Ханс Шедлих - Даруй ему язык
Ксанф тем временем вновь обратился к Офелиону:
- Сколько ты просишь за Филокала?
- Три тысячи денариев.
Ксанф повернулся и уже хотел было уйти. Но тут один из его учеников спросил:
- Учитель, разве эти красавцы рабы тебе не понравились?
- Нет, почему же? Но они для меня слишком дороги. Я ищу себе простого слугу.
Тогда ученик сказал:
- Так возьми себе этого урода. Мы сложимся. А с работой он справится.
- Что за потеха, - сказал Ксанф, - я куплю себе раба, а вы заплатите за это деньги? Однако шутки в сторону. Моя жена невероятная чистюля и не потерпит в доме такого неопрятного и безобразного раба.
- Но, учитель, - произнес ученик, - разве не ты учил нас, что не стоит слушать женщину.
- Ну ладно, - сдался Ксанф, - сейчас испытаем, на что годится этот урод. Негоже бросать деньги на ветер.
Ксанф повернулся к Эзопу и изрек:
- Смысл жизни не в том, чтобы грустить.
- А с чего бы это мне грустить?
Один из учеников воскликнул:
- Действительно, почему он должен грустить?
Ксанф снова обратился к Эзопу:
- Что ты за человек?
- Как все - из плоти и крови.
- Не об этом речь. Откуда ты такой взялся?
- Из утробы матери.
- Экий ты, право, шутник! Я хочу знать, в каком месте ты появился на свет?
- Моя мать ничего мне об этом не говорила: может, в спальне, а может, в столовой.
Это начинало понемногу злить Ксанфа. Он сказал:
- Какого ты роду-племени?
- Я - фригиец.
- И что ты можешь?
- Я? Да ничего.
- Что ж так?
- Вот эти оба красавца ничего мне не оставили - они ведь все могут.
Один из учеников опять воскликнул:
- Блестяще!
- Хочешь, я куплю тебя? - спросил Ксанф Эзопа.
- Что ты о себе возомнил? Стоишь и задаешь мне без конца вопросы, будто я уже твоя собственность и обязан давать тебе советы. Хочешь меня купить покупай. Не хочешь - ступай подобру-поздорову. Мне-то какое до тебя дело. Хватит тут играть со мной в кошки-мышки.
- Здорово он врезал нашему учителю, - шептались между собой ученики.
А Ксанф сказал:
- Хорошо, я готов тебя купить, да вот только не сбежишь ли ты от меня?
- Кто же будет виноват, если я сбегу? Ты или я?
- Ты.
- Нет, - сказал Эзоп, - ты.
- Я?
- Конечно ты! Будешь относиться ко мне хорошо, я останусь у тебя. А вздумаешь обращаться со мной плохо, не задержусь у тебя ни на день, ни на полчаса, ни на минутку.
- То, что ты говоришь, звучит разумно. Вот только внешность у тебя безобразная.
- Разве это так важно, какое у меня тело. Поинтересуйся лучше, что у меня за ум и душа.
- А что такое, собственно, тело? - спросил Ксанф.
- Это сосуд, что несет сам себя в харчевню и наливается вином. И бывает так, что сосуд безобразен, а вино - превосходное.
Ксанф обратился к Офелиону:
- Сколько ты просишь за него?
А работорговец и говорит:
- Ты что, хочешь надругаться над моим товаром?
- Как тебе могло прийти такое в голову?
- Ты отверг отменных рабов и хочешь приобрести этого выродка? Купи одного из двух красавцев, а этого получишь в придачу.
Но Ксанф снова спросил:
- Сколько ты, однако, просишь за него?
Офелион ответил:
- Шестьдесят денариев, сверх того еще пятнадцать, что пошли на его прокорм.
Тем временем сборщики податей прослышали, что продают рабов, и поспешили к месту торгов, настойчиво спрашивая, кто - продавец, а кто - покупатель. Офелион молчал, словно воды в рот набрал, а Ксанф стеснялся сказать, что купил раба всего за каких-то семьдесят пять денариев. Тогда Эзоп воскликнул:
- Я был продан и был куплен! Но раз никто в этом не признается, тогда, выходит, я - свободный человек.
Ксанф тут же сказал:
- Я купил этого раба за семьдесят пять денариев.
Сборщиков податей рассмешила такая цена, и они освободили Ксанфа от уплаты налога.
И Эзоп вместе с философом Ксанфом и его учениками покинули рынок.
Солнце стояло в зените, жара была изнуряющая, а путь до дома Ксанфа долог. Вдруг Ксанф приподнял подол своего платья и стал мочиться прямо на ходу. Эзоп схватил его за рукав и говорит:
- Продай меня снова, а не то убегу.
- Эзоп, что на тебя нашло?
- Продай меня. Я не смогу тебе служить.
- Кто-нибудь очернил меня в твоих глазах? Назвал, поди, живодером? Не обращай внимания на клевету. Ее для того и выдумывают, чтобы досадить человеку. Людям доставляет иногда радость возводить на меня напраслину.
- Никто на тебя не клеветал. Ты сам себя подвел своим поведением. Ты хозяин, свободный человек, никто тебе не указ, мог бы потерпеть и до дому. А ты что сделал? Помочился на ходу, словно тебя кто гонит! Как же тогда мне быть, если я вдруг получу от тебя срочное поручение? Может, прикажешь мочиться на бегу?
Ксанф спросил его:
- И ты из-за этого так раскипятился?
- А ты как думал!
- Солнце нещадно палит. Если я остановлюсь помочиться, раскаленная земля прожжет мне подошвы до дыр, моча ударит едким запахом в нос, а солнечные лучи напекут мне голову.
- Это убедило меня, - сказал Эзоп, - можешь продолжать свой путь.
- Скажи пожалуйста, а я и не подозревал, что вместо раба приобрел себе хозяина, - ухмыльнулся Ксанф.
Когда они наконец добрались до дому, Ксанф сказал:
- Моя жена помешана на чистоте. Подожди у ворот, пока я не поговорю с ней. А не то, увидев тебя, она потребует назад свое приданое и уйдет из дома.
- Ну, если тобой командует жена... - произнес Эзоп.
Ксанф вошел в дом и сказал, обращаясь к своей жене:
- Больше тебе не придется пенять на то, что меня обслуживают твои служанки. Я купил себе раба.
- Отдыхая в полуденную жару, я видела сон, как ты покупаешь очень красивого раба. Благодарю тебя, Афродита, мой сон исполнился.
- Обожди, жена, тебе предстоит увидеть красоту такого рода, какой тебе еще никогда не доводилось видеть!
Служанки тотчас же принялись обсуждать между собой эту новость. Одна из них сказала:
- Вот и нашелся муж для меня.
- Нет, для меня, - сказала другая.
А третья объявила:
- Он достанется той, что краше всех.
Тогда вторая спросила:
- Уж не думаешь ли ты, что ты красивее меня?
- А то нет! - сказала третья.
Тут жена Ксанфа спросила:
- И где он?
- У ворот, - ответил Ксанф. - Воспитанный человек не переступит порога чужого дома, пока его не попросят об этом. Он стоит и ждет, когда его позовут.
- Ну так зовите его сюда, - распорядилась жена Ксанфа.
А самая сообразительная из служанок подумала про себя: "Пойду-ка я приберу его к рукам".
Вышла она и крикнула:
- Где тут новенький?
Эзоп сказал:
- Здесь!
- Это ты новенький?! А где ж твой хвост?
Эзоп понял, что он для нее все равно что собака, и ответил ей:
- Не поверишь, но он у меня - спереди.
- Хм! Стой и жди!
Служанка вернулась в дом и объявила двум другим рабыням:
- Чем так долго ссориться из-за новенького, ступайте лучше взгляните на этого красавца.
Одна из них тут же выбежала и спрашивает:
- Где тут новенький, мой суженый?
- Вот он я! - говорит Эзоп.
- Ты?! Да ты же страшилище! - закричала в испуге рабыня. - Живо отправляйся в дом! Но ко мне и близко не подходи!
Эзоп вошел в дом. Жена Ксанфа как увидела темное и безобразное лицо Эзопа, так тут же рассвирепела и накинулась на мужа:
- Тонко задумано! Ничего не скажешь! Решил сменить меня на другую и потому привел в дом эту рвань и страшилище! Рассчитываешь на то, что я сразу вернусь к своим родителям! Ты ведь знаешь, что чистота для меня превыше всего. Я не потерплю, чтобы кто-то грязный и в рубище ходил по дому. Верни мне мое приданое, я ухожу!
Тут Ксанф и говорит Эзопу:
- Ну что же ты? Читал мне по дороге нотацию из-за пустяка, а теперь стоишь и молчишь?
- Да пусть катится ко всем чертям! - сказал Эзоп.
- Замолчи! - прикрикнул Ксанф. - Я люблю ее.
- В самом деле?
- Да!
- И хочешь, чтобы она осталась?
- Ну конечно, дурак ты этакий!
Эзоп даже топнул в сердцах ногой.
- Значит, ты хочешь, чтобы я высказал то, что думаю? Пожалуйста! Раз философ Ксанф живет под каблуком у жены, тогда я ткну в него в присутствии учеников пальцем и скажу: "Взгляните на него. Так выглядит тот, кого жена скоро выметет на свалку".
- Недурно, Эзоп, - оценил Ксанф.
- А ты, женщина, - продолжил Эзоп, обращаясь к своей новой хозяйке, - ты хочешь, чтобы твой муж порадовал тебя молодым рабом-красавцем?
- А почему бы и нет?
- И чтобы этот красавчик ходил за тобой по пятам, и в баню тоже, снимал там с тебя одежды, подсаживался к тебе поближе после купания, не сводил бы с тебя глаз, словно ты бесценный сверкающий изумруд. А ты улыбалась бы ему, потом повела бы его к себе в спальню, приказала растирать себе ножки, а потом стала бы целовать его и вытворять с ним такое, что было бы тебе в радость, но опозорило бы философа Ксанфа. Ах, Еврипид, бессмертны твои уста, произнесшие золотые слова:
Ужасно в гневе море пенное,
Ужасен рев потоков с гор и буйство пламени,
Ужасна нищета, насилья власть ужасна,
