Тамар Майерс - Переполох с чертополохом
- Кто, золотце?
- Та самая особа, с которой вы вчера чаевничали. Так называемая туристка.
Мама попыталась обернуться, но ей помешал ремень
безопасности. - Господи, золотце, ерунда какая. Марина была в нашем городе проездом. Если бы она хотела переночевать, я бы предложила ей свою гостевую спальню. Да и почему ты считаешь, что это она? Ты ведь ее в глаза не видела.
Я прикусила язык, не зная, стоит ли рассказывать маме все, что мне известно. - Я знаю, мама - это она. Я ее однажды видела.
- Тогда опиши ее, золотце.
- Чернокожая женщина в темно-синем автомобиле.
- И все?
- Ну...
- Ты меня просто поражаешь, Абигайль, Луиз Уиггинс Тимберлейк. - Голос мамы дрогнул от справедливого негодования.
Зажегся зеленый свет, я нажала на акселератор, свернула направо на Мейн-стрит, почти сразу вырулила налево, на Хэмптон, и тут же повернула на Вест-Блэк. Затем, не снижая скорости, въехала в общественный гараж, напротив полицейского участка. Подождав минут пять и, убедившись, что темно-синий автомобиль отстал, я продолжила путь к кладбищу. Все это время мама читала мне лекцию о вреде расовых предрассудков и о том, что если каждый из нас мог бы при рождении выбирать себе внешность, то Земля была бы населена шестью миллиардами Мелов Гибсонов. Я уважительно внимала маминым тирадам, лишь несколько раз позволив себе выразительно закатить глаза. Поверьте, если бы по Земле топтались шесть миллиардов Мелов Гибсонов, в то время как а я еще на свет не появилась, то я выбрала бы совершенно иной облик, например - миссис Мел Гибсон.
- Мама, я вовсе не расистка, - сказала я, когда мы подъехали к кладбищу. - Просто точнее описать ее внешность я не могу. В конце концов, на похоронах в нашем городе не так часто встречаешь негритянок.
Мама хмыкнула и потрепала свои жемчуга. - Лично я никогда не обращаю внимания на цвет кожи.
- Мамочка, я и сама его не замечаю. Но я имела в виду, что эта женщина меня пасет.
- Пасет? - недоуменно переспросила мама.
- Ну - следит за мной, - поправилась я.
Мама вздохнула и сокрушенно покачала головой. - Главное, Абби, чтобы психиатр был хороший. Посредственность может таких дров наломать...
- Господи, мамочка, ну что ты несешь? Я точно знаю - эта та же самая женщина, которую я видела в среду вечером на аукционе. И машину ее я тоже узнала.
- Все машины похожи друг на друга, - провозгласила мама. - А синих вообще хоть пруд пруди. Взять, например, твою.
Между тем, мы въехали на территорию кладбища. Было уже ясно, что мы опоздали. Поставить автомобиль мне пришлось у самых ворот, тогда как погребение состоялось на холме в противоположном конце кладбища.
- Ступай туда, мама, - сказала я, кивая в ту сторону.
- А ты, золотце? Ты на меня рассердилась?
- Разве что самую малость. Но дело не в том.
- А, понимаю. Ты хочешь остаться здесь и высматривать тайных агентов.
Когда убеждение не действует, проще уступить.
- Ты, как всегда, угадала, мамочка. - Я похлопала свою сумочку. Слава богу, не забыла прихватить кинжал, яд и блокнотик с шифрами. Торопись, мама - церемония уже началась.
Мама, ворча себе под нос, засеменила прочь. Я, оставшись одна, слегка наклонилась, чтобы меня не было видно. Крохотный рост дает мне, как минимум, одно преимущество: чтобы затаиться в машине, мне вовсе ни к чему корчиться в три погибели.
Не прошло и двух минут, как мои чуткие уши уловили шум мотора подкатившего автомобиля. Почти сразу громко хлопнула дверца. Чуть приподнявшись над спинкой сиденья, я увидела Марину, которая со всех ног неслась к месту захоронения.
Я бегом припустила за ней. Не большая радость, учитывая чудовищную жару и дикую влажность.
- Мисс! - срывающимся голосом выкрикнула я. - Эй, мисс!
Марина остановилась и обернулась. Она уже успела преодолеть половину расстояния. Крупных памятников на кладбище Эвергрин - раз, два и обчелся, да и кустов - кот наплакал. Спрятаться ей было негде. И она стала со спокойным видом дожидаться моего приближения. Когда я подошла к ней, пот катил с меня градом, как с жертвы допроса, чинимого Кеннетом Старром* (*независимый прокурор, прославившийся возбуждением скандального дела против Билла Клинтона).
- Я хочу с вами поговорить, - запыхавшись, пробормотала я.
Марина кивнула. - Я и сама догадалась.
Я сморгнула с глаз капли жгучего пота. Марина мне не понравилась: безукоризненная шоколадная кожа, идеально симметричное лицо. Не говоря уж о том, что ноги у нее были длиной с Гринвичский меридиан.
- Может, в тень переберемся? - предложила Марина, указывая на одиноко маячившее неподалеку дерево. Она была одета в шелковый жемчужно-серый костюм и, казалось, чувствовала себя в этом адском пекле, как рыба в воде.
Мы перебрались под сень магнолии. Под ногами шуршала прошлогодняя листва.
Я решила сразу взять быка за рога. - Итак, вы за мной следите!
- Вы правы, - неожиданно согласилась Марина.
- Почему?
- Чтобы больше о вас узнать.
Я гневно скрестила на груди руки, но тут же об этом пожалела ощущение было таким, словно к груди прижали пылающие уголья. - Но зачем?
Марина улыбнулась. Судя по белизне ее зубов, ее мама не перекармливала дочку вредными сладостями.
- Вы ведь мисс Тимберлейк, верно?
- Как будто вы не знаете! - возмутилась я.
- А меня зовут Марина Вайс.
- Ха. И вы, конечно, туристка из Орегона.
- Вот именно. Но в первую очередь, я - следователь, специализирующийся по произведениям искусства.
- Что-что?
- Я расследую происхождение тех или иных произведений искусства. Иногда ищу похищенные.
- Что же, интересно, привело вас в Рок-Хилл? Попытка отыскать спиленные соски статуй Цивитас? Боюсь, что это вам не по зубам, мисс Вайс. Фундаменталисты давно их уничтожили.
Марина не смогла удержаться от улыбки. - Скажите, мисс Тимберлейк, вам не приходилось слышать о картине Ван Гога, которая называется "Поле, поросшее чертополохом"?
Ноги мои подкосились, и, чтобы не упасть, мне пришлось прислониться спиной к стволу магнолии. - Мне некогда ходить по музеям, - угрюмо пробурчала я.
- О, в музее вы это полотно не найдете. Оно было украдено фашистами во время Второй Мировой войны, и с тех пор числится пропавшим.
Я провела языком по внезапно пересохшим губам, но ничего не сказала.
- Украли картину не из музея, - добавила Марина. - А из частной коллекции. Она принадлежала одной еврейской семье. Моей семье, между прочим.
- Вашей? - оторопело переспросила я, лихорадочно пытаясь вспомнить, были ли негры среди представителей пятидесяти колен Израилевых.
- Я понимаю ваше удивление, мисс Тимберлейк. Однако позвольте напомнить, что иудаизм - это вероисповедание, а вовсе не национальность. Да, я вышла замуж за молодого человека из еврейской семьи. Дедушку и бабушку моего мужа зовут Харри и Сельма Вайс. Они - с Лонг-Айленда. "Поле, поросшее чертополохом" принадлежит им.
- Все это очень интересно, миссис Вайс, но при чем тут я?
Марина небрежно разгладила морщинку на жемчужно-серой юбке. - У нас есть основания подозревать, что эта картина в настоящее время находится у вас.
Душа моя ушла в пятки. - Что за чепуха? - выдавила я. - Торговлей крадеными картинами я отродясь не занималась.
- Возможно, злостного умысла вы и не питали. Однако на аукционе, который состоялся в среду вечером, картину приобрели именно вы...
- Но я приобрела лишь жалкую копию! Если это "Звездная ночь", то я папа римский!
- Ну, разумеется, это подделка, мисс Тимберлейк. Однако я подозреваю, что написана она поверх "Поля, поросшего чертополохом". Возможно, для этого использовалась легко смываемая краска на водной основе.
Тут я уже почувствовала себя гораздо увереннее. Даже нашла в себе силы отлепиться от магнолии.
- Заверяю вас, мисс Вайс, что вы заблуждаетесь. Так называемая "Звездная ночь" - единственная картина на холсте. Краски просвечивают с обратной стороны. Более того, с обратной стороны картина смотрится даже лучше.
Марина улыбнулась. - Могу я взглянуть на нее?
- Боюсь, что это невозможно.
В первый раз мне показалось, что Марина лишилась толики самоуверенности. - Неужели вы ее продали?
- В некотором роде, да.
Красивое лицо Марины утратило сочный шоколадный цвет и приобрело болезненный пепельно-сероватый оттенок. - Так быстро? Кому?
- Я продала ее в тот же вечер. Другому следователю. Профессионалу из полиции.
- И - за какую сумму? - В голосе Марины явственно звучало недоверие. Честные полицейские, мисс Тимберлейк, столько не зарабатывают.
- Этот зарабатывает. Картина досталась ему за десять долларов. По-моему, такая сумма Грегу вполне по карману.
- За десять долларов? - глаза Марины полезли на лоб.
- Да, но без рамки. Вот такую рамку Грег точно позволить себе не может. Ему вечно не хватает денег, чтобы ездить на рыбалку, а...
- Мисс Тимберлейк. - Марина шагнула вперед, а я, наоборот, попятилась. - Мисс Тимберлейк, вы хотите уверить меня, что продали один из величайших шедевров всех времен - гениальную картину, принадлежащую семье моего мужа - всего за десять долларов?
