Сигрид Унсет - Венец
...Потом все стало известно моему отцу, а потом королю Хокону... Он... он выгнал меня вон из своего двора. И если ты хочешь знать все, как есть... нас с Элиной не связывает ничего, кроме детей, да и их она не очень любит. Они живут в Эстердале, в одной моей бывшей усадьбе, я подарил ее Орму, моему мальчику... Но она не хочет быть с ними... Она, верно, надеется, что Сигюрд не вечно будет жить... Я не знаю, чего она хочет!
Сигюрд снова взял ее к себе, но она говорит, что жила в его доме как собака или рабыня. И вот она назначила мне свидание в Нидаросе. Мне тоже жилось немногим лучше в Хюсабю, у отца... Я продал все, что только мог захватить в свои руки, и бежал с нею в Халланд[Халланд - местность , на юге Швеции, и то время датская.] - граф Якоб был всегда добр ко мне... Я не мог поступить иначе, она носила моего ребенка. Я подумал, многим легко сходит с рук сожительство с чужой женой... Когда ты богат, то... Но король Хокон не таков, он всех строже со своими близкими. Мы были год в разлуке, но тут мой отец умер, и она вернулась ко мне. Потом начались другие беды. Мои крестьяне отказались платить мне и вступать в переговоры с моими управляющими, потому что я был отлучен от церкви, - тогда я обошелся с ними довольно жестоко, и они подали на меня в суд за грабеж, а у меня уже не было денег для уплаты моим слугам. Ты сама понимаешь, я был слишком молод для того, чтобы разумно встретить все эти неприятности, а мои родичи не хотела мне помочь... кроме Мюнана, - тот помогал, насколько ему позволяла жена..
...Ну вот, теперь ты знаешь все, Кристин, что я потерял очень многое, лишился и имущества и чести. И тебе бы лучше держаться Симона, сына Андреса!
Кристин обвила его шею руками.
- Мы будем держаться того, в чем поклялись друг другу сегодняшней ночью, Эрленд, если ты согласен со мною!
Эрленд прижал ее к себе и поцеловал, молвив так:
- Верь мне, мое положение скоро изменится, - теперь никто во всем мире не имеет власти надо мною, кроме тебя! О, я так много передумал ночью, когда ты, моя красавица, спала у меня на коленях! Нет такой власти у дьявола над человеком, чтобы я смог причинить тебе горе или повредить тебе как-нибудь, драгоценная моя жизнь!..
IV
Живя еще в Скуге, Лавранс, сын Бьёргюльфа, сделал вклад в гердарюдскую церковь, чтобы там служили за упокой души его родителей в день их смерти. Годовщина смерти Бьёргюльфа, сына Кетиля, приходилась на тринадцатое августа, и Лавранс договорился с братом, что в этом году тот возьмет Кристин к себе, чтобы она могла присутствовать на обедне.
Она все боялась, как бы что-нибудь не помешало дяде сдержать обещание, - ей казалось, будто Осмюнд не очень любит ее. Но на день до заупокойной обедни Осмюнд, сын Бьёргюльфа, приехал в монастырь и забрал племянницу с собою. Кристин получила приказание одеться в светское платье, но потемнее и попроще. Люди поговаривали, что сестры из Ноннесетера слишком много бывают вне стен монастыря, поэтому епископ велел, чтобы те из девиц, которые не должны впоследствии постричься в монахини, не носили, гостя у своих родичей, платьев, напоминающих орденскую одежду, - тогда прихожане не будут по ошибке принимать их за будущих монахинь или уже постриженных в монашеский чин.
Кристин радовалась от всей души, скача верхом по проселочной дороге рядом со своим дядей; Осмюнд стал более ласков и приветлив с нею, заметив, что девушка, оказывается, может поддержать беседу с людьми. Впрочем, Осмюнд был несколько подавлен; он говорил, - похоже на то, что к осени будет отдан приказ снарядить ополчение, и король вторгнется в Швецию, чтобы отомстить за убийство зятя и мужа племянницы. Кристин уже слышала об убийстве шведских герцогов и считала это деянием величайшей низости, но все эти дела государственные были ей совсем чужды. У них в долине мало говорили о таких вещах. Впрочем, она припомнила, что отец ее тоже принимал участие в ополчении в походе против герцога Эйрика у Рагнхильдархолма и Конунгахеллы. Тут Осмюнд рассказал ей обо всем, что произошло между королем и герцогом. Кристин немногое поняла из рассказа, но внимательно слушала, когда дядя говорил о состоявшихся и расторгнутых обручениях девских дочерей. Ее утешала мысль, что, оказывается не везде на свете считают, как у них дома, что сговор и обручение связывают почти столь же крепко, как и брак. Она набралась храбрости, рассказала о своем приключении вечером накануне праздника святого Халварда, и спросила дядю, знает ли он Эрленда из Хюсабю. Осмюнд отозвался хорошо об Эрленде, сказал что тот поступал неразумно, но больше по вине отца и короля: они вели себя так, будто мальчик, с которым случилось, несчастье, был прямо чертом рогатым. Король слишком уж набожен, а рыцарь Никулаус разгневался на то, что Эрленд растратил столько добра, и вот они обрушились на него с такими словами, как "блуд" да "адское пламя".
- А во всяком стоящем парне всегда должна быть толика упрямства, сказал Осмюнд, сын Бьёргюльфа. - Да и женщина была красавицей! Но тебе ведь нечего заглядываться на этого Эрленда, так что не занимайся его делами.
Эрленд не пришел к обедне, как обещал Кристин, и она больше думала об этом, чем о словах божественной службы. Она не могла в этом раскаиваться у нее было только какое-то странное чувство, что она стала чуждой всему, с чем прежде была так связана.
Она пробовала утешать себя - Эрленд, конечно, считает, что разумнее всего, если никто из имеющих над нею власть не будет пока знать об их дружбе. Это она и сама понимала. Но сердце ее так тосковало, и она плакала, ложась вечером спать в том стабюре, где ей приходилось ночевать вместе с маленькими дочерьми Осмюнда.
На следующий день она пошла, в лес с самой младшей из детей дяди шестилетней девочкой. Не успели они пройти выгон у самого леса, как Эрленд бегом догнал их. Кристин знала, что это он, раньше, чем увидела, кто идет за ними.
- Я весь день просидел здесь, на холме, следя за тем, что делается у вас на дворе, - сказал он. - Я так и думал, что ты найдешь случай выйти из дому...
- Так ты воображаешь, что я вышла из дому на свидание с тобой? - со смехом сказала Кристин. - А ты не боишься ходить с собаками и луком в лесу моего дяди?
- Твой дядя разрешил мне охотиться здесь для препровождения времени, сказал Эрленд. - И собаки принадлежат Осмюнду - они разыскали меня сегодня утром. - Он погладил собак и поднял на руки маленькую девочку. - А ты знаешь меня, Рагндид? Но не рассказывай никому, что вы говорили со мною, тогда я дам тебе вот что. Он вынул узелок с изюмом и отдал его ребенку. - Я приготовил изюм для тебя, - сказал он Кристин. - Как ты думаешь, ребенок не проболтается?
Оба они говорили быстро и смеялись. Эрленд был одет в короткий и узкий коричневый камзол, а черные волосы его были покрыты красной шелковой шапочкой, - у него был очень моложавый вид, он смеялся, играя с ребенком, но время от времени брал руку Кристин и сжимал ее до боли.
С большой радостью он упомянул про слухи об ополчении:
- Тогда мне легче будет снова заслужить дружбу короля, - сказал Эрленд - Все тогда пойдет легче! - с жаром добавил он.
Под конец они присели на лугу, зайдя немного подальше в лес. Эрленд держал ребенка на коленях; Кристин сидела рядом с ним; под покровом густой травы Эрленд трал ее пальцами. Он вложил ей в руку три золотых кольца, связанных шнурком.
- А после, - прошептал он, - у тебя будет столько колец, сколько ты сможешь надеть на пальцы!..
- Я буду поджидать тебя здесь, на лужайке, каждый день около этого же времени, пока ты живешь в Скуге, - сказал он при расставании. - Так что приходи, когда сможешь.
На другой день Осмюнд, сын Бьёргюльфа, с женой и детьми уехал в родовое поместье Гюрид в Хаделанде. Они были напуганы слухами о войне; страх все еще владел умами населения в окрестностях Осло после грабительского вторжения герцога Эйрика несколько лет тому назад. Старая мать Осмюнда так боялась, что решилась искать убежище в Ноннесетере; она была к тому же слишком слаба, чтобы ехать вместе со всеми. Кристин должна была поэтому остаться в Скуге со старушкой, - она звала ее бабушкой, - пока Осмюнд не вернется из Хаделанда.
После полудня, когда все в усадьбе отдыхали, Кристин пошла в стабюр, где она ночевала. Она привезла с собою в овчинном мешке несколько платьев и стала теперь переодеваться, напевая при этом вполголоса.
Отец подарил ей как-то платье из толстой восточной бумажной ткани небесно-голубого цвета, с частым узором из красных цветов; она надела его. Расчесала гребенкой и щеткой свои волосы и перевязала их красными шелковыми лентами, чтобы они не спускались на лицо, подпоясалась красным шелковым кушаком и надела на пальцы кольца Эрленда; наряжаясь, она все время думала о том, покажется ли она ему красивой.
Обе собаки, что были с Эрлендом в лесу, спали по ночам в ее стабюре; она позвала их с собою. Незаметно выскользнув со двора она пошла по той же самой тропинке через выгон, что и накануне.
