимний день показался Роберту очень теплым, когда он уже стоял перед большими школьными воротами на широком и в этом месте заасфальтированном тротуаре. Идя вверх по длинной улице, он этого не заметил; сейчас он уже шел вниз. На другой ее стороне домов не было, только склон, выложенный булыжником. Чем ниже спускалась улица, тем выше становился склон. Вдоль склона тянулась стена, над которой высились деревья сада. Клейтон шагал вниз, думая о Хильде Харбах и о том, что Дональду следовало бы поухаживать за кем-нибудь из младших сестер. Идя дальше по этой длинной улице, он вдруг осознал, что направляется к дому, а не в контору. И на первом же углу повернул направо.
Эти мальчики занимались учением в гимназии точно так, как другие занимаются каким-то своим делом, и едва ли хоть один из троих действительных членов "Меттерних-клуба" отдавал себе отчет, что "оба англичанина" перевели для них стрелку на такие рельсы, по которым они и дальше скользили с не меньшей приятностью и удобствами, разумеется, бессознательно и поначалу только благодаря чарам, околдовавшим Зденко фон Кламтача. До сих пор они учились прилежно по той простой причине, что учиться плохо считалось у них "неэлегантным". Не все ли равно, каким ключом ты пользуешься, чтобы открыть для себя ту или иную ситуацию: лишь бы этот ключ сработал.
Спустя некоторое время Роберту Клейтону случайно и как бы между прочим уяснилось, что у превосходного учителя Петшенки не все благополучно обстояло с молодыми людьми, как он выразился, приятелями Августа. Здесь была какая-то затаенная обида. Столь высокообразованному человеку следовало бы платить совсем по-другому. Наш фабрикант в таких делах не ошибался.
Между тем погода оставалась теплой, какою была в тот день, когда Роберт отправился в гимназию. Но о весне, конечно, еще и речи быть не могло. В саду все было мокро, черно, серо-зелено. Дональд стоял у заднего фасада дома - руки в карманах, плечи высоко подняты, зажав в зубах трубку, которая торчала почти горизонтально (совсем не так, как у его отца, такие различия хоть и существенны, но незначительны). Из-за угла показался привратник, он шел к черному ходу, чтобы спуститься в подвал и проверить котел центрального отопления, устроенного уже несколько лет тому назад. Котел надо было отрегулировать, по сегодняшней погоде он слишком жарко топился.
Дональд пошел вслед за Брубеком. Он никогда еще не был там, внизу. В конце узкой лестницы Брубек открыл железную дверь. На них неожиданно пахнуло жаром. Вообще же здесь было даже уютно. Перед котельной - нечто вроде кабинета. Под высоко вознесенным окном - стол и кресло; на столе газета, на ней очки.
- А-а, вот они где! - воскликнул Брубек.
Иногда, возясь с отоплением, он подолгу засиживался здесь: надо было проследить, хорошо ли все разогрелось. По нынешним нашим понятиям, оборудование было очень уж устарелое. Из "кабинета" был проход в котельную. Брубек повернул выключатель, вспыхнул свет. Электропровод был заключен в толстый кабель.
- Отсюда можно пройти еще дальше? - осведомился Дональд, указывая на вторую железную дверь.
- Да, - отвечал Брубек, - в погреба. - Он подскочил к двери, открыл ее и зажег там свет.
Дональд заглянул в теплое темноватое помещение, где слева высилась арочная перемычка над коридором, уходившим куда-то вдаль. Справа в углу стояла громоздкая штука, прикрытая мешковиной.
- Это старые сушильные печи, - пояснил Брубек, - очень хорошее было устройство. Ими и сейчас можно было бы пользоваться, они еще в полном порядке. Надежно сделаны. Но теперь в подвалах центральное отопление. Я и летом, случается, пускаю его в ход. Сырость как рукой сняло, а о мокроте и говорить не приходится. Гляньте-ка, мистер Дональд, это я укрепил здесь лет тридцать тому назад, когда печи ставили, а они уж сделали свое дело. Сырости и в помине нет.
Брубек хлопнул рукой по огромному листу бумаги, покрывавшему чуть ли не всю заднюю стену. Плакат, конечно, давно бы рассыпался, будь здесь так сыро, как раньше.
Дональд обернулся. И тотчас вспомнил, вернее, узнал изображение на плакате: неистово пылающая пасть печи, высоко поднятые руки, сжатые в кулаки, справа и слева растущие из туловища печи; бегущие, рыдающие пары и пятна плесени. На краткий миг Дональд снова ощутил непостижимо яростное отвращение, сразу признав это тем, чем оно, собственно, и было воспоминанием о мучительном впечатлении детства. Но тут же опять забыл его, Дональд был человеком, воспринимающим лишь внешний мир. В нем не было, если так можно выразиться, внутренней рутины. А ведь и внутренние случайности надо уметь вовремя схватить за хвост.
Итак, он сказал еще что-то Брубеку и пошел наверх. Удивительно было хотя и лежало на поверхности, - что во время обеда (на котором полагалось присутствовать и Августу, одетому с иголочки) отец упомянул о коммерции советнике Гольвицере. Они были приглашены к нему на soiree [званый вечер (франц.)].
Роберт Клейтон, однако, не смог присутствовать на вечере у коммерции советника. Он в это время лежал в постели, чихая, кашляя и ругаясь; принимал пирамидон, пил виски без содовой, связанный с внешним миром только воронами пророка Ильи, то есть Дональдом и Хвостиком. Поскольку из-за насморка он почти ничего не видел, то даже не мог развлечься чтением; здесь уже в игру вступал Август, по вечерам читавший своему дяде отрывки из выдающегося труда графа Кромера "Современный Египет". В результате насморк заполучил не только Август, но и весь "Меттерних-клуб". Впрочем, Дональд и Хвостик этой участи избегли.
Дональд подумал было в свою очередь отказаться от посещения Гольвицера, раз отец вынужден был это сделать, сославшись на жестокую простуду. Но Роберт об этом и слышать не хотел. Дональд во что бы то ни стало должен там появиться. На этом он стоял неколебимо.
