Больше, чем это - Несс Патрик

Томаш с Реджиной молчат.

Сет понимает, что ответ известен и так. К этому все вело.

— Тюрьма?

Томаш старательно отводит взгляд. Реджина тоже сперва смотрит в сторону, однако потом решительно оборачивается к Сету:

— Туда нельзя.

— Что нельзя? Ты же не знаешь, что я скажу.

— Знаю. Потому и говорю, что нельзя.

— Никак, никак нельзя, — умоляюще твердит Томаш. — Никак.

Сета раздражает эта неожиданная несговорчивость. С тех самых пор, как он сюда попал, тюрьма напоминала о себе постоянно. Маячила вдали, скрываясь за холмом, или просто давила своим незримым присутствием. Как причина, по которой его жизнь когда-то пошла не по тому пути, не по тому, где он мог бы радоваться и быть счастлив.

Он избегал ее инстинктивно, машинально.

И вот теперь, когда ему сказали, что туда нельзя, сразу кажется, что другой цели нет и быть не может. Потому что, если это место лишь плод его воображения — какой-то выверт сознания, примиряющий со смертью, или действительно ад, куда он угодил, — в любом случае тюрьма играет первостепенную роль. Там могут найтись разгадки.

Но если Реджина все-таки права и это в самом деле настоящий мир, то в тюрьме сейчас сидят его родные.

— Показывайте, — говорит он наконец. — Отведите меня к тюрьме.

39

— О-о-ой! — Томаш обеими руками загребает свою шевелюру в две горсти. — Так и знал! Так и знал, что к этому придет.

— Слишком опасно, — качает головой Реджина. — Водитель нас не подпустит.

— Но он ведь не все время торчит у тюрьмы, — возражает Сет. — Когда-то же он отправляется на свои объезды.

— Он узнает, что ты там, и на этот раз дырой в груди не ограничится.

— Подозрительно быстро зажившей дырой, вам не кажется? — Сет хлопает себя по ребрам и морщится, попав по синяку. — Можно же пробраться.

— Не заставляй меня, — просит Томаш. — Не надо, пожалуйста! Не хочу опять.

— Опять?

— Я там очнулся, — вздыхает мальчишка. — Сплошные гробы… И непонятно, кто в них, что им снится, да и живы ли они вообще. — Он заламывает руки (Сет впервые видит этот книжный жест в реальной жизни). — И мама.

— Твоя мама? — переспрашивает Сет.

Томаш не отвечает, только двигается ближе к Реджине, которая обнимает его, затушив сигарету, чтобы он мог порыдать ей в живот.

— Я нашла его, когда он удирал от Водителя, — поясняет она. — Едва ноги унесли. Потом неделю убеждала его, что я не ангел и не демон.

— Да, знакомо, — протянул Сет. — А что там с его мамой?

— Это тебя не касается. Соображениями и наблюдениями я поделюсь, но есть вещи личные.

— Значит, ты говоришь, все в тюрьме…

— Ну, не весь остальной мир, конечно. Но из этого города очень многие. Наверное, должны быть и другие такие места, только кто знает, где они. И кто их охраняет.

— Но мы же можем…

— Мы не идем в тюрьму. Ни в коем случае.

— Ты-то ходила, раз именно там нашла Томаша.

Реджина замирает:

— Бекку убили. Ту женщину, с которой я познакомилась. Я не знала, куда еще податься.

Сет смотрит на нее пристально:

— И поэтому рванула в самое опасное место?

Реджина стряхивает крошку пепла с языка и задает обманчиво простой вопрос:

— А ты куда бежал сегодня утром?

Повисает долгая пауза. Реджина подтаскивает все еще всхлипывающего Томаша к сигаретной стойке, и они вдвоем усаживаются на пол. Томаш, закрыв глаза, приваливается к Реджине.

— Почему, — недоумевает Сет, — если все остальные там, я очнулся в своем старом доме?

Реджина пожимает плечами:

— Я тоже была у себя. Наверное, у них просто место кончилось. Или время. Поэтому кого-то кладут «по месту жительства».

— Паршиво организовано, по-моему.

— А кто сказал, что это вообще организовано? Может, все делалось впопыхах, типа, не до жиру, быть бы живу?

— В смысле?

— Ты этот мир видел? — Реджина изгибает бровь. — Где все звери? Откуда вся эта пыль, грязь и разруха? За восемь лет столько не накопится. Когда случился пожар по ту сторону дороги? До или после? А погодные перепады? — Она снова пожимает плечами. — Может, реал попросту начал разваливаться, и нам уже ничего другого не осталось, как из него сбежать?

Молния сверкает так ярко, что все подскакивают, даже сидящий с закрытыми глазами Томаш. Замерев на секунду, мир разражается долгим раскатом грома, а потом барабанным боем дождя по стеклу. Ливень обрушивается на витрину с небывалой яростью, словно одержимый желанием ворваться внутрь и схватить их.

Томаш засыпает, положив голову Реджине на колени. Сет, раздобыв несколько банок с едой, усаживается рядом. Они едят пластиковыми ложками, стараясь не разбудить Томаша. Дождь снаружи рокочет, словно водопад.

— Не припомню таких дождей, — говорит Реджина. — В Англии-то. Ураган какой-то.

— В твоей теории слишком много слабых мест, — рассуждает Сет, через силу глотая чуть теплые спагетти. — Почему, например, я у себя дома, а родители с братом еще где-то?

— Не знаю. Можно только догадываться. Вот гробы, они ведь точно к чему-то подключены, но куда идет этот провод из дна, если электричества нигде нет?

— Да, я тоже видел.

— И вот это… — Она стучит пальцем по затылку. — Разъем под кожей?

— Но если тут такие технологии, — недоумевает Сет, вспоминая заодно про металлизированный пластырь, — почему мы не перенесли их с собой в виртуал?

— Может, нам хотелось, чтобы там все было попроще?

— Тебе очень просто жилось?

Реджина смотрит на него сурово:

— Не передергивай.

— А так, конечно, после твоих разъяснений все стало куда проще. Очень кстати, тебе не кажется?

— Опять двадцать пять? Нас с Томашем не существует? Тебя еще раз треснуть? Я с радостью.

— Дождь, который потушит огонь и заодно удержит нас здесь, чтобы наговориться. Дыра в груди, которая почти сразу зарастет, чтобы я мог убежать. Подозрительно удачно складывается, нет?

— Человек везде логику найдет, — хмыкает Реджина. — Так отец говорил. Мы берем случайные события и увязываем их друг с другом, сами себе придумывая логику, потому что так нам удобнее, и плевать, насколько она соответствует действительности. — Девочка оглядывается на Сета. — Обманываем себя ради самосохранения. Чтобы крыша не поехала.

Томаш у нее на коленях начинает ворочаться, бормоча во сне по-польски: «Нет, нет!» Реджина протягивает руку, думая его разбудить, но он уже успокаивается.

— Те самые сны, да? — догадывается Сет.

— Наверное.

— А тебе что снится?

— Это личное, — отрезает Реджина.

— Ну, извини. Ты сама начала про отца…

Несколько минут они жуют в угрюмом молчании.

— Так вот, значит… — не выдерживает Сет. — Если весь мир ушел в виртуал, почему, умирая, мы оказываемся здесь? По идее, мы должны просто перезагрузиться и все.

— Не знаю. Но ведь там люди тоже умирали. Моя тетя Женевьева, например, умерла от рака поджелудочной. А папа… — Она откашливается. — Но, с другой стороны, если виртуал должен быть неотличим от реала, чтобы мы забыли прежнюю жизнь, то без смерти тоже нельзя. Может, иначе наш мозг почуял бы подвох. Если умираешь в виртуале, то умираешь по-настоящему, потому что такова жизнь.

— Но мы ведь не умерли по-настоящему. — Сет снова злится, думая о том, что случилось с Оуэном, с Гудмундом, с ним самим. — Да и зачем все это вообще? Зачем жить в мире, где по-прежнему хреново? Если виртуал якобы настолько идеален, что в нем забываешь обо всем остальном…

— Не спрашивай, я понятия не имею. Моя мама там вышла за этого урода, отчима. — Ее рука невольно тянется к затылку. — Я знаю одно: дай человеку возможность тупеть и ожесточиться, он ее не упустит. В любой действительности.

— А здесь-то мы как очутились? — не сдается Сет. — Где тогда другие только что умершие и свежеочнувшиеся?

— Наверное, в этом мире мы тоже должны были умереть. Но я свалилась с лестницы и ударилась определенным участком головы. Ты утонул и тоже ударился головой — в том же самом месте. Томми… — Она переводит взгляд на спящего мальчишку. — Томми, конечно, говорит, что его ударило молнией, но мне кажется, он просто не хочет вспоминать. Его право, только все равно — тот же участок головы. Какой-то сбой прямо в контакте. Грузит систему и вместо того, чтобы дать нам умереть, просто разъединяет, выкидывает в реал. — Она бессильно роняет плечи. — В общем, так нам кажется. — Она легонько проводит рукой по спутанным волосам Томаша.