Ален Боске - Русская мать
Видно, ты одна и решила судьбу, то есть судьбы - свою, мою и отцову. Отец молчал, сказал, что подумает, и думал, даже ломал голову и по временам, явно взвешивая все "за" и "против", что-то ворчал. Казалось, ему намного трудней, чем тебе, сняться с места в поисках новой родины. Возможно, считал, а был он старше тебя на пять лет, что начинать все заново поздно. Противиться не противился, но хотел, чтобы отъезд сам собой перерос из возможности в необходимость. А ты торопила нас, и кто знает почему. Когда прощальная семейная идиллия на пароходе с красивыми дамами-господами и отважным на нестрашном, правда, а мирном и тихом Дунае капитаном прочно впечаталась в память, я понял, что не знаю - а была ли идиллия вообще? И так и не знал всю жизнь. Отец не тот человек был, чтоб расспрашивать его запросто. А от тебя правды я тем более не добился бы.
Пожалуй, эту пароходную сцену только по лени держал я за лубок супружеской и материнской любви. А как было на самом деле - отправляла ли ты мужа покорять Европу или сама отправлялась погулять с Виктором на две-три недельки на воле? Обеспечивала сыну европейское образование или себе самой, в разлуке с родней, свободу от любопытных глаз, да и от собственной совести и лишних треволнений тоже? В тот день в Лом-Паланке ты же сходила с ума от счастья! Наконец-то сама себе хозяйка, наконец одна с Виктором! А все твои разговоры, об отцовской карьере, о воспитании сына, как ни рассудительны, - всё для отвода глаз. Родная душа - потемки. И что сказать о твоем прошлом? Пришлось бы судить тебя, допрашивать с пристрастием, пытать, пока не признаешься. А за неимением неопровержимых доказательств всякая быль - сказка. Так что, дав на миг слабину, я опомнился, устыдился, беру свои слова обратно и повторяю, с чего начал: конечно же, в 1924 году ты была верной женой и любящей матерью.
Брюссель, 1933
- Ты должен быть первым в классе, ты же самый умный.
- Я буду, мама, буду. Но друзья...
- Твои дружки тебе в подметки не годятся.
- Они хорошие ребята, мама.
- Да ну, остолопы!
- У меня прекрасные товарищи.
- Товарищи не товарищи, главное - отметки. Я горжусь тобой, и папа тоже, хотя он-то помалкивает.
- Одно только плохо: в математике я так себе, а в химии - полный тупица... Все надо зубрить. Если на экзамене хоть немного изменят вопрос, я пропал.
- Хочешь, наймем учителя?
- Не хочу. Почему ты вечно ругаешь школу?
- Потому что в жизни важна только семья. Нам троим надо держаться вместе и бороться.
Защищаться от чужаков, разлучников наших.
- Но нельзя же защищаться от мира и от времени.
- Господи, что за фантазеры тебя окружают!
- Но надо же учиться жить среди людей.
- Живи среди нас с папой. Мы что, тебя не кормим, не поим?
- Но не век же мне с вами вековать!
- А чем мы для тебя плохи? Кто тебе что в уши надул?
- Просто мне хочется, чтобы ты иногда приглашала к нам пару моих приятелей. Я хочу не бороться, а дружить с ними.
- И думать не смей! Звать иностранцев! Скажут еще, что мы нищие, что у меня смешной акцент.
- Но ведь они мои друзья...
- Сегодня одни друзья, завтра другие. Пойдешь на будущий год в четвертый класс, посмотрим...
- Разреши хоть в кино с ними сходить.
- Еще чего! Эти походы до добра не доведут. Сначала кино, потом папиросы, потом барышни.
- Вот я и говорю - позови друзей к нам на чай.
- Хочешь сказать, что тебе нас с папой мало?
- Но мальчики в моем возрасте...
- В твоем возрасте мальчики должны слушаться взрослых.
- Тогда я попрошу папу.
- Папу оставь в покое. Папа работает, у него и без тебя забот полон рот.
- Зануды вы.
- Что за выраженья! Скажи еще, что изверги! Тебе что, плохо живется? Ты же знаешь, что ты для нас - все, ты нам свет в окошке!
- Но позвать моих приятелей все же не мешает.
- Я подумаю.
- Что тут думать, дураку ясно!
- Что ж, я дура, по-твоему? Ах, я дура? Ну, знаешь, это уж слишком.
- Леклерк славный малый, вот увидишь, и Лифшиц тоже, он читает Спинозу, Бергсона.
И Кьеркегора читает.
- Ах, читает!
- А что же еще должен делать отличник?
- Читать, но не такое! Это не по программе.
- А надо непременно по программе?
- У тебя на все есть ответ! Ну тебя совсем. Дай поцелую.
- Сперва скажи, когда позовешь Леклерка и Лифшица.
- Через месяц.
- Нет, через три дня, в субботу.
- В субботу у нас госпожа Мельц.
- Фу, от нее воняет.
- Она же хромая, бедняжка.
- А если хромая, значит, надо мыться раз в год? Или даже раз в четыре?
- Скажи, у тебя желудок как работает?
- Тебе мой желудок важней меня?
- Просто ты от него зависишь. Когда не следишь за ним, становишься злым.
- Да что ты нашла в этой Мельцихе?
- Бедняжка очень страдала. Говорит, выбросилась из окна из-за одного негодяя.
- В таких случаях лучше выслушать обоих. Может, она сама негодяйка.
- Она любит музыку.
- И жила в России, вот вы вместе и льете слезы.
- Ступай-ка займись уроками. Тебе лучше читать, чем глупости говорить.
- Я не глупости говорю, я прошу. Так позовешь в субботу Лифшица с Леклерком или нет?
- Сыночка, ты из меня просто веревки вьешь.
- Тоже мне, веревки!
- Нет, этот твой переходный возраст - сущее наказание! Переходит, переходит, никак не перейдет...
- Ты увидишь, Лифшиц очень умный.
- А вот твоя бабушка говорила: "Умный, да не разумный". А про сердце вам в школе не говорят? Господи, убьют в тебе русскую душу!
- Твоя русская душа - безалаберщина, и больше ничего.
- Ах, сыночка...
- А ты чуть что, сразу в слезы.
- Я никогда не плачу.
- Да неужели?
- Все равно это не повод для насмешек. В каком классе твой Лифшиц?
- В третьем.
- Значит, он старше тебя на год? Скоро начнет тобой помыкать. У старших с младшими всегда так. Что ты с него имеешь?
- Ничего, просто дружбу.
- Ты дружбу, а он службу, чтобы похваляться рабом.
- Он дал мне Тацита и Рейсбрука.
- Поговори о нем с отцом. Посмотрим, что он скажет.
- Ты сама знаешь что: что всякий волен сам выбирать себе друзей. Отец мне ничего не запрещает, говорит, что любой опыт имеет значение, даже заурядный.
- Скажи лучше - отец не интересуется тобой.
- Интересуется, просто не сходит с ума.
- А твой Леклерк. Что еще за клерк-шмерк? Он, наверно, сын конторщика?
- Ученого он сын.
- Тогда другое дело: блат в университете тебе пригодится.
- Значит, мне надо дружить ради блата? Да ни за что на свете!
- Видишь ли, все не так просто. Почему, по-твоему, отец работает день и ночь, а жить нам все трудней и трудней?
- Значит, велишь дружить с Леклерком, кем бы он ни был?
- Ты же все равно якшаешься с ним, пусть уж приходит. Ну а по каким предметам он отличник?
- По латыни и греческому.
- И кому нужна эта мертвечина? Западные дураки, ничему их не научили русские дела!
- Так, значит, в субботу?
- А как же госпожа Мельц?
- Ничего, отменишь. Купи ей одеколон. Авось поймет намек.
- Хочешь навязать мне своих сопливых умников, на которых смотришь разинув рот? Да у них просто есть время на чтенье.
- Ничего подобного. Просто я не хочу дружить на стороне. Хочу вас познакомить. Это и есть любить родителей.
- Сыночка, да ты у меня хитрец! Давай-ка лучше посмеемся, как раньше. Помнишь, как мы с тобой придумывали слова, а отец не понимал и злился?
- Гладивадис и партадез.
- Куступуфум балаколас стравидом.
- Мистим фалатита.
- Стидиримик варакимил.
- Это на старотурецком.
- Нет, на греко-ирландском.
- Нет, на марсианском в сослагательном наклонении.
- Вот видишь, я права: с тобой не поговоришь.
- Конечно, я же веревки из тебя вью.
- Ладно, дурачок, не вьешь. Конечно, мне нужно посмотреть на твоих Леклерка с Лифшицом. И ты молодец, сыночка, что приведешь их...
- Так надо!
- И хорошо, что надо.
- Ладно, сказала "а", говори и "б".
- Что за "б" такое?
- Кино два раза в неделю.
- Хватит и одного.
- А я буду лучше учиться.
- Ты и так учишься прекрасно.
- А могу ужасно.
- Ну что ты за балаболка!
- Кино укрепляет дух. И освежает мозги. Сама на днях говорила.
- Но у папы неважно с деньгами.
- А мы ему не скажем.
- Придется экономить на еде.
- Подумаешь, одной луковкой меньше! Я, кстати, твой лук терпеть не могу. Ты его совсем не умеешь готовить. Его надо ошпаривать кипятком.
- Уговорил, сыночка.
- А нельзя Мельциху пореже звать?
- У тебя совсем нет сердца, сыночка.
- Она оскорбляет мое понятие о красоте.
- Конечно, она не Венера Милосская. Что нет, то нет.
- И на что она тебе сдалась?
- А уж это мое дело, а не твое.
- Вот именно, не мое. Она толстуха и уродина. И еще вонючка.
- А я знаю одну песенку.
- Паратакампум стакатасис валъвирон платап-латакус.
- Мистибальдо.
- Мукмуму.
- Викуч... Будешь хорошим мальчиком?
- Это другой вопрос. Не по хорошу мил.
- Сыночка ты мой!
