Уильям Фолкнер - Было
- Ничего, возьмем его ночью, - сказал мистер Хьюберт. - На приманку. В полночь выставим пикет из негров и собак вокруг дома Тенни- и возьмем его.
- Какой к черту ночью? - сказал дядя Бак. -- Мы с Касом и этот негр, все трое, будем вечером на полпути к дому. А не было ли у кого-то из ваших негров шавки или кого-то такого - чтобы выследила этих собак?
- Болтаться по лесу еще полночи? - сказал мистер Хьюберт. - Ставлю пятьсот долларов, что стоит только вечером подойти к дому Тенни, позвать его, и он наш.
- Пятьсот долларов? - сказал дядя Бак. - Идет! Ни меня, ни его вечером близко не будет от этого дома. Пятьсот долларов! - Они с мистером Хьюбертом свирепо глядела друг на друга.
- Идет! - сказал мистер Хьюберт.
Мистер Хьюберт отправил одного из негров на старом Джейке домой, и примерно через полчаса негр вернулся с куцей черной шавкой и свежей бутылкой виски. Он подъехал к дяде Баку и протянул ему что-то завернутое в бумажку.
- Что такое? - спросил дядя Бак.
- Это для вас, - сказал негр.
Тогда дядя Бак взял и развернул сверток. Там был кусок красной ленты с шеи мисс Софонсибы; дядя Бак сидел на Черном Джоне и держал ленту, как маленькую мокасиновую змею, только не подавал виду, что боится, и, часто моргая, глядел на негра. Потом он перестал моргать.
- Для чего? - спросил он.
- Они послали, и все, - ответил негр. - Они велели сказать вам: "успеха".
- Что сказать? - переспросил дядя Бак.
- Я не знаю, сэр. Они сказали: "успеха".
- Ага, - сказал дядя Бак.
А главка нашла гончих. Сперва они их услышали - издали. Было это перед закатом, и собаки не гнали: они лаяли так, как лают, когда хотят откуда-то выбраться. И выяснилось откуда. Это был сарай для хлопка размером десять футов на десять, посреди поля, милях в двух от дома мистера Хьюберта, и все одиннадцать собак находились внутри, а дверь была подклинена деревяшкой. Негр открыл дверь, собаки вырвались на волю, и все смотрели на них, а мистер Хьюберт, сидя на лошади, глядел в затылок дяде Баку.
- Так, так, - сказал мистер Хьюберт. - Это уже кое-что. Можно опять их использовать. Кажется, им с вашим негром так же мало хлопот, как негру с ними.
- Слишком мало, - сказал дядя Бак. - И ему и собакам. Буду держаться шавки.
- Хорошо, - сказал мистер Хьюберт. Потом сказал: - Черт, поедемте, Фил. Поужинаем. Говорю вам, чтобы поймать этого негра, надо только...
- Пятьсот долларов, - сказал дядя Бак.
- Что? - сказал мистер Хьюберт. Они с дядей Баком смотрели друг на друга. Теперь уже без свирепости. Но и без насмешки. Они сидели в седлах и просто смотрели друг на друга в светлых сумерках, прищурясь. - Что - пятьсот долларов? - сказал мистер Хьюберт. - Что ночью вы не поймаете негра в доме Тенни?
- Что и я и негр будем ночью у меня дома, а ни у какой не у Тенни.
Глаза у них опять загорелись.
- Пятьсот долларов, - сказал мистер Хьюберт. - Идет.
- Идет, - сказал дядя Бак.
- Идет, - сказал мистер Хьюберт.
- Идет, - сказал дядя Бак.
Мистер Хьюберт с собаками и несколькими неграми уехал домой. А он, дядя Бак и негр с шавкой двинулись дальше - негр одной рукой вел старого Джейка, а другой держал шавку на поводке (изгрызенном куске плужного ремня). Дядя Бак дал понюхать шавке кофту Томиного Терла, и тут она, кажется, поняла, кого ищут; ее спустили бы с поводка и поехали бы за ней верхами, но в это время мальчишка-негр затрубил в рог к ужину, и они не рискнули.
Потом совсем стемнело. А потом - он не знал, сколько еще времени прошло, и где они, и далеко ли от дома, хотя ясно было, что не близко, и стемнело уже давно, а они все шли, и дядя Бак время от времени наклонялся и давал понюхать шавке кофту Томиного Терла, а сам отпивал виски из бутылки они обнаружили, что Томин Терл сделал скидку и по длинной дуге стал возвращаться назад.
- Попался, прах его возьми, - сказал дядя Бак. - Залечь хочет. Едем прямо к дому - перехватим его, пока не залег.
Негру было велено спустить шавку и ехать за ней на старом Джейке, а они с дядей Баком поскакали к дому мистера Хьюберта напрямик и только раз остановились на холме, чтобы дать передышку лошадям да послушать голос шавки, шедшей по кривому следу Томиного Терла вдоль речки.
Но Терла они не поймали. Они подъехали к темным негритянским хибарам; у мистера Хьюберта окна еще светились, и кто-то опять трубил в охотничий рог, только уже не мальчишка, - трубил как сумасшедший, такого он никогда не слышал, - и они с дядей Баком разошлись на склоне под домом Тенни. Потом услышали шавку, примерно в миле, и она не шла по следу, а просто лаяла, потом там гикнул негр, и они помяли, что шавка потеряла след. Это было где-то у речки. Больше часа они рыскали по берегу, но Терл как в воду канул. Наконец дядя Бак прекратил поиски, и они опять поехали к дому - теперь и шавка верхом на муле, перед негром. Они подъезжали к негритянским хибарам; на холме, в той стороне, где стоял дом мистера Хьюберта, тоже было темно; вдруг шавка залаяла, соскочила со старого Джейка и помчалась, гавкая при каждом прыжке; дядя Бак тоже спешился, стащил его с лошади чуть ли не раньше, чем он выдернул ноги из стремян, и они побежали мимо темных хибар к той, которую облаивала шавка.
- Попался! - сказал дядя Бак. - Беги к черному ходу. Не кричи - возьми палку и колоти посильнее в дверь.
После дядя Бак признал, что это была его ошибка, что он забыл правило, которое известно малым детям: если напугал негра, никогда не становись прямо перед ним или прямо позади него, зайди сбоку. Дядя Бак забыл об этом. Он стоял прямо против двери, а впереди него стояла шавка и заливалась как оглашенная, умолкая, только чтобы перевести дух: дядя Бак сказал, что он и заметить ничего не успел, только шавка вдруг завизжала, крутанулась - а за ней уже Томин Терл. Дядя Бак сказал, что не видел даже, как открылась дверь: шавка взвизгнула, пробежала у него между ног, а потом Томин Терл пробежал прямо по нему. Даже не подпрыгнул: сшиб дядю Бака, поймал на ходу, не дав упасть, подхватил под мышку, пробежал с ним несколько шагов, приговаривая: "Осторожней, старый Бак. Осторожней, старый Бак", - отбросил и побежал дальше. А шавки уже и слышно не было.
Дядя Бак был цел и невредим; Томин Терл только сбил ему дыхание, когда уронил на спину. Но в заднем кармане у него лежала бутылка с виски - остатки он приберегал до той минуты, когда будет пойман Томин Терл; поэтому он отказывался встать, покуда не убедился, что на нем виски, а не кровь. Дядя Бак тихонько повернулся на бок, а он стал на колени рядом с ним и выгреб из кармана битое стекло. Потом они пошли к дому. Пешком. Негр подвел лошадей, но сесть в седло дяде Баку уже не предлагали. И шавки совсем не было слышно.
- Шагал он быстро, ничего не скажешь, - заметил дядя Бак. - Но собачку ему все равно не догнать, прах его возьми, ну и ночь.
- Завтра поймаем, - сказал он.
- Черта с два, - сказал дядя Бак. - Завтра мы будем дома. И пусть только Хьюберт Бичем или этот негр ступят на мою землю - я велю арестовать их за бродяжничество.
Света в доме не было. Раздавался храп мистера Хьюберта, раскатистый, словно снаряжен был на дальнюю дорогу. Зато сверху не доносилось ни звука, даже когда они прошли по темной передней к самой лестнице.
- Она, наверно, спит в задней части дома, - сказал дядя Бак. - Чтобы можно было крикнуть в кухню, с кровати не вставая. А кроме того, незамужняя дама непременно запрет дверь, если в доме чужие.
Дядя Бак сел на нижнюю ступеньку, а он стал на колени и стащил с дяди Бака сапоги. Потом снял свои, поставил к стене, и они с дядей Баком ощупью поднялись по лестнице в верхний коридор. Тут тоже было темно и ничего не слышно, кроме храпа мистера Хьюберта внизу; они ощупью пробрались по коридору в переднюю часть дома и нашарили дверь. За дверью было тихо, и, когда дядя Бак нажал на ручку, дверь отворилась.
- Слава богу, - прошептал дядя Бак. - Не шуми.
Кое-что стало видно - очертания кровати, москитную сетку. Дядя Бак спустил подтяжки, расстегнул штаны, подошел к кровати, осторожно сел на край, а он опять стал на колени, стянул штаны с дяди Бака, потом стал снимать свои; дядя Бак тем временем отвел москитную сетку, поднял ноги и улегся на кровать. Тут мисс Софонсиба села на кровати позади дяди Бака и крикнула первый раз.
III
На другой день он приехал домой только к обеду - к почти без сил. Он так устал, что даже есть не мог, хоти дядя Бадди решил прежде всего накормить его обедом; если бы ему пришлось проехать еще милю, он ус-пул бы в седле. Он и уснул - наверное, пока рассказывал дяде Бадди, - а когда проснулся, день подходил к концу, и он лежал в сене на дне тряской повозки, а дядя Бадди сидел над ним на скамье точно так же, как сидел на лошади или в своей качалке перед плитой, когда стряпал, и кнут держал точно так же, как ложку, которой мешал, или вилку, которой пробовал еду. Дядя Бак припас для него хлеба с холодным мясом и кувшин пахты, завернутый в мокрую мешковину. Он поел, сидя в повозке, уже под вечер. Ехали они, наверное, быстро, потому что до дома мистера Хьюберта оставалось не больше двух миль. Дядя Бадди подождал, пока он доест. Потом попросил: "Расскажи еще раз", - и он рассказал все снова: как они с дядей Баком отыскали в конце концов свободную комнату, и дядя Бак сидел на кровати, повторяя: "Что за напасть, Кас. Что за напасть", - потом услышали шаги мистера Хьюберта на лестнице, коридор осветился, вошел мистер Хьюберт в ночной рубашке, поставил на стол свечу и стал, глядя на дядю Бака.
