Рейчел Кляйн - Дневник мотылька
5 февраля
Честно говоря, пока Люси в лазарете, я чувствую себя намного счастливее. Мне не приходится все время опекать ее. За меня это делает медсестра. Я люблю Люси, но жить рядом с ней стало очень утомительно. Это давно уже не приносит мне радости, кроме тех двух недель после зимних каникул. Но уже тогда все хорошее, что было между нами, оказалось для меня безвозвратно утрачено.
Последняя неделя прошла у меня удивительно спокойно. Я занималась на пианино по два часа в день, выполняла все домашние задания, дочитала второй том Пруста. Я могу вести дневник, когда мне вздумается. Все просто замечательно. Я хорошо сплю, не раздражаюсь. Чаще всего я одна или с Софией. Завтра мы с ней договорились прогуляться после ланча. Так здорово бродить вдоль больших домов с бассейнами, теннисными кортами и модными машинами, припаркованными рядом. В этих домах живут некоторые девчонки из дневной школы.
Вчера после уроков я встретила мистера Дэвиса, и мы с ним очень хорошо поговорили. Я все думала о его стихах и о том, как неожиданно они мне понравились. Я не чувствовала ни малейшей неловкости наедине с ним. Он спросил, что я сейчас читаю, и я ответила, что собираюсь прочесть всего Пруста.
— А «Дракулу» не хотите почитать? — спросил он. — С десяти лет обожаю эту книгу.
Наверное, лицо мое перекосила брезгливая гримаса.
— Честное слово, она ничуть не хуже Пруста и намного короче. Превосходнейший роман. Каждое слово на своем месте, ни убавить ни прибавить.
— Я больше не могу читать такие книги. Они испортили мне осень.
Мистер Дэвис казался таким растерянным, что я спохватилась:
— Ну, может быть, когда дочитаю Пруста.
Я рассказала ему об отцовском собрании сочинений Пруста, которое захватила из дому после каникул. Двенадцать томов выстроились у меня на столе: маленькие голубые книги в бирюзово-белых обложках. Я читаю их, потому что мне очень нравятся эти томики. Для меня очень важно, как книги выглядят, каковы они на ощупь. Настоящая книга — это старая книга, со своим особым запахом — запахом тронутых цвелью растений. А новых я не люблю.
Люблю читать папины книги, касаясь страниц, которых касался он. Здесь до сих пор сохранились невидимые отпечатки его пальцев. Иногда мама заговаривает о том, чтобы избавиться от всех его книг. Я заставила ее пообещать, что она сохранит папины книги для меня, и все же я ей не доверяю. Она запросто может проснуться однажды утром и, почувствовав, что больше не может оставаться с этими книгами под одной крышей, позвать кого-нибудь, чтобы их унесли прочь.
То, что ребенок, сидевший на диване, смотрел на нас, и ощущение, что его жена, разговаривая с Клэр, краем глаза наблюдала за мной, ужасно меня смущало. Для него это была игра, но я не могла успокоиться. И пусть Клэр даже не заикается о том, чтобы снова пойти к нему домой.
6 февраля
Я навещаю Люси каждый день. А сегодня (сегодня суббота) я была у нее после завтрака и собираюсь снова после нашей с Софией прогулки. Люси говорит, что ей не скучно одной и она не против еще побыть там. Я не знаю, как она проводит время. Когда бы я ни пришла, она лежит на кровати, глядя в потолок. Кажется, ей капельку лучше, хотя, на мой взгляд, она ничуть не изменилась. И у нее все время красные, как будто заплаканные глаза. Может быть, завтра ее выпишут. Сегодня я отнесла ей все учебники, за выходные она должна сделать хоть что-то из пропущенных домашних заданий. Конечно, отстала она безнадежно. После выписки ее на какое-то время освободят от физкультуры.
Я отдала ей шоколадки, но подозреваю, что она к ним не притронется. Раньше она жить не могла без шоколада и лакомилась им каждый день после уроков. София с ума сходила от зависти, что Люси может есть что захочет и в любом количестве без риска поправиться. Сейчас Люси говорит, что у нее плохой аппетит, но ее заставляют съедать все.
Пора на ланч. Умираю с голоду. Допишу потом.
После ланча
Я сейчас лопну от злости! Наша прогулка сорвалась. И куда мне теперь деваться до самого ужина? А я так хотела побыть с Софией.
Вернувшись после ланча к себе, София обнаружила посреди комнаты огромную кучу: кофты, сумки, туфли, книги, грязное нижнее белье. В комнату было не войти. Она целый месяц у себя не убиралась, а положено это делать каждое утро. Просто запихивала все подряд под кровать. Каким-то образом воспитательница — мисс Фрейзер — обнаружила этот склад и вытащила все наружу. И теперь София до вечера будет делать уборку. А потом мисс Фрейзер придет и проверит. Просто уму непостижимо, как София ухитрилась затолкать под кровать столько барахла. Оставалась ли у нее хоть какая-то чистая одежда? Мы с Клэр стояли в дверях, вылупив от изумления глаза. А София, скрестив ноги, восседала на вершине этого кургана и великолепно изображала мисс Фрейзер — с ее удлиненными, безвольно висящими пальцами и монотонным голосом:
— Дитя мое, разумеется, кое-кому вроде вас, обладающему артистическим темпераментом, приземленные мелочи жизни кажутся слишком обременительными. Как я вас понимаю! Но мы обязаны. Порядок есть порядок.
Мы засмеялись, но Софии, как ни крути, придется наводить порядок в комнате, а у меня пропала половина субботы.
— И ведь к ней не придерешься, — вздохнула София. — Здесь ужасный бардак.
Она не может не жалеть мисс Фрейзер. По ее словам, когда-то мисс Фрейзер мечтала стать танцовщицей, но так и не смогла проявить свой артистический потенциал. Мисс Фрейзер — неудовлетворенная творческая натура.
Я думаю, что тут неудовлетворенность иного свойства — сексуальная. Разве любовь к фиолетовому не свидетельствует об определенном пристрастии? София говорит, что для итальянцев фиолетовый символизирует несчастье и даже смерть. А в комнатах мисс Фрейзер абсолютно все выдержано в фиолетовых тонах. Лиловая накидка на постели. Фиалковые портьеры. Покрывало на диване цвета лаванды. Черно-фиолетовый ковер на полу. Однажды я была у нее вместе с Софией, когда той надо было подписать пропуск. Мисс Фрейзер сидела за столом в узкой черной юбке, подскочившей выше колен, на ногах у нее были легкие туфли наподобие балеток, а рыжеватые волосы она стянула сзади в пучок. Сквозь эти тоненькие волосы явственно просвечивал розоватый череп. У нее вечно седые корни волос. Наверное, она их подкрашивает время от времени, но волосы неумолимо отрастают снова. Когда она брала ручку, я заметила, что ее тщательно ухоженные (бледно-сиреневые) ногти так длинны, что загибаются на кончиках. Они как будто существуют отдельно от всего остального тела. При таких перламутровых ногтях держать ручку просто невозможно. Может быть, поэтому писала она ужасно медленно. Мисс Фрейзер выводила на белом бланке каждую букву, произнося ее при этом вслух: С-О-Ф-И-Я К-О-Н… Затем остановилась и стала внимательно разглядывать надпись сквозь очки в половинчатой оправе, после чего соскребла бланк со стола ногтями другой руки, скатала в шарик, выбросила его в мусорную корзину и потянулась за новым. Она принялась писать заново, выводя рукой огромные петли. Каждая буковка должна была соединяться со своими соседками. Написав все слова, она аккуратно проставила недостающие знаки, как положено. Лишь третья попытка увенчалась успехом, и мисс Фрейзер наконец вручила Софии заполненный пропуск.
София рассердилась на меня из-за насмешек над мисс Фрейзер. Она, дескать, милая и безвредная и вообще самая лучшая воспитательница. Но будь София в нашем крыле, миссис Холтон никогда бы не заметила беспорядка в ее комнате. Однако мисс Фрейзер можно посочувствовать, это правда.
После ужина
Перед ужином я ненадолго ходила к Люси, помогла ей с домашними заданиями. Она действительно завтра выписывается. Как же мне не хочется, чтобы она возвращалась!
8 февраля
Люси вернулась и, кажется, немного окрепла. Утром встала и пришла на завтрак и даже поела. Она уже чуть-чуть напоминает прежнюю Люси.
В субботу собирается приехать Чарли. Мы обдумываем, что будем делать. Мне кажется, что Люси тоже пойдет.
За завтраком я подслушала разговор между Люси и Кики. Я сидела на другом конце стола и притворялась, что беседую с Кэрол, но на самом деле я ловила каждое слово Люси. Кэрол пришлось повторять все дважды. Люси жаловалась, что мисс Бобби донимает Эрнессу. Она даже употребила слово «преследует» — не слишком ли сильно сказано?
— Эрнессе нездоровится последнее время. Десять минут упражнений ее совершенно выматывают. Она еле двигается, но мисс Бобби не разрешает ей присесть ни на минуту без справки от врача.
— А что ей мешает пойти и взять эту справку? Все так и делают.
— Она не хочет там показываться. Боится, что ее положат в лазарет. Но это не то чтобы какая-то болезнь, просто она чувствует недомогание от усталости.
