Лао Шэ - Под пурпурными стягами
Оба ученых мужа, один маньчжур, другой китаец, являли собой полную противоположность друг другу. Один долговязый и худосочный, другой низенький и полный. Лишь одно их сближало - жиденькие усы. Ученый-китаец держался несколько скованно. По его виду можно было сразу понять, что он без всякого удовольствия садится рядом с заморским попом и делает это лишь из уважения к хозяину. Манеры маньчжура-коротышки более свободные. Сразу чувствуется происхождение: как-никак, а его предки в свое время покорили весь Китай. Сам же он, многое впитав из китайской культуры, достиг звания ханьлиня. Ученый-маньчжур считал себя гордым детищем самого Неба. Он был уверен, что своим талантом превосходит любого человека на земле и ему по плечу любое дело. Да, он превосходит всех, включая этих светлолицых иностранцев с голубыми глазами, которые, конечно же, стоят на целую ступень, а может быть, на несколько ступеней ниже его. Так распорядилась природа! Ученый муж не имел представления о том, что творится в разных странах света, но зато он знал, как стреляют заморские пушки и ружья, поэтому побаивался иностранцев, в то же время считая их дикарями. Он полагал, что с заморскими дьяволами лучше всего обходиться вежливо, порой даже немного им уступить, и все будет в порядке! Но если, на худой конец, с ними придется столкнуться носом к носу - врукопашную, он, несомненно, найдет нужный выход, который приведет его к полной победе. Маньчжур посмотрел на прямые, будто совсем несгибающиеся ноги пастора. И верно, что ноги словно у черта, не зря говорят люди! "Если у всех у них такие жерди, упав на землю, они подняться уж не смогут. В этом все дело! - заключил ханьлинь. - И в этот самый момент следует длинным шестом ткнуть его в коленку, а когда он свалится, брать его голыми руками, словно жалкую козявку - живьем и без всякого труда! Правда, у попа ноги не такие уж длинные... " Ханьлиня это обстоятельство огорчило, и он снова принялся рассматривать камень для растирания туши.
- Позвольте узнать, из какого материала делают подобные камни в вашем драгоценном отечестве? - спросил ученый муж На Юйшэн. Он хотел показать, что нисколько не боится иностранцев.
Ньюшэн задумался. Не зная, как ему лучше ответить, он засмеялся: кха-кха!
- А сколько стоит такой камешек? - вдруг спросил он.
- Мне его только что прислали из лавки "Чжэньсючжай" - "Драгоценное изящество". Просят 80 лянов! - ответил хозяин дома и спросил у ханьлиня-китайца: - Господин На, а как считаете вы? Сколько он может стоить?
- От силы 50 лянов! Красная ему цена! - ответил ученый, но, испугавшись, что его поспешный ответ может принизить ученого-маньчжура, тотчас добавил: - А что думаете вы, почтенный Сяоцю?
Линь Сяоцю знал, что, если бы пришлось покупать ему, он выторговал бы камень за 10 лянов. Однако раскрывать перед людьми жадность знаменного мужа как-то неудобно, поэтому он лишь кивнул головой в знак согласия.
На носу пастора выступили капельки пота. Он понял, что до настоящего времени он шел неправильным путем. Подумать только, эти люди готовы выложить 50 лянов за какой-то камень! И почему только он не нашел дорогу в этот дом раньше? Зачем путался с бедняками или бездельниками вроде Глазастого До? Сейчас надо проявить всю свою решимость и обязательно познакомиться поближе с этими людьми, пусть даже ему придется перед ними полебезить! А когда он разбогатеет, он на них поглядит уже другими глазами! Такое время не за горами. Пастор принял решение во что бы то ни стало им понравиться, и сделать это ему надо сегодня, сейчас!
В голове Ньюшэна роились разные замыслы, когда до его слуха донеслись странные звуки, будто легкое пощелкивание. Он заметил возле окна две фигуры, склонившиеся над шашечной доской. Один из игроков был в одеянии буддийского монаха, другой - в халате даоса. Оба были так увлечены игрой в облавные шашки, что, по всей видимости, даже не заметили прихода нового гостя.
Буддийскому монаху, наверное, за пятьдесят, но, несмотря на возраст, его лицо было лишено морщин. Чисто выбритая голова ярко блестела. Простая серая ряса подчеркивала его несколько необычный облик. Если судить по лицу даоса, едва тронутому желтизной и как будто прозрачному, ему, наверное, также было около пятидесяти, но его длинная красивая борода совершенно седая. Халат даоса и его шляпа привлекали внимание утонченностью покроя.
В сердце пастора вспыхнул гнев. Он и его друзья хорошо знают, что, кроме той веры, которую они исповедуют, нет и не должно быть никакой другой, не исключая католичество и иудаизм. Что касается буддизма и даосизма, то это суть сатанинская ересь, которую следует беспощадно искоренять. Совершенно ясно, что Дин Лу пригласил монахов намеренно, чтобы досадить пастору и тем самым унизить всевышнего! Значит, пастор должен встать и уйти, пожертвовав угощениями, судя по всему прекрасными. Да, да. Он непременно уйдет, чтобы им насолить! Пусть покрутятся! Перед пастором возникла маленькая служанка с фарфоровой чашечкой, покоившейся на голубом блюдечке из фуцзяньского лака. Украшенная синими цветами, чашка была сверху прикрыта крышкой. Низко склонив голову, девочка-служанка осторожно поставила ее на небольшой чайный столик и бесшумно удалилась.
Ньюшэн, приподняв крышку, увидел на поверхности напитка несколько продолговатых зеленых чаинок. Он не находил вкуса в зеленом чае, поскольку привык пить красный - крепкий, подслащенный сахаром и разбавленный молоком. Раздражение пастора вспыхнуло с новой силой, а его желание уйти еще больше окрепло.
- Есть дело! - раздался снаружи голос маленького слуги.
На пороге появились два ламаистских монаха в шелковых рясах, стянутых в талии поясом, на котором висел расшитый кошель. От красных физиономий лам исходило сияние.
Пастор сидел как на иголках, кипя от злости. Однако к его гневу сейчас примешивался страх оттого, что эти еретики в любой момент могут начать спор о вере. Что ему тогда делать? Ведь всех его религиозных познаний хватало лишь на то, чтобы запугивать таких людей, как Глазастый До. Это он знал сам!
Один из вошедших (кто был телесами потолще), по всей видимости, был образован. Говорил он низким голосом, и с его губ не сходила улыбка. Второй монах, имевший вид бодрячка, едва переступив порог, воскликнул:
- Господин Дин Лу! Хотите, я исполню вам арию из оперы "Казнь у приказных ворот"? Вот послушайте! - Его голос звучал почти фальцетом.
- Прекрасно! - откликнулся хозяин. Его брови радостно взметнулись вверх. - А я выступлю в роли Цзяоцзаня! [Цзяоцзань - герой многих пьес, содержание которых восходит к средневековому эпосу о патриотах из семьи Ян] Пойдет? А?! Только сначала закусим! - И он крикнул слуге, который стоял снаружи: - Можно подавать на стол!
- Все готово! - раздался из сада голос мальчика-слуги.
- Прошу, прошу! - обратился хозяин к гостям.
Как только пастор услышал о еде, гнев его мгновенно исчез, а намерение уйти пропало. Но возникло другое желание: во что бы то ни стало прийти к столу первым, опередив всех этих монахов и ученых ханьлиней. Однако хозяин его остановил.
- Извините, но самый старший среди нас наставник Ли. Прошу вас, учитель!
Седовласый даос, немного для вида поцеремонившись, степенно направился к выходу. К нему тотчас подбежал мальчик-слуга с предложением услуг.
- Нашему учителю уже девяносто восемь, но обратите внимание, какой он бодрый! - засмеялся хозяин дома.
Пастор опешил. Значит, правду говорят, что даосы обладают колдовским искусством, способным предупреждать старость и продлевать годы жизни. Выходит, надо этому верить!
Следом за даосом, не дожидаясь, когда его позовут, двинулся буддийский монах.
- Это учитель Юэлан, обладающий широчайшей эрудицией и редким благочестием! - отрекомендовал монаха Дин. - Он играет на цине [Цинь струнный музыкальный инструмент] и в шахматы, рисует и занимается каллиграфией. Ему нет равных в разных искусствах!
"Несомненно, обед будет на славу!" - подумал пастор и невольно поморщился, видя, что к выходу пошли оба ханьлиня и ламы. На лице хозяина появилось довольное выражение. Пастор решил, что теперь, конечно, наступил его черед, однако перед ним оказался сам Дин.
- Я покажу вам дорогу! - сказал он и пошел вперед.
"Дать бы ему хорошего пинка! - подумал Ньюшэн. - Но тогда прощай званый обед!" И пастор, смирившись с судьбой, замкнул шествие.
Пиршественный стол был накрыт в круглой застекленной беседке неподалеку от цветочного павильона. Хозяин обычно заходил сюда, когда находился в дурном настроении, дабы успокоить свое сердце и укрепить дух. Но гнев иногда долго не проходил, и тогда на пол летели безделушки, которых здесь было во множестве и все больше иностранных: фарфоровые фигурки, светильники, заморские часы. На полу беседки лежал ковер заграничной работы...
