Габриэль Маркес - Недобрый час
Вернувшись к стойке, он увидел рядом со своим стаканом бутылку, на которой чернилами был отмечен уровень жидкости.
- Это я сделал специально для вас, - сказал дон Роке, лениво обмахиваясь веером.
Они были одни в заведении. Судья Аркадио налил себе полстакана и не спеша начал пить.
- Знаете что? - сказал он.
Не поняв, слышит его дон Роке или нет, судья Аркадио продолжал:
- Еще будет заваруха.
Дон Сабас был занят отвешиванием на кухонных весах своего маленького, как у птички, обеда, когда жена сказала, что снова пришел сеньор Кармайкл.
- Скажи ему, что я сплю, - шепнул он ей на ухо.
И, правда, уже десятью минутами позже он спал. Когда он проснулся, воздух был горячим и жара парализовала весь дом. Шел уже первый час.
- Что тебе снилось? - спросила у него жена.
- Ничего.
Она не будила его, дожидаясь, чтобы он проснулся сам. Через минуту она вскипятила шприц, и дон Сабас сделал себе в бедро укол инсулина.
- Уже года три как тебе ничего не снится, - сказала жена, запоздало выражая разочарование.
- Черт побери! - крикнул он. - Чего ты от меня хочешь? Нельзя видеть сны по заказу!
Как-то раз, несколько лет тому назад, дон Сабас, задремав ненадолго после обеда, увидел дуб, на котором вместо цветов росли бритвы. Правильно истолковав этот сон, жена выиграла по лотерее.
- Не увидел сегодня, увидишь завтра, - примирительно сказала она.
- Ни сегодня, ни завтра! - раздраженно ответил дон Сабас. - Не воображай, что я буду видеть сны специально для твоих глупостей.
Он опять прилег на постель, пока жена наводила порядок в комнате. Все режущие и колющие предметы были уже давно отсюда изгнаны. Через полчаса дон Сабас медленно поднялся, изо всех сил стараясь не давать воли гневу, и стал одеваться.
- Так что же сказал Кармайкл? - спросил он ее.
- Зайдет позднее.
Они заговорили снова, только когда сели за стол. Дон Сабас клевал по крошке свою нехитрую диету, а она поставила перед собой обильный завтрак явно чрезмерный, если посмотреть на ее хрупкую фигурку и томное выражение лица. Она долго раздумывала, прежде чем решилась задать вопрос:
- Чего он хочет?
Дон Сабас даже не поднял головы.
- Чего он может хотеть? Денег, конечно.
- Так я и думала, - вздохнула жена и с сочувствием продолжала: - Бедный Кармайкл! Через его руки, и уже столько лет, проходят целые груды денег, а ему приводится жить на подаяния.
Говоря, она постепенно утрачивала интерес к завтраку.
- Дай ему, Сабасито, - сказала она. - Бог тебя наградит.
Жена положила на тарелку крест-накрест вилку и нож и с любопытством спросила:
- А сколько ему нужно?
- Двести песо, - невозмутимо ответил дон Сабас.
- Двести песо?
- Представь себе!
В отличие от воскресений, которые были самыми загруженными его днями, понедельники у дона Сабаса были обычно спокойными. Он мог часами дремать у себя в конторе перед электрическим вентилятором, в то время как скот в его стадах рос, тучнел и умножался. Сегодня, однако, не выдалось ни одной свободной минуты.
- Все из-за жары, - сказала она.
В бесцветных зрачках дона Сабаса снова сверкнула искра раздражения. В узкой комнате со старым письменным столом, четырьмя кожаными креслами и грудами сбруи по углам жалюзи были опущены и воздух был теплый и клейкий.
- Возможно, - согласился он. - Никогда в октябре не бывало такой жары.
- Пятнадцать лет назад, в такую же самую жару было землетрясение, сказала жена. - Помнишь?
- Не помню, - рассеянно ответил дон Сабас. - Ты прекрасно знаешь, что я никогда ничего не помню.
А к тому же, - неожиданно зло огрызнулся он, - сегодня у меня нет никакого желания говорить о несчастьях.
Он закрыл глаза и, скрестив руки на груди, сделал вид, что засыпает.
- Если придет Кармайкл, - пробормотал он, - скажи ему, что меня нет.
Взгляд его жены стал умоляющим.
- Ты плохой человек, - сказала она.
Он не ответил ей. Она вышла, бесшумно затворив за собой дверь из проволочной сетки.
Уже вечерело, когда дон Сабас, поспав по-настоящему, открыл глаза и, словно сновидения не кончились, увидел перед собой алькальда, терпеливо дожидающегося его пробуждения.
- Такому человеку, как вы, - улыбнулся алькальд, - ложась спать, следует закрывать глаза.
Дон Сабас ни одним мускулом лица не выдал своей растерянности.
- Для вас, - ответил он, - двери моего дома всегда открыты.
Он протянул было руку позвонить в колокольчик, но алькальд остановил его.
- Не хотите кофе? - спросил дон Сабас.
- Сейчас не хочу, - сказал алькальд, обводя комнату тоскующим взглядом. - Здесь было так хорошо, пока вы спали. Будто я был в другом городке.
Дон Сабас потер глаза.
- Сколько сейчас времени?
Алькальд посмотрел на свои ручные часы.
- Скоро пять. - А потом, выпрямившись в кресле, мягко спросил: Поговорим?
- Похоже, - сказал дон Сабас, - что ничего другого мне не остается.
- Как и мне, - уверил его алькальд. - В конце концов, это уже ни для кого не секрет. - И с той же спокойной непринужденностью, без единого резкого слова или жеста продолжал: - Скажите, дон Сабас, сколько голов скота, принадлежащего вдове Монтьель, угнали по вашему приказу из ее стойл и переклеймили вашим клеймом с тех пор, как она предложила вам купить его?
Дон Сабас пожал плечами.
- Не имею ни малейшего представления.
- Я думаю, вы помните, - сказал алькальд, - как это называется.
- Кража скота, - отозвался дон Сабас.
- Именно, - подтвердил алькальд. - Предположим, например, - все так же спокойно продолжал он, - что за три дня угнали двести голов.
- Если бы! - вздохнул дон Сабас.
- Значит, двести, - сказал алькальд. - Вы знаете условия: с каждой головы пятьдесят песо муниципального налога.
- Сорок.
- Пятьдесят.
Молчание дона Сабаса было знаком согласия. Он сидел, откинувшись на спинку пружинящего кресла, вертел на пальце кольцо с черным блестящим камнем, и сто взгляд был прикован к воображаемой шахматной иске.
Алькальд смотрел на него пристально и без малейшего намека на жалость.
- Но это еще не все, - продолжал он. - С сегодняшнего дня весь скот из наследства Хосе Монтьеля, у кого бы он ни оказался, находится под защитой муниципалитета.
Ответа не последовало, и он продолжал:
- Эта бедная женщина, как вам известно, совсем рехнулась.
- Ну а Кармайкл?
- Кармайкл, - сказал алькальд, - уже два часа находится под охраной.
Дон Сабас окинул его взглядом, который можно было счесть при желании как восхищенным, так и растерянным, и вдруг, затрясшись в неудержимом
- Какой случай, лейтенант, а? Вам, наверно, такое и не снилось!
К вечеру у доктора Хиральдо появилось отчетливое чувство, будто он вернул себе немалую часть своего прошлого. Миндальные деревья на площади снова покрылись пылью. Еще одна зима подходила к концу, но ее тихие, крадущиеся шаги оставляли глубокий след в его памяти.
Падре Анхель возвращался с вечерней прогулки, когда увидел, как доктор пытается просунуть ключ в замочную скважину своей приемной.
- Вот видите, доктор, - улыбнулся он, - даже дверь не откроешь без воли божьей.
Он повернул в замке ключ, и теперь все его внимание принадлежало падре Анхелю. В сумерках лицо падре казалось расплывчатым багровым пятном.
- Минутку, падре, - сказал доктор и взял его локоть. - Мне кажется, у вас не в порядке печень.
- Вы так думаете?
Врач включил свет над входом и оглядел лицо священника скорее с человеческим, нежели профессиональным, участием; потом отворил затянутую сеткой дверь приемной и включил свет в комнате.
- Не будет ничего плохого, падре, если вы пять минут уделите вашему телу. Давайте-ка проверим кровяное давление.
Падре Анхель торопился, но, уступая настояниям врача, прошел в приемную и стал закатывать рукав.
- В мое время, - сказал он, - этих штук не было.
- Ваше время, падре, продолжается по сей день, улыбнулся он.
Пока врач смотрел на шкалу прибора, падре оглядывал комнату с тем наивным любопытством, какое вызывают обычно приемные врачей. На стенах висели пожелтевший диплом, литография фиолетовой девочки с разъеденной голубой щекой и картина с изображением врача, оспаривающего у Смерти обнаженную женщину. В глубине кабинета, за железной койкой, выкрашенной в белый цвет, стоял шкаф с пузырьками. На каждом пузырьке была этикетка. У окна стоял застекленный шкаф с инструментами, рядом - два таких же с книгами. Единственным различимым запахом был запах денатурата.
Лицо доктора Хиральдо, когда он кончил измерять давление, не говорило ничего.
- В этой комнате не хватает святого, - пробормотал падре.
Доктор обвел взглядом стены.
- Не только здесь, - сказал он. - Во всем городке.
Он положил тонометр в кожаный футляр, энергичным рывком задернул "молнию" и продолжал:
- Должен сказать, падре, что давление у вас очень хорошее.
- Я так и думал, - отозвался священник и немного удивленно добавил: Никогда еще я не чувствовал себя так хорошо в октябре.
