Мария Романушко - Карантин
А вообще, в больничной жизни смешных моментов было мало. Лирических – много, а смеялась я от души, ПО-НАСТОЯЩЕМУ, пожалуй, только из-за “один селёдка”. Когда я засмеялась, я вдруг поняла, как давно со мной этого не было. Мышцы лица словно бы даже разучились это делать. И только когда засмеялась, только тогда и поняла, какое у меня внутреннее напряжение (хорошо скрываемое даже от себя самой).
Вчера Ксюша сказала: “Скорее бы домой!” – и я была рада услышать от неё это.
* * *
Вчера Ксюша сказала:
– Мне вся наша жизнь больничная кажется сном…
(Ой, что-то моя свечка гаснет и гаснет. И вот уже погасла совсем, и я пишу в полной темноте).
Вчера мы были в гостях в соседней палате – у Димочки. Димочка на два месяца младше Ксюши. Димочка лежал в реанимации, у него дифтерия с сильнейшими осложнениями: на сердце и на нервную систему. Кстати, у Димочки прививка была, но от дифтерии она его не спасла. Как и всех остальных, кто здесь. Во всём отделении только Ксюша без прививки.
Димочка – прелестный мальчуган. (Нет, всё-таки со свечкой было лучше!) А ещё Димочка удивительный хохотун: даже когда он плачет – кажется, что смеётся. Тоже парадоксальный ребёнок. Ему делают много уколов (шесть раз в день!), но уколы он переносит стоически – без слёз, сам ложится на животик и спускает штанишки. Его так нещадно колют уже второй месяц, его мама Таня говорит, что Димочкина попка стала похожа на решето. А ему – ничего! Никакого протеста и сопротивления. (Ксюша наблюдает за этим с изумлением. Димочка вызывает у неё уважение). Но тот же самый Димочка отчаянно визжит и брыкается, и плачет, когда мама чистит ему уши. И панически боится глотать таблетки! Вот такие разные дети. А Димочкина мама изумляется тому, что Ксюша лопает таблетки, как конфетки. Вот такие разные детки!
А в гостях у Димочки мы играли в школу: занимались изучением азбуки и счётом. Таня была как бы учительницей, а Димочка и Ксюша – учениками. И Ксюша с удовольствием отвечала на вопросы “учительницы”! Она приняла правила игры, ей было интересно – и никаких зажимов, никакого стеснения! Никакого аутизма.
* * *
Сегодня вечером у нас в палате был маленький пожар. Поставила вскипять воду для чая, воткнув кипятильник в большую кружку с водой, а сами уселись уютненько на моём топчане почитать перед сном Андерсена…
И вдруг – над кружкой взвивается столб пламени! Отбрасываю книгу, вскакиваю, бегу… (кружка на другом конце палаты, на пеленальном столике), выдёргиваю кипятильник из розетки! Но уже горит скатерть, пакет, полотенце!…
Сгребаю это всё со стола и бегу с полыхающим комом в руках в предбанник к умывальнику… Засовываю пламя под воду… Шипение… запах гари…
Поразительно, что при этом не обожгла руки. Несла огонь в руках – и не обожглась!
…Возвращаюсь в палату с мокрыми, обгоревшими предметами нашего интерьера. Ксюша сидит, застыв, как в игре “замри”, с расширенными глазами. Нет, говорит, не испугалась. Не успела. Ну, разве чуть-чуть…
Сильный запах гари, горелой проводки. Оказывается, перегорел шнур у нашего кипятильника… Открываем окно, да пошире.
Из “сестринской” выбегает Галина Павловна и бежит по коридору с криками: “Что горит?! Где? что горит?…”
Через минуту она заглядывает и к нам: “У вас ничего не горит?” – “Ничего,” – с чистой совестью говорю я. “А запах гари слышите?” – “Да, запах слышим…”
Она уходит, озадаченная, так и не выявив источника странного запаха, а нас с Ксюшей начинает бить нервный смех…
– Всё, Ксюня, – говорю я, – это – знак! Больше больничных чаёв не будет. Следующий чай будем пить уже дома…
* * *
25 октября 1994 года, вторник, 4 часа утра.
Под нами – реанимация. Я проснулась час тому назад и долго и тщетно пыталась уснуть. Уснуть – невозможно: из реанимационного бокса доносятся душераздирающие стоны… Слышимость такая, что кажется: этот несчастный стонет не этажом ниже, а прямо у нас в палате. (Наверное, потому, что во время капремонта, который всё ещё длится и никогда, видимо, не будет завершён, сделали дыру сквозную в полу в углу палаты – “окно” в реанимацию). Я закрывала голову одеялом, затыкала уши пальцами – бесполезно: от этих стонов и криков не отгородишься. Тогда я поняла, что мне нужно помолиться об этом страдальце. Помолившись, я немного успокоилась и напомнила себе: я в больнице – и это естественно, что я слышу стоны, ведь больница – это БОЛЬ…
* * *
5 утра. Стоны под нами стихли… Уснул – или?… Помилуй, Господи, этого несчастного. Может, я для того и проснулась, чтобы помолиться о нём? Может, он одинок и помолиться о нём больше некому?
Нет, это не так! За нас всегда молятся светлые силы, они всегда рядом. На одной человеческой молитве мир не удержался бы…
…Пять утра, без конца укрываю Ксюнечку, очень досадно мне, что она хлюпает носом. Но в октябре да в больнице не захлюпать?… Тем более, в больнице, в которой производится капитальный ремонт! И потому она в таком состоянии – как после бомбёжки…
* * *
Вчера Ксюша сказала: “Давай, когда вернёмся домой, будем заниматься только рукоделием и спортом”.
– А еду готовить?
– Ну, ещё готовить еду, – соглашается Ксюша.
– А путешествовать по нашим любимым местам?
– Ну, ещё путешествовать, – соглашается Ксюша.
– А книжки читать?
– Ну, ещё читать книжки, – соглашается Ксюша.
– А ходить в гости? А в цирк? А на занятия в “Ладогу”?
Она захохотала, мы обнялись и закружились вместе под медитативную музыку…
– А помнишь, как ты была маленькая, и мы с тобой вот так же танцевали: ты у меня на плече?
– Помню.
– Помнишь, как ты любила Марио Ланцо? “Валенсия, Валенсия!…”
– Помню!
Какое счастье, Господи, что и она это помнит!
* * *
…Вспоминаю тудности первых больничных дней: как она меня отталкивала от себя. И как я обижалась на это, впадала в отчаянье и устраивала выяснения отношений…
Прости меня, моя хорошая. Ужасно стыдно теперь за все эти нелепые выяснения. Как же я была зациклена на себе! Зациклена на своих переживаниях: любишь – не любишь?… сильно – или не очень?… И не только к тебе с этим приставала, но и к папочке, и к Антоше: любишь – не любишь?
Мне кажется, больница меня от этого вылечила. Не дай Бог заболеть когда-нибудь вновь этой болезнью…
Да и тебя больница расколдовала. Ведь раньше ты ни с кем, кроме своей семьи, не общалась. И не хотела общаться! А теперь…
– Ведь мы отыщем Женечку, правда? – спрашиваешь ты уже в который раз.
– Обязательно отыщем!
Выходит, что не зря мы сюда попали. Не было бы счастья, да несчастье помогло… Господь всякую боль может обернуть во благо человеку. И слава Богу за всё.
* * *
25 октября 94, вторник.
Когда проснулась Ксюнечка, я сообщила ей о своём решении уехать прямо завтра. Она это восприняла с ликованием.
* * *
…И вот уже четыре часа дня, а мы всё складываемся и складываемся в большом азарте. Сворачиваем нашу экспозицию… Ксюша уже упаковала три больших пакета. С особой тщательностью запаковывался Дом гномов.
– Да… кончается наша больничная жизнь, – философично заметила дочка. – Начинается жизнь домашняя!
Снимаем картинки со стен. Стены постепенно оголяются… Являя нам своё серое убожество.
– Ой-ой! Погоди снимать всё сразу! – вскрикнула Ксюша. – А то страшно становится… Нам же ещё одну ночь здесь ночевать.
И всё-таки мы здесь славно пожили. Спасибо Господу за всё.
* * *
Картинки больничной жизни, которые останутся в памяти надолго:
Утренние пробуждения. Дерево в окне, ласково улыбающееся нам каждым листиком…
– Как они качают головами!… – шепчет Ксюша.
* * *
Первые дни: пёрышки, трещинки на стене… Она искала образы, искала красоту!
* * *
Ксюнечка встала на ножки! Слабенькая, как былинка. Но бодрая духом. Тихонько топает по палате.
– Вышагиваешь?
– Вышагиваю!
* * *
“Оказывается, в больнице действительно можно подружиться! Ты была права”, – сказала Ксюша, когда мы вернулись от Димочки к себе в палату.
– Давай подсчитаем, с кем мы тут подружились, – предложила она и стала перечислять: – Дима, Юрочка… Андрюша Набоков, Женечка… И другие две девочки.
– Яна и Олеся.
– Да. Ещё Клавочка, Серёжа…
Я рада, что Серёжку она причислила к друзьям.
* * *
Многое, многое запомнится из этой удивительной жизни. А больше всего, как папа, Антон и Анюта приходили к нам. Каждый приход, каждое проникание в чумную больницу (да к тому же в палату!) было подвигом любви. Спасибо вам, милые, родные. Вы нас очень поддерживали. Для Ксюши эти ваши явления были настоящим праздником. Она ликовала, прыгала от радости и кричала: “Ура! ура!!!” Ваши приходы были потрясающей энергетической и эмоциональной подпиткой.
