Джек Керуак - Сатори в Париже. Тристесса (сборник)
С безначального времени и в нескончаемое будущее мужчины любили женщин, не сообщая им, и Господь их любил, не сообщая, и пустота не пустота, ибо нечем ей пустеть.
Не да ли, Господь Звезда? – Убыла морось, коя разбила мой покой.
Часть вторая
Год спустя…
Никогда не убывает морось, что не разбивает никакого покоя – Я не сказал ей, что люблю ее, но когда уехал из Мексики, начал о ней думать и тогда начал говорить ей, что любил ее, в письмах, и почти сказал, и она тоже писала, прелестные испанские письма, говоря, что я милый, пожалуйста давай поскорее обратно – Я дал поскорее обратно слишком поздно, нужно было вернуться Весной, чуть не вернулся, денег не было, лишь коснулся границы Мексики и ощутил это рвотное чувство Мексики – поехал дальше в Калифорнию и жил в хибаре с молодым монахом Буддистского типа, каждый день гости, и отправился на север к Пику Опустошения и провел лето, угрюмствуя в Глухомани, едя и спя один – сказал: «Скоро отправлюсь обратно, к теплым объятьям Тристессы» – но ждал слишком долго.
О Господи, зачем ты поступил так со своими ангельскими-я, эта порча-жизнь, эта фу драная сраная тусня, полная рвоты, и ворья, и умиранья? – неужто нельзя было поместить нас в гнетущие небеса, где все и без того весело? – Что ль ты Мазохист, Господь, что ль Индейский Податель, что ль Ненавистник?
Наконец я вернулся в комнату к Быку после четырех тысяч мильного вояжа с горного пика у самой Канады, само по себе ужасное путешествие, не стоит и вяка об нем – и он вышел и привел ее.
Сразу меня предупредил: «Не знаю, что с ней не так, она поменялась за последние две недели, даже за последнюю неделю —»
«Это из-за того, что знала о моем приезде?» подумал я мрачно —
«Она закатывает припадки и лупит меня по башке кофейными чашками, и теряет мои деньги, и падает на улице —»
«Да что же с ней не так?»
«Дурцефалы – я говорил ей не перебарщивать с ними – Знаешь сам, только старый торчок с многолетним опытом знает, как с сонниками обращаться, – а она не слушала, она не знает, как ими пользовать, три, четыре, иногда пять, как-то раз двенадцать, это уже не та Тристесса – Я же чего хочу, жениться на ней и дать ей свое гражданство, видишь, как считаешь, хорошая мысль? – В конце концов, она моя жизнь, я ее жизнь —»
Я видел, что Старый Бык влюбился – с женщиной, и звать ее не Морфина.
«Я ее никогда не трогаю – это лишь брак по расчету – понимаешь, о чем я – я не могу на черном рынке сам себе дрянь добывать, я не умею, она мне нужна, а ей нужны мои деньги».
Бык получал $150 в месяц от трастового фонда, учрежденного его отцом перед смертью – отец любил его, и я понимал, за что, потому как Бык человек милый и нежный, хоть чутка и жулик, много лет в Нью-Йорке он свою тягу к дряни поддерживал тем, что крал где-то $30 каждый день, двадцать лет – Несколько раз в тюрьме сиживал, когда у него находили не тот товар – В тюрьме он всегда был библиотекарем, он великий ученый, во многих смыслах, с изумительным интересом к истории и антропологии, и не к чему-то, а к французской символистской поэзии, Малларме превыше прочих – Я не о другом Быке сейчас, который великий писатель и написал «Торчка» – Это другой Бык, постарше, почти 60, я писал в его комнате стихи все прошлое лето, когда Тристесса была моя, моя, а я брать ее не желал – У меня было какое-то глупое аскетическое либо целибатическое представление, что я-де не должен трогать женщину – Мое касание могло бы ее спасти —
Теперь уже поздно —
Он приводит ее домой и тут же я вижу, что-то не так – Она ковыляет внутрь дрожко у него на руке и выделяет слабую (хвала за это Богу) улыбку, и вытягивает жестко руку, я не знаю, что делать, но поддерживаю ее руку на весу повыше, «Что такое с Тристессой, она болеет?»
«Все последние месяцы она была парализована вдоль всей целой ноги, а руки у нее были в кистах, О ужасно эта девочка болела последний месяц»
«А сейчас что с ней не так?»
«Шш – пусть сядет —»
Тристесса обнимает меня и медленно выравнивает свою милую смуглую щеку с моей, с редкой улыбкой, а я играю сбитого с толку американца почти сознательно —
Смотри, я еще спасу ее —
Беда в чем, что я с ней буду делать, как только завоюю? – это как завоевать ангела в преисподней, и тогда ты удостоен спуститься с нею туда, где хуже, а может, и свет там будет, какой-то, в нижине, может, это я сумасшедший —
«Она сходит с ума», говорит Бык, «те дурцефальные сонники так со всеми поступают, с тобой, с кем угодно, мне плевать, с кем».
Фактически, сам Бык с ними перебрал две ночи спустя и доказал это —
Проблема торчков, наркоманов, боже их благослови, благослови их тихие задумчивые души, в том, чтобы срастить – Со всех сторон они в загоне, они постоянно несчастны – «Если бы правительство каждый день давало мне вдосталь морфия, я был бы совсем счастлив и совсем желал бы работать медбратом в больнице – Я даже отправил правительству свои мысли по этому поводу, письмом в 1938-м из Лексингтона, как решить наркотическую проблему, приспособив торчков к работе, с ежедневными дозами для них, пусть подземку убирают, что угодно – если только они будут получать свое лекарство, с ними все будет хорошо, как и с другими больными людьми – Это как с алкоголиками, им нужно лекарство —»
Не помню всего, что произошло, кроме последней ночи, до того роковой, до того кошмарной, такой безотрадной и безумной – Лучше все сделать так, зачем наращивать?
Началось все с того, что у Быка закончился морфий, болел, чуть перебор с сонниками, что он заглотил (секанолы) компенсировать нехватку морфия, и поэтому он ведет себя младенчески, неопрятен, вроде как сенилен, не так скверно, как в ту ночь, когда спал у меня в постели на крыше, потому что Тристесса обезумела и крушила все у него в комнате, и била его, и падала на пол прямо головой, дурцефалов она понакупила в аптеке, Бык ей больше не давал – Встревоженные квартирохозяйки маячат у двери, думают, мы ее бьем, но это она нас бьет —
То, что она мне сказала, как на самом деле обо мне думает, сейчас вышло наружу, год спустя, на год опоздало, а мне нужно было только одно сделать – сказать ей, что люблю ее – Она обвинила меня в том, что я мерзкий планакеша, велела мне убираться из комнаты Быка, пыталась стукнуть меня бутылкой, пыталась забрать мой кисет с табаком и оставить себе, мне пришлось с нею бороться – Мы с Быком спрятали хлебный нож под ковриком – Она просто сидит на полу, как умственно отсталое дитя, с вещами разными возится – Обвиняет меня в том, что пытаюсь курить марихуану из моего табачного кисета, но там только «Дёрэмский Бык» мне для самокруток, ибо у продажных сигарет внутри химикат, от которого они твердые, а это вредит моим восприимчивым флебитным венам и артериям —
В общем, Бык боится, что она его убьет среди ночи, выгнать мы ее не можем, раньше (неделю назад) он вызывал легавых и скорые, и даже так они ее не выкурили, Мексика – Поэтому он приходит ночевать ко мне в постель новой комнаты, с чистыми простынями, забывает, что он уже заглотил два сонника и принимает еще два, после чего слепнет, не может найти свои сигареты, щупает вокруг и сшибает все, писается в постель, разливает кофе, что я ему приношу, мне приходится спать на полу каменном, среди клопов и тараканов, я всю ночь его поношу, надув губки: «Смотри, что ты делаешь с моей славной чистенькой постелью»
«Ничего не могу с собой сделать – Мне еще пульку найти надо – Это пульман?» Он протягивает спичку и считает, будто это капсула морфия. «Ложку мне принеси» – Он собирается забодяжить ее и двинуться – Господи – Утром в серое время он наконец уходит и спускается к себе в комнату, спотыкаясь со всеми своими пожитками, включая «Ньюзуик», который бы ни за что никогда не прочел – Я выливаю его банки ссак в туалет, они все чисто голубые, как синий Сэр Джошуа Рейнолдза, я думал: «БОЖЕ МОЙ, должно быть, он при смерти!» но оказывается, то были банки синьки для стирки – Тристесса тем временем поспала и ей лучше, и они как-то спотыкаются там и вмазываются, а на следующий день она возвращается, стучится Быку в окошко, бледная и прекрасная, уже не ацтекская ведьма, и очень мило извиняется —
«Она через неделю опять сядет на дурцефалы», говорит Бык – «Но я ей больше не дам» – Проглатывает один сам —
«А ты их зачем жрешь!» ору я.
«Потому что я умею, я уже сорок лет торчу»
Настает затем роковая ночь —
Я уже наконец-то в такси и только на улице сказал Тристессе, что люблю ее – «Yo te amo» – Никакого ответа – Она лжет Быку и говорит ему, что я сделал ей гнусное предложение, сказав «Ты спала со многими мужчинами, почему не поспать со мной» – Ничего подобного я никогда не говорил, только «Yo te amo» – Потому что я и впрямь ее люблю – Но что с нею делать – До сонников она никогда раньше не врала – Фактически раньше молилась и ходила в церковь —
