Элизабет Гаскелл - Жены и дочери
– А Холлингфорд как раз занят обустройством своей новой лаборатории в Тауэрз, так что постоянно ездит туда-сюда. Да и Агнесса подумывает о том, чтобы приехать в поместье и подышать свежим воздухом, как только достаточно окрепнет после родов. И даже моей неугомонной натуре через две-три недели прискучит всякое веселье, если такая жара продержится хоть сколько-нибудь долго.
– Пожалуй, я тоже смогу приехать на несколько дней, если ты позволишь, мама. Я привезу с собой Грейс, в последнее время она такая бледная и худенькая, бедняжка. Боюсь, она растет слишком быстро. Так что я вполне уверена в том, что тебе не будет скучно.
– Моя дорогая, – заявила леди Камнор, выпрямляясь, – стыдно скучать, располагая такими возможностями. А ведь у меня еще есть обязательства перед другими и перед собой!
Итак, план в его нынешнем виде был представлен лорду Камнору, который отозвался о нем в высшей степени одобрительно. Впрочем, так обстояли дела и со всеми прожектами его супруги. Быть может, характер леди Камнор и представлялся ему временами несколько нудным, зато он неизменно восхищался всеми ее словами и поступками и даже хвастался умом, добросердечием и чувством собственного достоинства супруги в ее отсутствие, словно пытаясь хоть таким способом укрепить свою куда более слабую натуру.
– Очень хорошо! Нет, поистине великолепно, право слово! Клэр составит вам компанию в Тауэрз! Я и сам не смог бы придумать ничего лучшего! Я присоединюсь к вам в среду, чтобы успеть к началу праздника в четверг. Этот день мне всегда нравился, а дамы из Холлингфорда такие милые и дружелюбные… А потом я проведу один день с Шипшенксом и, быть может, съезжу в Эшкомб повидать Престона – моя Браун Джесс вполне управится с этим, восемнадцать миль в одну сторону… Решено! Ах да, мне же предстоит еще вернуться обратно в Тауэрз! Дважды по восемнадцать, сколько это будет – тридцать?
– Тридцать шесть, – резко бросила леди Камнор.
– Точно. Как всегда, вы правы, дорогая. И Престон тоже умный и сообразительный малый.
– Он мне не нравится, – заявила миледи.
– Да, за ним нужен глаз да глаз, но он ловкий малый. Кроме того, он такой симпатичный, что я не понимаю, как вы можете его не любить.
– Мне нет дела до того, как выглядят управляющие. Они не принадлежат к тому классу людей, на чью внешность я обращаю внимание.
– Разумеется, не обращаете. Тем не менее он – симпатяга, а заставить вас проникнуться к нему дружелюбием должен тот интерес, который он проявляет к Клэр и ее перспективам. Он постоянно предлагает отремонтировать что-нибудь в ее доме, а еще я знаю, что он посылает ей фрукты, цветы и дичь столь же регулярно, как делали бы мы сами, если бы жили в Эшкомбе.
– Сколько ему лет? – осведомилась леди Камнор, у которой возникли смутные подозрения насчет мотивов, которые двигали этим замечательным человеком.
– Что-то около двадцати семи, как мне представляется. Ага! Понимаю, о чем вы подумали, ваша милость. Нет! Нет! Он слишком молод для этого. Если вы хотите выдать бедную Клэр замуж, то искать надо кого-нибудь постарше, мужчину средних лет, Престон для этого не годится.
– Я – не сводня, как вам прекрасно известно. И никогда не занималась ничем подобным даже ради собственных дочерей. И вряд ли стану делать это для Клэр, – сообщила миледи, небрежно откидываясь на спинку кресла.
– Что ж! Вы запросто можете сделать что-нибудь и похуже. Я начинаю думать, что она никогда не добьется успеха в качестве учительницы, хотя почему так происходит, не представляю. Она ведь необычайно красивая женщина для своего возраста, и то, что она долго жила в нашей семье, а вы так часто держали ее подле себя, должно было пойти ей на пользу. В общем, миледи, что вы скажете насчет Гибсона? Он как раз в том возрасте, что нужно… вдовец… да и живет недалеко от Тауэрз.
– Я только что сказала вам, что не занимаюсь сводничеством, милорд. Полагаю, нам лучше ехать по старой дороге, люди в тамошних гостиницах знают, кто мы такие.
И они заговорили о делах насущных, не имеющих отношения к миссис Киркпатрик и ее перспективам, академическим или матримониальным.
Глава 9. Вдовец и вдова
Миссис Киркпатрик была счастлива принять приглашение леди Камнор. Оно было именно тем, на что она надеялась, но чего не смела ожидать, поскольку полагала, что благородное семейство на некоторое время прочно обосновалось в Лондоне. А для нее Тауэрз оставался самым приятным и роскошным домом, в котором она мечтала провести отпуск. И хотя миссис Киркпатрик была не из тех, кто строит далеко идущие планы или заглядывает вперед, она вполне отдавала себе отчет в том, как поднимется ее авторитет в глазах очень многих достойных людей, если у нее будет возможность заявить, что она останавливалась у «дорогой леди Камнор» в Тауэрз. И она с волнительной радостью стала готовиться к тому, чтобы присоединиться к миледи 17-го числа. Гардероб ее не требовал, впрочем, особых забот, а даже если бы и так, то у бедной леди не нашлось бы на это денег. Она была очень красива и изящна, что позволяло ей выглядеть весьма недурно даже в поношенных платьях. К тому же, скорее следуя своему врожденному вкусу, а не испытывая какие-либо глубокие чувства, Клэр выбирала нежные тона – лиловые и серые, – зная, что при добавлении некоторого количества черного она вполне обеспечит себе пристойный вид во время второго периода траура. Предполагалось, что платье в этом стиле, которое очень ей шло, она носит в память о мистере Киркпатрике, однако на самом деле она предпочитала его потому, что оно имело аристократичный вид и не требовало особых затрат. Ее роскошные волосы имели тот золотистый оттенок, который почти никогда не сменяется сединой, а потому, осознавая их красоту (и отчасти оттого, что стирка капоров – удовольствие не из дешевых), она предпочитала ходить с непокрытой головой. Цвет ее лица был того яркого тона, какой часто бывает у рыжеволосых, и единственный урон, который понесла ее кожа, состоял в том, что из матово-нежной она превратилась в блестящую, почти не меняясь с эмоциями, отражавшимися на ее лице. Она больше не краснела, хотя в возрасте восемнадцати лет очень гордилась своим внезапным румянцем. Глаза у нее были мягкими, большими и небесно-голубыми; в них не таилось какого-либо особенного выражения или тени, что, пожалуй, объяснялось льняным цветом ее ресниц. Фигурка ее несколько округлилась и стала полнее, чем в молодости, но движения оставались такими же мягкими и волнообразными, как и прежде. В целом она выглядела намного моложе своего возраста, который уже почти вплотную приблизился к сорока. Голос у нее был очень приятного тембра, а вслух она читала правильно и отчетливо, что очень нравилось леди Камнор. Собственно говоря, по какой-то необъяснимой причине Клэр пользовалась необыкновенным успехом, оставаясь куда большей фавориткой леди Камнор, чем кто-либо другой из членов семьи. Хотя все Камноры до некоторой степени любили ее, полагая, что будет совсем не лишним иметь в доме кого-либо, кому были хорошо известны их вкусы и привычки, кто всегда готов был поддержать разговор, если в том возникала надобность, или же внимательно слушал, причем с подкупающе умным видом, если предметом беседы не являлись серьезная литература, наука, политика или социальная экономика. Что же касается романов и поэзии, путешествий и сплетен, личных впечатлений и анекдотов, то Клэр всегда высказывала именно те замечания, которых ожидали от внимательного слушателя. При этом у нее хватало здравого смысла ограничиваться короткими восклицаниями, выражающими удивление, восхищение и восторг, которые могли означать что угодно, когда речь заходила о малопонятных вещах.
Так что бедную учительницу-неудачницу ожидала весьма приятная перемена – возможность уехать из собственного дома с его поистершейся и убогой мебелью (репутация и мебель достались ей от ее предшественницы два или три года тому), унылым видом из окон и нищенским окружением, как это часто бывает на задворках маленьких провинциальных городков. Она уже предвкушала, как будет восседать, мягко покачиваясь, в роскошном экипаже, катящем по Тауэрз-парку, специально отправленном за нею; как выйдет из него, с удовлетворением осознавая, что вышколенные слуги позаботятся о ее баулах, зонтиках от дождя и солнца и накидке и что ей не придется тащить их на себе, как это случилось, когда она направлялась вслед за тележкой со своим багажом к остановке дилижансов в Эшкомбе нынче утром. А затем, ступая по мягким, пышным коврам, лежащим на широких ступенях пологой лестницы, войдет в личную комнату миледи, прохладную и восхитительно свежую даже в столь жаркий день, и вдохнет аромат, исходящий от больших ваз, наполненных розами всех цветов и оттенков. На столе вместе с ежедневными газетами и журналами всегда лежали несколько неразрезанных романов. Вместо стульев здесь были только мягкие кресла, обитые мебельным ситцем или индийским коленкором с рисунком из цветов, растущих в саду.
