Джон Чивер - Семейная хроника Уопшотов
В воскресенье пошел в церковь. Пусть бог знает о моих испытаниях. Опустился на колени. На этот раз молился от всего сердца. День святого Марка. Евангелие от Иоанна. Оглядывался в церкви, пытаясь угадать знак, который подскажет выбор. Гордиевы узлы, овцы и львиные головы, голуби, свастики, кресты, шипы и колеса для пыток. Был настороже в течение всей службы. Ничего. Все равно что вопрошать камень. "Я молилась за тебя", сказала мать. Взял ее под руку. "В Олбани полно ирландцев и других иностранцев. Ты не поедешь туда". Позже пришел Джеред. Играл "Ациса и Галатею". Возненавидел музыку. Был ли Ацис голоден? Была ли Галатея единственной опорой престарелой матери? У смертных заботы посерьезней.
В понедельник проснулся до зари. Два-три часа утра. Полон сомнений, сон бежит от глаз. Сел у окна, пытаясь принять какое-нибудь решение. Город спит. Лишь кое-где огни. Невинное на вид зрелище. Вспомнил Западную ферму. Доброе старое время! Вспомнил отца. Жизнь стала невыносимой из-за недостатка денег. Мораль всей его жизни как будто говорит: Делай Деньги. Адский огонь жжет не так сильно, как нужда. Бедность - корень всякого зла. Кто такой вор? Бедняк. Кто такой пьяница? Тоже бедняк. Кто заставляет свою дочь отдаваться первому встречному на Чардон-стрит? Бедняк. Кто оставляет своего сына без отца? Бедняк.
Такие мысли несколько успокоили моральные угрызения, хотя решение шло вразрез с глубочайшими инстинктами. Возможно, романтическими. Часто мечтал о прелестной жене, к концу дня поджидающей в увитой розами беседке. Белый домик. Попугаи-неразлучники среди цветущих деревьев. Пухленькая, как Нелли Мелба. Все потеряно. Однако другого выхода не видел. На небе занялась заря. Предрассветные сумерки. Звуки ранней телеги, поднимающейся по Джой-стрит. Утром первым делом пошел к Уиттьеру. "Я согласен, сэр", говорю я. Объяснил мне свои планы. Сегодня вечером навестить девушку. Через неделю-две жениться на ней. Когда наступит время родов, отвезти ее в Нахант по указанному адресу. Ребенка оставить там. Детоубийство? После рождения младенца тысяча долларов будет внесена на счет автора в банк Нейшнл-Траст-Компани в Нью-Йорке.
После ужина надел парадный черный костюм и пошел по данному мне адресу в Кеймбридже. Весенний вечер. Температура около пятнадцати градусов. Южный ветер звенел, как литавры, среди еще голых деревьев. Много звезд. Мягкий свет. Не похоже на зимние созвездия. Дом на окраине Кеймбриджа. Тощие, голодные собаки лаяли, заслышав шаги автора. Никаких тротуаров. Через грязь переброшены голые доски. Маленький дом среди деревьев. Преисполненный горести, постучал в дверь. Открыл высокий мужчина. Седые волосы. Бакенбарды. Впалые щеки. Может быть, больной? Позади бледнолицая жена, держит в руках лампу. Фитиль лежит в желтом керосине. Покончив с приветствиями, последовал за старой четой в гостиную, увидел будущую жену.
Хорошенькое дитя. Волосы как вороново крыло. Лицо белоснежное. Тонкие запястья. Почувствовал жалость, также симпатию. Старый вонючий козел овладел ею в кустах после пикника воскресной школы. Хозяин не пользовался популярностью даже среди красоток Чардон-стрит. Дети в лесу: она и я. "Отец читал нам Библию", - говорит мать. "Евангелие от Луки", - говорит старик. "Глава седьмая, стих тридцать первый". Читает Библию целый час. Кончил молитвами. Все на коленях. Потом попрощался. "До свидания, мистер Уопшот" - были единственные слова, сказанные будущей супругой. Шел домой, недоумевая. Не глупа ли она? Умеет ли она готовить?
В следующее воскресенье повел Клариссу в церковь. Вместе с ее родителями. По дороге сделал предложение. "Я охотно выйду за вас, мистер Уопшот", - сказала она. Испытал некоторое счастье. Картина была не безнадежной. Думал о том, что ждет нас в будущем, после рождения ребенка. Надвигается непогода, но почему не наступить затем миру и покою? Церковь оказалась молитвенным домом ортодоксальных баптистов. Солнечный день. Заснул во время проповеди. Поздно вечером сказал матери о своих планах. Покойная матушка не выразила никакого удивления. Так никогда и не рассказал ей всей подноготной. Лаконичность, подобно слепоте, видимо, развивает другие способности. Силу предвидения. В следующее воскресенье сочетался браком в церкви Вознесения. Отец Мастерсон совершил обряд венчания. Славный старикан. Единственной свидетельницей была мать. Да благословит господь дорогую старушку. Из церкви, отправились на Северный вокзал. Поехали во Франконию.
Скучное путешествие в местном поезде. Останавливались у каждого заднего двора. Так по крайней мере казалось. Задние фасады всех сараев, попадавшихся на пути, были разукрашены объявлениями. Эликсиры. Печеночные пилюли. Старые цирковые афиши. Сушеная треска. Чай. Кофе. На задней стене сарая в Сент-Ботолфсе намалевано: "БОСТОНСКИЙ МАГАЗИН. ЦЕНЫ БЕЗ ЗАПРОСА".
Молодая черноволосая жена, одетая в лучшее платье. Сама шила все свои наряды. Очень мила; изящна. Помню хрупкость запястий, лодыжек. Мимолетная радость, печаль на лице. Большая искренность. Подлинное свое значение красота обретает благодаря прелестной женщине. Поэзия. Музыка. Все, к чему прикоснется, представляется как бы откровением. Рука автора этих строк. Уродливый вагон поезда. "Я как-то ездила поездом в Суомскотт", - сказала она. Мелодичный голое превратил путешествие как бы в поэму. Лебеди. Звуки арфы. Фонтаны. Суомскотт - не бог весть что, и поезда, идущие туда, не отличаются от всех других поездов. Милое, нежное дитя, несущее в себе семя тролля. Чувство глубокой жалости. И вожделения.
Приезд во Франконию. Наняли экипаж до гостиницы. Восемь долларов в неделю. Комната и стол. Северная страна. Ночи холодные, даже в середине лета. В мрачной столовой съели наспех приготовленный ужин. Не все ли равно? Любовь слепа к холодному пудингу, желтолицей хозяйке, пятнам на потолке. Комната новобрачных - большая деревенская спальня. Громоздкая кровать, расписанная пурпурным виноградом. Железная печка с ярко горящими дровами. Разделись при свете печки, согреваемые ее теплом.
В окрестностях ловить рыбу негде. Гулял с молодой женой по холмам. Красивые виды. Вдали молочно-голубые холмы. Древние озера. Древние горы. Унылая страна, к северу от фабричных городков. Тогда процветавшая. Позже пришедшая в упадок. (Не могла выдержать конкуренции Юга и Запада.) Так называемое маргинальное земледелие. Каменистые поля. Многие города на холмах были уже тогда покинуты. Котлованы фундаментов, разрушенные строения в густом лесу. Усадьбы, здания школ, даже церкви. Леса в окрестностях все еще дикие. Олени, медведи, кое-где рыси. Молодая жена собирала букеты цветов в садах, разведенных женами фермеров. К этому времени уехавших. Английские розы. Турецкая гвоздика. Лимонно-желтые лилии. Флоксы и примулы. Приносила цветы в комнату новобрачных. Ставила в большой кувшин для воды. Искренняя любовь к цветам. Превосходная погода для сенокоса. Автор работал в поле с фермером, его сыновьями. К концу дня гроза. Нагромождались темные тучи. Петушиное кукареканье. Грохот рушащихся каменных холмов. Сложили сено в сарай до дождя. Зигзагообразная молния. Тяжелая телега достигла укрытия как раз в тот момент, когда упали первые капли. Раскаты грома со всех сторон. Ночь уже давно наступила, дождь прекратился, объятия жены возвращают автору радость бытия. Магия сенокосной поры. Солнечное тепло. Прохлада бури.
Отпуск всегда кончается слишком скоро. Распрощались с холмами, полями, коровьими пастбищами, Елисейскими полями, с реальными горестями. Пинкни-стрит, Уиттьер, Граймс и т.д. Покойная матушка была ласкова с женой, ни с кем не была так ласкова, если не считать Гамлета. Никогда не заговаривала о родах, но как будто чувствовала наше положение заблудившихся в лесу детей. Ничего похожего, впрочем, на брак по расчету. Заключен на небесах - так казалось. Милая девочка просыпалась рано утром вместе с автором этих строк. Штопала носки, хорошенько проветривала супружескую постель, чистила ламповые стекла, натирала воском рояль палисандрового дерева. Часто думал о будущем. Избавиться от ребенка тролля и обзавестись собственной семьей. После кончины матушки поселиться в увитом розами домике. В церкви автор часто благодарил бога за милую жену. Молился от всего сердца. Никогда не случалось благодарить так за что-нибудь другое. Иногда по вечерам жена пела, а покойная матушка аккомпанировала на палисандровом рояле фирмы "Халлет и Денис". Голос небольшой, но верный и такой чистый. Милое, хорошее, доброе создание.
Маленький тролль очень шустрый. Живот вздулся, но фигура не стала безобразной. В летний зной легко уставала. Роды ожидались в октябре. Как-то днем прислала записку в контору. Ушел из конторы в три часа. Вещи уже были уложены, и жены и автора. Уехали вечерним поездом в Нахант. Наняли экипаж до фермы Ратерфордов. Добрались туда к девяти часам или позже. В доме темно. Ветер пахнет солью. Слышен резкий равномерный шум волн. Дернул звонок и одновременно постучал дверным молотком. Дверь открыла желтолицая женщина, в ночной рубашке и халате. Волосы в папильотках. "Я не знаю ваших имен, - сказала она. - И знать не хочу. Чем скорее вы уедете отсюда, тем лучше". Зажгли лампу. Распаковали вещи. Легли в постель. Жена спала плохо. Часто говорила во сне. Слова неразборчивые. Всю ночь прислушивался к взволнованной речи, также к неустанной работе моря. Судя по шуму волн, берег плоский, каменистый. Различал скрежет гальки. Перед зарей стук подойников, мычание коров. Проснулся рано. Умылся холодной водой. "Вы будете есть в кухне, - сказала желтолицая хозяйка. Пока вы в состоянии, вы будете все делать для себя сами. Я не намерена за вами прибирать".
