Курт Воннегут - Дай вам бог здоровья, мистер Розуотер, или Не мечите бисера перед свиньями
Обзор книги Курт Воннегут - Дай вам бог здоровья, мистер Розуотер, или Не мечите бисера перед свиньями
Курт Воннегут
Дай вам бог здоровья, мистер Розуотер, или Не мечите бисера перед свиньями
СИГНАЛ ПРЕДОСТЕРЕЖЕНИЯ
Крупнейшая промышленная корпорация «Дженерал электрик» избрала для себя звучный и обязывающий девиз: «Прогресс — наша продукция». Курт Воннегут, инженер-химик по образованию, проработал в «Дженерал электрик» восемь послевоенных лет. Отделение концерна, куда он устроился, вернувшись с фронта, находилось в небольшом индустриальном городке Шенектеди, штат Нью-Йорк. Как на всяком уважающем себя американском предприятии, здесь существовал отдел «внешних связей». В его обязанности входили контакты с потребителями, реклама, а главное — забота о репутации фирмы. Сотрудники отдела должны были убеждать публику, что «Дженерал электрик» не просто изготовляет первоклассные моторы, но — тем самым — двигает вперед прогресс.
Воннегут служил в этом отделе. Вечерами он сочинял свою первую книгу «Механическое пианино» (1954, в русском переводе роман озаглавлен «Утопия 14»). Когда она вышла в свет, ее заметили любители научной фантастики, а критика причислила тридцатилетнего дебютанта к когорте литературных футурологов, быстро росшей в те дни. Автор был удивлен. Футурология? Но ведь «я писал… о вещах, которых не мог не замечать и не слышать у себя, в Шенектеди, вполне реальном городе, влачащем безотрадную жизнь в нашем безотрадном настоящем».
В романe этот город называется Илиум. Он стоит на реке Ирокез, чье русло служит демаркационной линией: на правом берегу — грязный поселок рабочих, на левом — роскошный квартал, отведенный для менеджеров, инженеров а также для лабораторий и машин. Преодолеть барьер можно только при условии, что сдашь экзамен, на котором испытываются умственные способности. Экзамен обязателен для всех. Удачливых принимает в свои ряды элита. Провалившихся — Корпус ремонта и реконструкции: он обслуживает машины, а стало быть, и элиту, которая распоряжается этими машинами.
До чего разумно и демократично! Никакого субъективизма — способности устанавливаются по шкале абсолютно безошибочных и беспристрастных показателей. Никаких социальных перегородок — все решают знания и сметливость. Вот он, осуществленный прогресс, «наше главное производство».
Правда, почему-то экзамен выдерживают исключительно выходцы из привилегированных семей. Лишь у них обнаруживается одаренность, понятая вполне однозначно — как наличие данных для того, чтобы стать менеджером или инженером. Каприз природы? Или, может быть, эти данные все же находятся в прямой связи с социальными факторами — с условиями воспитания, возможностями для интеллектуального развития, для технической и административной подготовки?
Это допустимо. И даже вероятно. Только для дела это не имеет решительно никакого значения. Век техники признает лишь голую данность факта. Прогресс требует не эмоций, а трезвого расчета. Его идеальным двигателем служит машинный разум; человеческий — слишком слаб, чрезмерно подвержен эмоциям. Принцип машины — наивозможная простота и стремление к прямой практической эффективности, а ничего иного и не требуется. Политика, общественная жизнь, воспитание, культура — все должно стать компетенцией машин. Чудесных электронно-вычислительных машин наподобие описанной Воннегутом «ЭПИКАК XIV», которая способна на десятилетия вперед рассчитать потребность в дверных ручках и конторских служащих и своей надежностью полностью заслужила право бесповоротно решать судьбы людей, распределяя их по разным берегам Ирокеза.
Впрочем, и обитателям правого берега нет причин сетовать на судьбу. Благодеяния прогресса распространяются и на них. Реальные, зримые благодеяния. Скажем, Цезарю не хватило бы никаких завоеванных им богатств, чтобы купить лампочку, которую они могут в любой момент ввинтить в патрон на кухне. Да что там лампочка — уже налажено массовое производство телевизоров, и «у нас их в 31,7 раза больше, чем у всего остального мира». А электрические пылеуловители? Подумать только, «нам принадлежит 93 процента их мирового потребления». И еще холодильники. И автомобили. И искусственные камины. Поистине «цивилизация еще не знала таких высот».
Самое интересное, что вся эта демагогия — примитивная демагогия технократов, все активнее заявлявшая о себе на Западе по мере нарастания научно-технической революции, — находит на правом берегу Ирокеза чуть ли не восторженный отклик. Жонглируя статистическими данными о количестве ультрасовременных пылеглотателей, технократам оказывается легко и удобно не только оберегать устраивающую их расстановку общественных сил, но еще и с фактами в руках доказывать, что прогресс уже очевиден, а открывающиеся перспективы ошеломительны. Магия цифр завораживает: смотрите, как растет потребление, какие ощутимые блага принесло развитие техники. И свойством массовой психологии становится поклонение машине. Нет проблемы, с которой она не могла бы справиться. Вся духовная энергия должна быть подчинена ее совершенствованию.
О настроениях той эпохи, когда писалось «Механическое пианино», Воннегут вспоминает: «Казалось, со дня на день кто-то сумеет получить фотоснимок самого господа бога и продаст негатив журналу «Попьюлер мекэникс».
Конечно, Илиум — это не картинка с натуры. Это гротеск. Однако такой гротеск, в котором явственно проступают черты реальности. И прежде всего — приметы философии, этики и социальной практики технократизма, этого зловещего порождения НТР в буржуазных условиях.
Почва для этой философии и практики была подготовлена блистательными успехами точного знания. Но не только. Доктрина технического утопизма прививалась тем быстрее, чем стремительнее росло разочарование во всевозможных понятиях из либерально-гуманистического лексикона, оказавшихся пустыми перед суровой реальностью военных и первых послевоенных лет. Кризис ценностей ощущался в те годы слишком остро. Словно бы выветрилось содержание таких слов, как гуманность, ответственность, духовность.
Пройдет шесть лет после выхода «Механического пианино», известный социолог У. Ростоу опубликует «Стадии экономического развития» — программный документ американской технократии. Здесь уже прямо утверждается: чувство вины и ответственности за ужасы второй мировой войны, так долго преследовавшее интеллигенцию, включая и ученых, лишь парализует всякую деятельность, направленную на построение научно рассчитанного гармоничного миропорядка. Интеллектуальное «сомнение» должно быть изжито во имя «инициативы», конкретные вопросы производства и достижение социальной стабильности куда существеннее вечных проблем бытия. Союз технической элиты и аппарата власти положит конец духовному разброду, создав необходимые предпосылки для всеобщего оптимизма. Безукоризненно налаженная планетарная индустрия — высшее и единственное стремление человечества.
В Илиуме этот идеал уже осуществился. И даже учтены запросы духа и эстетического чувства. Разумеется, и здесь достигнута максимальная простота и эффективность. Музыкальный аппарат работает от специального жетона: клавиши механического пианино приходят в движение и в строго отмеренное время производят несколько строго отмеренных по протяженности мелодий соответственно заранее определенному настроению клиента: веселому или грустному, философическому или разгульному. Раз в год программа меняется с учетом шлягеров, вошедших в моду за истекший срок. Идеальный инструмент массовой культуры. У Воннегута этот ящик, в который упакована художественная информация пяти-шести самых необходимых разновидностей, становится символом духовного содержания современной научно-технической эпохи.
Посетив Илиум, герой другого романа Воннегута «Колыбель для кошки» (1965) философ Боконон почерпнул бы дополнительный материал для четырнадцатого тома своих сочинений. Тема сочинений, вошедших в этот том, обозначена на титульном листе в виде вопроса: «Может ли разумный человек, учитывая опыт прошедших веков, питать хоть малейшую надежду на светлое будущее человечества?» Том очень невелик по объему. Он состоит из одной-единственной страницы, и на этой странице читатель найдет всего одно слово и точку — «нет».
Вокруг этого решительного вывода и развертываются основные коллизии романов Воннегута. Спорят друг с другом его герои, принимающие или отвергающие подобный взгляд на перспективы человечества в эпоху НТР и ее острейших противоречий. Спорит с ними, порой противореча самому себе, и автор, Курт Воннегут, один из первых писателей Запада, попытавшийся всесторонне и глубоко осмыслить природу технократического сознания и парадоксы того прогресса, который оно вознамерилось осуществить, отбросив за ненадобностью категории этической ответственности и принципы гуманизма.
