Джон Голсуорси - Из сборника Пять рассказов
Остаюсь, сэр,
преданный вам
Чарлз Вентнор.
Сильванесу Хейторпу, эсквайру".
Прочтя это письмо, старый Хейторп несколько минут не шевелился. Вентнор, этот стряпчий, который так вызывающе вел себя на собрании кредиторов!
Есть люди, которых плохие новости мгновенно лишают всякой энергии и ясности мыслей. И есть другие, которые сначала просто не воспринимают их. До старого Хейторпа все дошло достаточно быстро; хуже этой угрозы, исходящей от юриста, и быть не могло! Но сразу старый мозг его лихорадочно заработал со всей расчетливостью стоика. Что в действительности известно этому субъекту? И что именно он может предпринять? Одно было ясно: если даже он знает все, не в его власти расторгнуть дарственную. О детях беспокоиться нечего. Старик понимал, что на карту поставлено только его положение. Но, по правде говоря, и этого достаточно; имя, известное всем целых полвека, состояние, независимость, а может, и еще кое-что большее. В его годы и при его слабости немного потребуется, чтобы все компании, в которых он состоит членом правления, выбросили его. Но что известно этому субъекту? На что решиться? Предоставить ему действовать - пусть из кожи лезет! - или попробовать войти с ним в переговоры? И ради чего Вентнор старается? У него всего десять акций! Стоило ли поднимать такую кутерьму из-за покупки судов, тем более, что для компании это первоклассная сделка. Да! Совесть его чиста. Он не предал своей Компании, наоборот, оказал ей отличную услугу, добыл по дешевке четыре исправных судна, и то после сильного сопротивления. То, что он мог оказать Компании услугу еще большую и купить суда всего за 54 тысячи, ничуть его не смущало: шесть тысяч пойдут на другое дело, более путное, а сам он при этом не прикарманил ни гроша! Но какое побуждение у этого адвоката? Злоба? Похоже на то. Он зол, потому что ему не удается разбогатеть, и вот теперь бросает ему вызов. Хм! Если это так, то, может, еще удастся вывернуться. На глаза ему случайно попалась розовая записочка с голубой незабудкой. Казалось, это все, что осталось ему от жизни, а письмо в другой руке... боже мой, можно ли пасть ниже? С глубоким, прерывистым вздохом он подумал: "Нет, не сдамся я этому типу".
- Ванна готова, сэр.
Смяв и сунув оба письма в карман халата, он сказал:
- Помогите мне подняться и позвоните мистеру Фарни, попросите его заглянуть ко мне...
Через час, когда явился секретарь, его председатель сидел у камина, внимательно просматривая бумаги Компании. И пока секретарь ждал, чтоб его заметили, и смотрел, как дрожат листы в слабой пухлой руке, на него вдруг нашло философское настроение, которое не часто посещает людей его склада. Кто-то сказал, что человек только тогда и бывает счастлив, когда его не одолевают страсти, не на что надеяться и не для чего жить. Но удалось ли кому-нибудь достичь этого? У старого председателя, например, до сих пор осталась страсть добиваться своего, он до сих пор сохранил свой престиж и чрезвычайно дорожил им. И секретарь сказал:
- Доброе утро, сэр. Надеюсь, этот восточный ветер не повредил вам? С покупкой судов все закончено.
- Это лучшее, что когда-либо сделала Компания. Слыхали вы об акционере по фамилии Вентнор? Вы знаете его, я думаю.
- Нет, сэр. Не знаю.
- Ладно! Может быть, вы получите письмо, которое откроет вам глаза. Бесстыжий мерзавец! Пишите, я продиктую.
"14 февраля 1905 г.
Чарлзу Вентнору, эсквайру.
Сэр,
я получил ваше письмо от вчерашнего числа, содержание которого мне непонятно. Мои стряпчие получат указания принять необходимые меры".
"Фью! Что все это значит?" - подумал секретарь.
- "Искренне ваш..." Давайте подпишусь.
И на лист легли дрожащие буквы: "Сильванес Хейторп".
- Отправьте это письмо, когда уйдете.
- Что-нибудь еще, сэр?
- Нет. Но дайте мне знать, если узнаете что-либо об этом типе.
Когда секретарь вышел, старик подумал: "Так! Этот мерзавец еще не созвал собрания. Если ему нужны деньги, он живо прибежит сюда, подлый шантажист!"
- Мистер Пиллин, сэр. Подождете с завтраком или накрыть в столовой?
- В столовой.
При виде этого живого мертвеца старый Хейторп даже пожалел его. Джо и так выглядит скверно, а эти новости совсем его доконают. Джо Пиллин взглядом проверил, закрыты ли обе двери.
- Как чувствуешь себя, Сильванес? Я - ужасно. - Он подошел ближе и зашептал: - И зачем ты заставил меня подписать эту дарственную? Я, видно, с ума сошел. У меня был какой-то Вентнор. Не понравился он мне. Спрашивал, знаю ли я миссис Ларн.
- Ха! А ты что?
- Что я мог сказать? Я же и вправду ее не знаю. Но зачем он узнавал?
- Пронюхал что-то.
Джо Пиллин обеими руками ухватился за край стола.
- Ох! - пробормотал он. - Ох! Не может быть!
Старый Хейторп протянул ему смятое письмо. Прочтя его, Джо Пиллин свалился в кресло у камина.
- Возьми себя в руки, Джо. Тебя они не тронут и не смогут ни расторгнуть сделку, ни отменить дарственную. Они могут свалить меня, вот и все.
Губы Джо Пиллина задрожали.
- Как ты можешь сидеть здесь как ни в чем не бывало? Ты уверен, что меня не тронут?
Старый Хейторп угрюмо кивнул.
- Они сошлются на Акт, но он еще не вошел в силу. Они могут обвинить меня в злоупотреблении доверием. Но я обведу их вокруг пальца. Не вешай носа, уезжай за границу.
- Да, да. Конечно. Я очень плох. Я думал ехать завтра. Но не знаю, как быть, - из-за того, что это висит надо мной. И еще хуже, что мой сын знаком с ней. Он и Вентнора знает. А я просто не смею сказать Бобу правду. О чем ты думаешь, Сильванес? Ты на себя не похож.
Старый Хейторп будто вышел из оцепенения.
- Есть хочу, - сказал он. - Оставайся, позавтракаем вместе.
- Завтракать! Да у меня кусок в рот не идет. Что же ты думаешь делать, Сильванес?
- Надую подлеца.
- А если не сможешь?
- Куплю его. Он ведь тоже мой кредитор.
Джо Пиллин снова поглядел на него.
- Ты всегда был таким энергичным и храбрым, - сказал он с тоской. Скажи, тебе не случалось просыпаться ночью между двумя и четырьмя? Я просыпаюсь, и все кругом черным-черно.
- А ты хлебни чего-нибудь покрепче на ночь, мой мальчик.
- Надо бы. Иногда и самому противно быть таким трезвенником. Но я не выношу алкоголя. Говорят, твой доктор запретил тебе пить?
- Вот именно. Оттого я и пью.
Задумчиво глядя в огонь, Джо Пиллин сказал:
- Это собрание... как ты думаешь, оно состоится? Неужто этот человек в самом деле все знает? Если мое имя попадет в газеты...
Но, встретившись с маленькими, глубоко посаженными глазками старого друга, Джо умолк. - Так ты советуешь мне ехать завтра?
Старый Хейторп кивнул,
- Завтрак подан, сэр.
Джо Пиллин сильно вздрогнул и встал.
- Ну, до свидания, Сильванес, до свидания! Вряд ли вернусь до лета, если вообще вернусь. - Он понизил голос: - Я полагаюсь на тебя. Ты удержишь их, да?
Старый Хейторп приподнял руку, и Джо Пиллин вложил в эту отечную, дрожащую лапу свои длинные бледные пальцы.
- Мне бы твое мужество, - сказал он уныло. - До свидания, Сильванес. И, повернувшись, вышел из комнаты.
А старый Хейторп подумал: "Слабонервный он, бедняга! Разлетелся вдребезги при первом же ударе!" И за завтраком ел еще больше, чем обычно.
2
Придя в свою контору и разобрав корреспонденцию, Вентнор, как и ожидал, нашел письмо от "этого старого проходимца". Из содержания письма Вентнору было ясно, что надо твердо решать, чего же ему добиваться. К счастью, он не примешивал к этим расчетам заботу о собственном достоинстве - просто ему не хотелось оказаться в дураках. Вопрос был в том, что ему дороже - деньги или... справедливость? Если справедливость, то надо созвать экстренное собрание и сообщить ему, что м-р Пиллин, продавший свои суда за 60 тысяч фунтов, сделал дарственную запись на шесть тысяч фунтов на имя дамы, с которой даже незнаком, - а она приходится дочерью, опекаемой или еще бог знает кем председателю Компании, который, кстати, заявил на общем собрании, что от этой сделки зависит, останется ли он в правлении; надо лишь сделать это и потребовать, чтоб старик объяснил такое поразительное совпадение. Убежденный, что объяснения его делу не помогут, Вентнор не сомневался в скорой гибели этого старого чучела, к тому же навеки погибнет репутация старого Пиллина и его многообещающего сына. Но, с другой стороны, триста фунтов - большие деньги, и если старый Хейторп скажет ему: "Зачем затевать весь этот шум? Вот примите мой должок!", - может ли человек дела, умудренный житейским опытом, позволить чувству справедливости (хоть у него и было сильное желание удовлетворить его) взять верх над тем, что, в конечном итоге, тоже было справедливо - ведь старик чертовски давно не платит ему своего долга. При этих обстоятельствах решающую роль сыграли слова: "Мои стряпчие получат указания", - потому что Вентнор недолюбливал других стряпчих и был хорошо знаком с законом о клевете; если же, паче чаяния, дело сорвется, он, Чарлз Вентнор, сядет в лужу, а этого он терпеть не мог как по роду занятий, так и по складу характера. Тем не менее после напряженных размышлений он наконец ответил Хейторпу следующее:
