Ивлин Во - Пригоршня праха
Доктор Мессингер, хотя и был молод, носил бороду, а Тони почти не встречал бородатых молодых людей. Он был тщедушен, загорел и преждевременно лыс; красноватый загар обрывался на середине лба четкой линией, над которой бледным куполом вздымался лоб; он носил очки в стальной оправе, и было явно заметно, что синий саржевый костюм его стесняет.
Тони признался, что подумывает поехать в морское путешествие.
- Я скоро уезжаю в Бразилию, - сказал доктор Мессингер. - Во всяком случае, это или Бразилия, или Нидерландская Гвиана. Трудно сказать. Границу так и не провели. Я должен был уехать еще на прошлой неделе, но мои планы рухнули. Кстати, вы случайно не знаете одного типа из Никарагуа, он себя называет то Понсонби, то Фитцкларенс?
- Нет, скорее всего не знаю.
- Ваше счастье. Он только что украл у меня две сотни фунтов и несколько пулеметов.
- Пулеметов?
- Да, я всегда вожу с собой один-другой. Больше, знаете ли, чтобы попугать или для обмена, а теперь их не купишь. Вы когда-нибудь пробовали купить пулемет?
- Нет.
- Ну так вот, можете поверить мне на слово, это нелегко. Не войдешь же прямо в магазин и не спросишь с ходу пулемет.
- Да, вроде не спросишь.
- Конечно, в крайнем случае можно обойтись и без пулеметов. Но без двухсот фунтов мне не обойтись.
На коленях Тони лежал проспект, раскрытый на фотографии Агадирской бухты. Доктор Мессингер через плечо Тони заглянул в проспект.
- Как же, как же, - сказал он. - Интересное местечко. Вы, конечно, встречались там с Зингерманном?
- Нет, я там еще не был.
- Он бы вам понравился - очень порядочный человек. Большие деньги делал на продаже боеприпасов атласским шейхам до замирения. Конечно, при всех этих капитуляциях деньги сами в руки плывут, но он всех заткнул за пояс. Кажется, у него сейчас ресторанчик в Могадоре. - И продолжал мечтательно: - Вся беда в том, что я не могу впутывать в это дело КГО {Королевское географическое общество.}. Деньги на экспедицию нужно раздобыть у частного лица.
К часу комната набилась народом; какой-то египтолог показывал увязанных в платок скарабеев издателю церковного еженедельника.
- Пожалуй, пора идти обедать, - сказал доктор Мессингер.
Тони не собирался обедать в Гревияле, но отклонить приглашение было трудно, к тому же он был свободен.
Доктор Мессингер пообедал яблоками и рисовым пудингом. ("Я должен быть очень осторожен с едой", - сказал он.). Тони съел холодный бифштекс и пирог с почками. Они сидели у окна в большом зале наверху. Места вокруг скоро заполнили члены клуба, которые в своих освященных традицией простецких манерах зашли так далеко, что, перегнувшись через спинки стульев, разговаривали с сидящими за другими столиками, сбивая с толку и без того нерадивых официантов. Но Тони ничего не слышал, так увлек его рассказ доктора Мессингера.
- Понимаете, предание о Граде существует с шестнадцатого века, со времен первых исследователей. Местонахождение его определяли по-разному, иногда около Мату-Гроссу, иногда в верховьях Ориноко - сейчас там территория Венесуэлы. Сам я думаю, что Град где-то в районе Урарикуэры. Я там побывал в прошлом году, и тогда-то мне и удалось завязать отношения с индейцами племени пай-вай; ни одному белому еще не удава" лось вырваться от них живым. Так вот от пай-ваев я и узнал, где искать Град. Никто из них, конечно, не бывал там, но они о нем знают. Любому индейцу от Сьюдад-Боливара до Пары о нем известно. Но говорить о нем они ни за что не хотят. Чудной народ. Правда, мне удалось побрататься с одним пай-ваем - весьма интересный обряд. Меня зарыли по горло в глину, и женщины племени по очереди плевали мне на голову. Потом мы съели жабу, и змею, и жука, и я стал кровным братом этого индейца, так вот, он-то мне и сказал, что Град лежит между истоками Корантейна и Такуту. Там огромные пространства неисследованных земель. Мне давно хотелось побывать в тех местах. Историю вопроса я тоже изучил, так что мне более или менее понятно, почему Град возник именно там. Это было следствием миграции из Перу в начале пятнадцатого века, в пору расцвета инков. Упоминание об этом содержится во всех ранних испанских документах, так что предание было явно очень распространено. Один из младших царьков взбунтовался и увел свой народ в леса. У большинства племен сохранилось в той или иной форме сказание о том, как через их земли проходят чужие племена.
- Как вы думаете, а какой он. Град?
- Трудно сказать. Каждое племя "называет его по-своему Пай-ваи называют его Блестящий или Сверкающий, арекуны - Многоводный, патамоны Пестрокрылый, а варрау, как ни странно, называют его тем же словом, что и душистое повидло, которое они варят. Разумеется, нельзя предсказать, как за пять веков изоляции развилась или деградировала цивилизация...
Прежде чем уйти из Гревилля, Тони изорвал все проспекты - он сговорился участвовать в экспедиции доктора Мессингера.
- И много вы в экспедиции ездите?
- Нет, по правде говоря, первый раз.
- А что, наверное, это еще интереснее, чем кажется со стороны, признал компанейский пассажир, - а иначе с чего бы все вдруг стали в экспедиции ездить?
Корабль - если при его постройке вообще думали об удобствах предназначался для тропиков. В курительном салоне было несколько холоднее, чем на палубе. Тони прошел в каюту, достал пальто и шапку и вернулся на корму, где просидел до самого ужина. Ночь была беззвездная и за пределами маленького ярко освещенного круга возле корабля не было видно ни зги, только одинокий маяк посылал сигналы короткий-длинный, короткий-длинный слева по носу.
Гребни волн отражали огни прогулочной палубы и, на миг озарившись их светом, проваливались в черную бездну. Проснулись и завыли гончие.
Вот уже несколько дней Тони не думал о событиях последних недель. Мысли его занимал Град - Блестящий, Многоводный, Пестрокрылый, Душистое Повидло. Он стоял у него перед глазами. Град был построен в готическом стиле: с флюгерами и башенками, горгульями, зубчатыми стенами, крестовыми сводами и каменной резьбой, беседками и террасами - словом, преображенный Хеттон, где вымпелы и стяги развевал легкий ветерок, и все мерцало и переливалось; коралловая крепость венчала поросший маргаритками зеленый холм, вокруг которого журчали ручейки и шелестели рощи; гобеленоподобный пейзаж с раскиданными там и сям непропорционально огромными симметрично расположенными цветами.
Корабль, мотаясь из стороны в сторону по темным водам, прокладывал дорогу к этому лучезарному святилищу.
- Интересно, присматривает ли кто за псами, - сказал компанейский пассажир, выныривая из-под локти у Тони, - справлюсь-ка я завтра у казначея. Мы могли бы их понемногу прогуливать. А то они своим воем тоску нагоняют.
На следующий день они вышли в Атлантический океан. Из мрачных темных бездн вздымались тяжеловесные волны. Испещренными пеной гребнями они напоминали холмистый край, где на вершинах еще сохранился не поддавшийся оттепели снег. Свинцово-серые и серо-голубые при свете солнца, тускло-зеленые и болотно-коричневые, как солдатские мундиры. По небу мутно-стального цвета ветер гнал пухлые облака, выпускавшие солнце не больше чем на полчаса. Мачты медленно раскачивались, перерезая небо, а нос вздымался и падал под линией горизонта. Компанейский пассажир выгуливал по палубе гончих. Гончие, натягивая цепи, рвались обнюхивать шпигаты; пассажир ковылял за ними, раскачиваясь на ходу. Он носил полевой бинокль, в который время от времени обозревал морские просторы; проходя мимо Тони, он всякий раз предлагал ему бинокль.
- Говорил с радистом, - сказал он. - Около одиннадцати пройдем совсем близко от Ярмутского замка.
Почти никто из пассажиров не вставал. Те, кто вышли на палубу, уныло лежали в шезлонгах с подветренной стороны, обмотавшись пледами. Доктор Мессингер остался в каюте. Тони зашел к нему и нашел его весьма вялым: доктор принимал большие дозы хлорала.
К вечеру ветер покрепчал, и к утру начался шторм; иллюминаторы задраили и все бьющиеся предметы положили на пол; внезапно пароход накренился, и в "Музыкальном салоне и кабинете" грохнулась дюжина чашек. В эту ночь почти никто на борту не спал; обшивка трещала, грузы кидало от стены к стене. Тони накрепко привязал себя к койке спасательным поясом и думал о Граде.
...Ковры и балдахины, гобелены и бархат, опускные решетки и бастионы, водяная птица и лютики по берегам рва, павлины, волочащие роскошные хвосты по лужайкам; высоко над головой в сапфировом и лебяжье-пуховом небе перезвон серебряных колоколов в белоснежной башенке.
Дни тусклые и утомительные: соленый ветер и промозглый туман, вой сирены и непрерывный скрежет и лязг металла. Но после Азорских островов этому пришел конец. Натянули тенты, и пассажиры перебрались на наветренную сторону.
Жаркий полдень и ровный киль; плеск голубой воды о борт корабля, тянущейся сеткой ряби до самого горизонта; граммофоны и метание колец через сетку; взлетающие ослепительными параболами рыбы ("Эрни, скорее сюда, смотри, там акула". - "Это не акула, это дельфин". - "А мистер Бринк сказал, что это морская свинья". - "Вот, вот он опять". - "Ох, был бы у меня аппарат"); прозрачная гладь вод и равномерные обороты и шаг винта; когда гончие носились по палубе, к ним тянулось множество рук. Среди общего хохота мистер Бринк заявил, что мог бы прогуливать лошадь, и даже - давши волю фантазии - быка.
