Кэтрин Мэнсфилд - Рассказы
Вся семья собралась в палатке.
— Папа, возьми этот сандвич. Я сама надписывала флажок.
— Спасибо! — Мистер Шеридан куснул раз — и сандвича не стало. Он взял другой. — Надеюсь, вы ничего не слышали о том, какое сегодня случилось несчастье? — сказал он.
— Слышали, мой дорогой, — сказала миссис Шеридан, жестом останавливая его. — Из- за этого чуть не расстроился пикник. Лора настаивала, чтобы мы его отложили.
— Мама! — Лора не хотела, чтобы ее этим дразнили.
— Но случай все-таки ужасный, — сказал мистер Шеридан. — Парень был женат. Он жил там, под холмом. Говорят, осталась вдова и с полдесятка детишек.
Наступило неловкое молчание. Миссис Шеридан беспокойно вертела в руках чашку. Как это бестактно со стороны отца!..
Вдруг она подняла глаза. На столе стояли сандвичи, пирожные, булочки, все это было не съедено, все испортится. Ее осенила блестящая мысль.
— Я придумала, — сказала она. — Мы наложим в корзину всяких вкусных вещей и пошлем бедняжке. Во всяком случае, это будет необыкновенное угощение для детишек. Вы согласны? И к ней, конечно, придут соседи. По крайней мере, ей ни о чем не придется заботиться. — Она вскочила. — Лора, принести мне большую корзину из стенного шкафа под лестницей.
— Мама, ты думаешь, что это действительно будет хорошо? — сказала Лора.
Как странно, что она снова смотрит на вещи как-то совсем иначе, чем все. Посылать объедки, оставшиеся после пикника! Может ли это быть приятным несчастной женщине?
— Ну, конечно! Что с тобой сегодня? Два часа назад ты требовала, чтобы мы сочувствовали этим людям, а теперь…
Ну хорошо! Лора побежала за корзиной. Миссис Шеридан наложила в нее всякой всячины, наполнила ее доверху.
— Отнести сама, дорогая, — сказала она. — Иди в этом платье, не переодевайся. Нет, — погоди, — вот тебе лилии, возьми и их. Людям этого сословия очень нравятся лилии.
— Но стебли испачкают ей кружевное платье, — сказала практичная Джоз.
— Это верно. Разумное замечание. В таком случае — только корзину. Подожди, Лора! — Мать вышла вслед за ней из палатки. — Смотри, ни в коем случае…
— Что, мама?
«Нет, лучше не наводить девочку на такую мысль».
— Ничего. Ступай!
Когда Лора вышла из садовой калитки, уже начало темнеть. Большая собака бежала рядом с ней как тень. Впереди белела дорога; внизу, под холмом, мрак окутал убогие домишки. После такого шумного дня тишина казалась особенно ощутимой. Вот она идет туда, вниз, где лежит мертвый человек, и не может даже представить себе, что сейчас увидит его. Почему? Она остановилась на минуту. И почувствовала, что поцелуи, веселые голоса, звон ложечек, смех, запах измятой травы все еще наполняют ее душу. В ней не было места ни для чего другого. Как удивительно! Она взглянула вверх, на бледное небо, и единственной ее мыслью было; «Да, пикник удался на славу!»
Но вот дорогу пересекла улочка, темная, пропахшая дымом. Лора свернула. Ее обгоняли женщины в платках, мужчины в кепи. Кое-где мужчины стояли, прислонившись к изгороди; у порогов играли дети. Из жалких домишек доносились негромкие голоса. Порою слабый свет мерцал в каком-нибудь окне, и там, словно краб, ползала тень человеческой фигуры. Опустив голову, Лора быстро шла по улице. Она жалела, что не накинула пальто. Каким ярким пятном кажется ее платье! И эта большая шляпа с бархатной лентой, — ах, почему она не надела другой шляпы! Люди, наверное, смотрят на нее. Конечно, смотрят. Напрасно она пришла сюда; она все время понимала, что этого не следует делать. Не вернуться ли ей назад хоть теперь?
Нет, слишком поздно. Вот и дом. Наверно, это тот самый. Кучка людей чернеет у входа. Возле калитки на стуле сидит дряхлая-дряхлая старуха с костылями и пристально куда-то смотрит. Под ногами у нее постлана газета. Когда Лора подошла ближе, все умолкли: люди расступились, словно ждали, словно были уверены, что она придет.
Лора страшно волновалась. Отбросив бархатную ленту на спину, она спросила какую-то женщину:
— Скажите, пожалуйста, это дом миссис Скотт?
— Да, милая барышня, — сказала женщина, как-то странно улыбаясь.
Ах, скорей бы уйти отсюда! Она даже прошептала: «Господи, помоги!», прежде чем двинуться по узенькой тропинке и постучать в дверь. Уйти от этих устремленных на нее глаз. Или хотя бы закрыться чем-нибудь— даже вот таким платком, как у этих женщин.
«Я только передам корзину и сейчас же уйду, — решила она. — Не стану даже ждать, пока ее опорожнят».
Дверь отворилась. Маленькая женщина в черном возникла перед ней во мраке.
— Вы миссис Скотт? — спросила Лора и ужаснулась, когда женщина сказала:
— Войдите, пожалуйста, мисс!
И закрыла входную дверь.
— Нет, — сказала Лора, — я не буду заходить. Я только хочу передать вам эту корзину. Мама прислала…
Маленькая женщина в темном коридоре, казалось, не расслышала ее.
— Сюда, сюда, пожалуйста! — сказала она заискивающим голосом, и Лора побрела следом за ней.
Она вошла в маленькую, низенькую, бедную кухоньку, освещенную коптящей лампой. У очага сидела женщина.
— Эм, — обратилась к ней та, что привела Лору. — Эм! К нам пришла молодая леди. — Она повернулась к Лоре и добавила многозначительно: — Я ее сестра, мисс. Прошу извинить ее.
— Ну, что вы! — сказала Лора. — Прошу вас, не беспокойте ее. Я только хочу оставить вам…
Но в эту минуту женщина, сидевшая у очага, повернулась к ней лицом. Лицо это— отекшее, красное, с распухшими глазами и губами, — было страшно. Женщина, видимо, не могла понять, откуда взялась здесь нарядная барышня. Что это значит? Почему она стоит на кухне с корзиной? Что ей нужно? И лицо несчастной снова искривилось.
— Ладно, милая, — сказала маленькая женщина, обращаясь к сестре. — Я скажу спасибо молодой леди. — И затем к Лоре — Пожалуйста, извините ее, мисс, — и на ее лице, тоже распухшем, появилось подобие заискивающей улыбки.
Лоре хотелось одного: уйти, поскорее уйти отсюда. Она уже вышла в коридор. Но открылась дверь, и она очутилась в спальне, где лежал покойник.
— Вы, наверно, желали бы взглянуть на него, — сказала сестра Эм, проходя мимо нее к постели. — Не бойтесь, милая барышня! — Теперь голос ее звучал ласково, нежно, и движение, которым она откинула простыню, тоже было полно ласки. — Как живой! Не бойтесь, подойдите, моя дорогая.
Лора подошла.
Перед ней лежал молодой еще человек. Он спал крепким сном, таким непробудно глубоким, что был далеко, очень далеко от них обеих. Такой ушедший в себя, такой спокойный. Он о чем-то грезил. Никто уже никогда его не разбудит. Голова его утонула в подушке, глаза были закрыты. Они были слепы под опущенными веками. Он весь отдался своим грезам. Что для него пикники, корзины с пирожными, кружевные платья? Он был далек от всего этого. Он был прекрасен, необыкновенен. В то время как они смеялись, в то время как играл оркестр, в этом домике свершилось чудо. «Счастлив… счастлив… Все хорошо! — казалось, говорил этот спящий человек. — Все так, как должно быть. Я доволен».
И все-таки невозможно было удержаться от слез, невозможно уйти, ничего ему не сказав. Лора громко, по-детски, всхлипнула.
— Прости меня, — сказала она, — за мою шляпу…
На этот раз она уже не стала ждать сестру Эм. Она сама нашла выход и пробежала по тропинке мимо окутанной мраком кучки людей. На перекрестке она встретила Лори. Он словно вынырнул из мрака.
— Это ты, Лора?
— Да.
— Мама очень беспокоится. Все благополучно?
— Да, конечно… Ах, Лори!
Она взяла его за руку, прижалась к нему.
— Что с тобой, ты плачешь? — спросил брат.
Лора кивнула. Да, она плакала.
Лори обнял ее за плечи.
— Не надо плакать, — сказал он нежным, полным любви голосом. — Страшно было?
— Н-нет, — всхлипнула Лора. — Это было необыкновенно! Но, Лори!.. — Она остановилась, взглянула на брата. — Разве жизнь, — пробормотала она, — разве жизнь…
Но то, что ей хотелось сказать о жизни, не укладывалось в слова. Неважно. Он понял ее.
— Да, дорогая, что поделаешь, — сказал Лори.
Комментарии
Жизнь матушки Паркер
Перевод П. Охрименко
Когда литератор, квартиру которого старая матушка Паркер убирала каждый вторник, открыл ей в то утро дверь, он спросил ее о внуке. Стоя на половике в маленькой темной передней, матушка Паркер протянула руку, чтобы помочь джентльмену закрыть дверь, и только потом ответила.
— Вчера мы его похоронили, сэр, — сказала она спокойно.
— Бог ты мой! Какая жалость! — сказал литератор сочувственно. В эту минуту он как раз завтракал. На нем был сильно поношенный халат, в руке он держал скомканную газету. Ему стало как-то не по себе. Он не мог уйти в теплую столовую, не сказав чего-нибудь… чего-нибудь еще. Зная, что эти люди придают большое значение похоронам, он мягко сказал:
![Кэтрин Мэнсфилд - Короткая лесбийская проза [cборник]](/uploads/posts/books/122211/122211.jpg)
